затем внутренний слой комбинезона. Под ножницами захрустели металлические
спирали. Показались обнаженные ноги. Ножницы быстро добежали до конца;
пустая оболочка сморщилась и опала. Перед нами лежал без сознания нагой
человек.
кто лежал на плите. Это был молодой человек лет двадцати. На его густой
светлой шевелюре запеклась кровь. Беззащитное нагое тело находилось в
поразительном контрасте с прикрывавшей его черной оболочкой, которая
валялась теперь на полу, как содранная шкура животного. Чуть заметно
выделялись лиловые пятна на животе, бедрах и груди, там, где в момент
внезапного торможения в тело впились трубки регулятора давления. Раскинутые
руки свисали со стола, бескровное лицо имело синеватый оттенок, во впадинах
над ключицами, словно вырезанными в алебастре, почти неуловимо дрожал пульс.
притянул сверху передвижные экраны и погасил все лампы. В воцарившейся тьме
экраны вспыхнули фосфорическим светом. Мы наклонились над ними. Все суставы,
кости, сочленения были целы. Шрей включил свет и оттолкнул экраны, безвучно
ушедшие к потолку.
придвинулся к столу и свободно охватил голову юноши. Зажужжали усилители:
Шрей исследовал мозг. Вдрут он выпрямился:
к инъекции шприцами. Иглы углубились в белую кожу предплечий. Жидкость стала
быстро уходить из стеклянных цилиндров.
внезапно затормозилось вместе с ракетой, кровь продолжала по инерции
двигаться вперед. Защитные приспособления скафандра могли лишь частично
смягчить удар: они увеличили давление на грудь и как бы окружили повязкой
шею, но ничего не могли сделать против огромного усиления внутричерепного
давления. Нужно было ожидать многочисленных разрывов сосудов и кровоизлияния
в мозг; была сильно повреждена его кора. Вреня от времени по лежавшему
бессильно телу проходила легкая судорога. Мне показалось, что начинается
агония.
кривые электротока, он один видел, что происходило в мозгу лежавшего перед
ним человека Мы с Анной могли лишь с надеждой смотреть на его лицо. В эту
минусу я впервые увидел, что оно прекрасно У него была большая голова с
высоким лбом, но величина ее не казалась чрезмерной, как благодаря своему
строению не кажутся несоразмерными огромные готические соборы. Глаза его
были прищурены, остро сверкали темные зрачки.
либо будет эпилептиком... Все ли готово?
ни на кого из нас, добавил, как бы обращаясь к самому себе:
чуткими руками автоматов, легко улеглось на белоснежной плоскости стола.
Стеклянное лепестки купола герметически сдвинулись и сейчас же вздрогнули
стрелки индикаторов анестезирующей аппаратуры. Тихо зашипел в трубках сжатый
кислород. Мягкие захваты придерживали суставы рук и ног. Подставка с
хирургическими инструментами повисла над головой больного. Вновь показались
рукоятки со шприцами, а из боковой ниши выдвинулся кровопровод, похожий на
змеиную голову с острым язычком, готовым в любое мгновение вонзиться в
артерию оперируемого.
операционного стола. Он сел перед экраном, на котором виднелась голова
пилота, засунул руки по локоть в красные резиновые нарукавники. В глубине их
находились металлические рычаги, при нажатии на которые с подставки,
висевшей над головой больного, как лапа со сжатыми когтями, выдвигались по
очереди необходимые инструменты. Не ожидая, пока Шрей позовет меня, я
подошел с левой стороны к столу, чтобы контролировать деятельность сердца и
дыхание оперируемого. Анна с другой стороны наблюдала за снабжением его
организма кровью.
Иногда звякал инструмент, который возвращался на свое место, или слышались
легкие потрескивания, когда на обнаженные артерии накладывались зажимы для
остановки кровотечения. В глубине экрана виднелся уже оголенный череп,
сверла трепанаторов впились в кость и двигались вокруг головы, отмечая свой
путь полосой пропитанных кровью костяных стружек. Потом придвинулись
элеваторы и, захватив тупыми когтями срезанную часть черепной коробки,
приподняли ее. Как только черепная кость была поднята, красно-синяя масса
мозга стала вылезатъ из черепа. Лениво пульсировали крупные артерии,
разветвленные в мозговой коре. Шрей изменил масштаб увеличения, и теперь на
экране уже виднелся не весь череп оперируемого, а лишь увеличенное во много
раз операционное поле, обрамленное лентами осушающих кровь губок. Тонкий,
сверкающий, как серебряный волос, нож опустился прямо вниз к мозгу и
коснулся его, как мне казалось, исключительно нежно. Но оболочка мозга
немедленно лопнула и в ней образовалось отверстие. Изнутри хлынул поток
крови, вынося свернувшиеся куски. Эжекторы очищали от крови операционное
поле, направляя узкие струйки физиологического раствора, который
последовательно окрашивался то в розовый, то в красный, и, наконец, в
вишневый цвет. Кровь продолжала струиться, автоматически сменялись салфетки.
Шрей согнулся, его руки, глубоко засунутые в резиновые нарукавники, не были
видны, и лишь по дрожи плеч можно было догадаться о том, как лихорадочно
быстро работают они.
авгомата, следящего за кровообращением. Не отрывая глаз от экрана, Шрей
приказал:
велико его напряжение. Я переключил все аппараты, находящиеся с моей
стороны, под контроль Анны и быстро сел за боковой пюпитр. Здесь находился
другой экран, на котором виднелась обнаженная грудь оперируемого. Я включил
ланцеты, и они немедленно впились в кожу. Зажимы схватывали сосуды, которые
почти уже не кровоточили. Давление быстро падало, автомат подавал сигнал все
более низкого тона. Это был уже не прерывистый звук, а протяжный, печально
ослабевающий рев. Оперируемый умирал. Я чувствовал, что у меня немеет лицо,
и действовал как можно быстрее. Вдруг послышался высокий, пронзительный
звук, и на наших экранах кровавым пламенем вспыхнули сигналы, показывающие,
что сердце пилота останавливается. Еще один удар - и конец. Исчерпав свои
силы, оно остановилось.
Наконец показалось широкое отверстие. Бывшие наготове трубки аппаратуры,
подающей кровь, углубились в темное пространство грудной клетки, которое я
осветил, направив внутрь с обеих сторон струи света. Рычаги охватили аорту,
главная артерия была перерезана и прихвачена вакуумом к трубкам; я быстро
включил кровообращение - раздалось все ускоряющееся чмоканье насоса,
индикаторы начали двигаться вверх, давление росло. Консервированная кровь
вливалась в глубь мертвого тела.
подающей кислород. Все циферблаты над экраном стали пульсировать в
нарастающем темпе, искусственное сердце и искусственные легкие работали.
Ничего больше сделать я не мог. Я смотрел на висящее, как плод, среди синих
легких мертвое сердце пилота. Прошла минута, за ней другая, оно не
двигалось.
прокладывала себе путь в глубь остывающего тела; не помогали ни согревающие
приборы, ни вливание раствора гепарина. Шрей продолжал, оперировать труп,
лежавший, как мраморная статуя, на наклонной плоскости стола.
Рука автомата двигалась взад и вперед, осушая крупные капли, заливавшие ему
глаза. Рот, сжатый в острую как нож, линию, застыл в болезненной гримасе.
четвертая минута смерти, затем пятая.
прямо в сердце. Внезапно эта серо-синяя груда мускулов вздрогнула и
затрепетала.
пронизанное током, проходящим через платиновые электроды, вздрогнуло,
остановилось и вдруг без всякого перехода начало ритмически двигаться.
все короче; я наклонился и посмотрел на экран Шрея.
плавающими в ней сгустками; прозрачный раствор, вливаясь тонкими струйками,
без устали промывал череп; инструменты то выдвигались, то отходили назад,
стремясь поставить на место ткани мозга, но набухшая ткань, расползаясь,