выдергиваются из каркаса, и секция отделяется. Устройство одинаково в
главном шаре и в шести меньших шарах.
большим шаром. С противоположной стороны приближался священник, с выражением
лица, присущим только священникам. Бьюсь об заклад - они вырабатывают его,
наблюдая за трупами.
аплодисментами. Черного жеребца с серебряными подковами затолкали на
маленькую платформу и туго натянули сложную сбрую, после чего я его оседлал.
Бентсон шлепнул меня по пояснице перед тем, как выдернуть болтающийся шнур,
о котором упоминал Гойтола. Щелкнули задвижки, все замолчали. Верхняя секция
деревянной клетки открылась. Аэростат начал подниматься. Рино и его помощник
поспешно откупорили бочонок и отпрянули назад. Рино отдал мне честь. Стропы
и шлеи упряжи вокруг меня натянулись и заскрипели. Звероподобная рожа Рино
сгинула внизу. Я был в воздухе!
мог броситься в сторону или вздыбиться. Пожалуй, попытавшись оседлать этого
зверя на земле, я был бы в большей опасности, чем здесь, в небе.
прелестниц на одном из балконов. Она бросила в меня букетик розовых цветов,
но порядочно промахнулась; женщины редко проявляют меткость в таких делах. Я
приподнял в ответ шляпу, и толпа внизу ответила приветственным ревом. Я
снова посмотрел вниз, разыскивая в этом скопище своих друзей и сестру. Но у
меня закружилась голова, и я быстро поднял глаза и стал смотреть перед собой
и вверх.
из перемежавшихся шелковых клиньев голубого и черного цвета - цветов
Малайсии. По бокам торчали короткие, широкие крылья из папье-маше, а спереди
свирепо скалилась голова рогокрыла из того же материала с раскрытым клювом и
сверкающими серебряными зубами. Я мог оценить, какое впечатление производила
эта выдумка по могучему "О-о-о!", вырывавшемуся из глоток голпы по мере
того, как мы проплывали между зданиями.
поудобнее и уже более спокойно созерцал блестящую на солнце поверхность Туа
и множество кораблей, покоящихся на водной глади. Их палубы были густо
усыпаны задранными к небу лицами. На дальнем берегу реки начинались
виноградники и тянулись до самого горизонта, теряясь в дымке. Весь Букинторо
лежал подо мной.
грациозные фигуры и приближались ко мне, гонимые ровной пульсацией сильных
крыльев. Я помахал им шляпой. Они в ответ замахали руками.
было шесть, трое мужчин и три женщины. Из одежды на каждом было лишь
какое-то подобие набедренной повязки. В этом смысле они не делали различий
по полу, так что у женщин грудь тоже была обнажена. На троицу летающих
женщин я смотрел благожелательно. Они были юные и прекрасно сложены, но
когда юность кончалась, они теряли способность летать и после должны были
топтать землю, как и все мы. Они улыбались и кувыркались в воздухе,
бесшабашно и жизнерадостно, как дельфины в море.
счастье, как мне повезло! Как страстно я желал, чтобы Армида была со мной...
порхали вокруг, и ветерок от сильного биения их крыльев овевал мне лицо.
Сатсума и река. Прямо подо мной был св. Марко. Аэростат проплыл между его
башнями-близнецами, на которых тоже стояли летающие люди, приветствующие
меня, смеющиеся, бросающиеся в воздух. Слева от меня были тюрьма и
университет, за которым высился Холм Основателей, увенчанный беспорядочно
разбросанными громадами зданий Дворца Епископального Совета. Повсюду
остроконечные башенки, бельведеры, шпили и сотни статуй на балконах,
фронтонах и крышах.
привязанные к охватывающей баллон сети. Впереди - за скопищем трущоб - я мог
различить цепь дворцов и замков, которыми была отмечена старая линия обороны
Малайсии: Чабриззи, древний Мантеган, Дио и величественный Ренардо. За ними
начинались подножия холмов Прилипит, где виднелись передовые рубежи наших
врагов - турок. Именно к ним медленно плыл аэростат, направляемый крылатым
эскортом.
что со мной нет и Бентсона. Я бы хотел, чтобы он увидел, как прекрасен наш
маленький мир. Все было восхитительно с этой возвышенной точки зрения, даже
трущобы, даже сыро-мятни и скотобойни, которых было полно на излучине реки.
Сидя верхом на скакуне с серебряными подковами, я обозревал наш
город-государство весь, целиком. Я как будто смотрел на раскрытый, тикающий
часовой механизм. Я видел, что каждая его часть связана с другой и зависит
от нее, и что за тысячелетия совместной работы они притерлись друг к другу
самым лучшим образом.
захвачен возвышенными чувствами. Я испустил приветственный крик нашему
городу, и прекрасные создания, сопровождающие меня, его подхватили.
поднимались над дворцами и укреплениями, окружавшими Малайсию, все лучше
становились видны шатры противника. Вскоре весь лагерь Стефана Твртко был
как на ладони.
жарой почти до самого дна.
производилась беспорядочная бомбардировка Малайсии. За орудиями раскинулось
то, что выглядело, скорее, маленьким городом, чем военным лагерем.
располагались в центре, самый великолепный из них принадлежал, несомненно,
Твртко; турецкая любовь к симметрии сказалась в его расположении, он
находился в самой середине города, в окружении шатров своих подчиненных.
Вокруг этого шатра были посажены деревья, но они засыхали от нехватки воды.
На их ветвях сидели стервятники, взмывшие в воздух при нашем появлении.
натянутых на колья шкур. Здесь обитали всевозможные бродяги и оборванцы, во
все века примазывающиеся к армиям - арабы, черкесы и другие бродячие
племена, надеющиеся на военную добычу, сербы, греки, армяне, евреи, все
жаждущие извлечь выгоду из военных действий. Можно было также видеть великое
множество коней и верблюдов, нестройными рядами теснящихся вдоль высыхающего
ручейка.
глядя на нас. Я вглядывался в королевский шатер. Самого короля не было
видно, хотя из шатра вышли три богато одетые фигуры, чтобы, как и все
остальные, поглазеть на нас. Мы летели достаточно низко, чтобы разглядеть,
что у двоих из этих трех были большие черные бороды и усы.
вызвать. В таком миниатюрном виде они меня восхищали.
другой стороне ручья. Там было воздвигнуто небольшое количество деревянных
шестов, увенчанных тюрбанами, и множество простых каменных надгробий.
Лагерное кладбище уже обзавелось своими постояльцами. Плакальщицы на
кладбище глядели на нас в смятении и бросались под укрытия деревьев.
раздутого рогокрыла с живым всадником, парящего над их головами, вселил ужас
во многие сердца. Мы напомнили людям Твртко, какая древняя мощь им
противостоит. Такое предзнаменование даст ужасные всходы в их темных,
суеверных головах.
враги падают на колени или убегают под укрытие.
безопасном направлении, и под нами снова поплыли городские здания. Было
договорено, что я должен опуститься в Букинторо, на ту же платформу, с
которой взлетел.
составленного защитниками Малайсии, плана, родившегося, как мне кажется, в
темном, грязном разуме того страшного члена Совета в черном плаще с
вместительными карманами, который ночью приходил на выставочную галерею.
Шесть малых аэростатов плыли нам навстречу по направлению к турецким окопам
и под каждым раскачивался привязанный человек.
Их лица были искажены, их головы как-то неестественно сидели на плечах. Я
понял назначение длинного черного фургона, стоявшего неподалеку от стартовой
платформы и охраняемого двумя господами в масках и черных одеждах. Этим
фургоном были доставлены шесть трупов из морга.
тепло, чтобы двигаться энергично. И лучше всего она себя чувствует в рядах
осажденных или осаждающих армий, где не приходится говорить о чистоте. Люди
Твртко уже имели удовольствие принимать у себя страшную гостью; но кто-то в
Малайсии придумал способ, как сделать это удовольствие постоянным и
всеобъемлющим. Эти трупы опустятся среди траурных шатров и распространят
свое разложение, невзирая на лица, беспристрастно и всем поровну.
веревках. Мертвецы с взъерошенными шевелюрами и застывшими глазами летели,
чтобы нанести врагам последний визит и, по возможности, сопроводить их в
темные, подземные края, где их души найдут теперь попутчиков. Я знал,
пролетая над бронзовым куполом св. Марко, что приветственные возгласы при
нашем возвращении заглушат вопли ужаса, доносящиеся с подножий холмов.