Будете рассказывать начальству. Оно разберется. А пока молчите. Молчите и
ждите. И между собой не болтайте.
молодой человек и делал ему какие-то знаки. Иосиф Ильич махнул рукой,
предлагая незнакомцу немедленно удалиться. Неужели неграмотный? Написано
"Учет" - значит, учет. Но тот не сдавался. Он делал умоляющие жесты, кивал
головой и даже строил глазки.
черных мыслей, Иосиф Ильич вышел к нему.
движение почти всех мало-мальски ценных вещей. Он обладал ярко выраженной
зрительной памятью. Взглянув на две помятые розовые бумажки, он и сейчас
сразу же все вспомнил.
придерживая ногой дверь.
собралась небольшая группа людей, норовивших проникнуть в магазин,
невзирая на заградительную надпись.
захлопнул дверь.
этого разговора все дальнейшее распалось на отдельные фрагменты, в которых
нелегко было отыскать внутреннюю логическую связь. Отсутствие такой связи
очень раздражало Иосифа Ильича.
шланговыми барабанами. Все были в зеленых касках и при топорах. Пришлось
им довольно долго втолковывать, что ничего не нужно тушить и все меры уже
приняты. Потом появился инспектор охраны, а за ним и Семечкин в неизменном
ратиновом пальто.
чем шел разговор с инспектором. А разговор был долгий, это он знал точно.
Запомнились только зеленая ковбойка инспектора и серый в полоску галстук
под смятым воротничком. Семечкин тоже что-то очень много говорил, и
главным в его речи было слово "попустительство". Затем появились
представители ОБХСС. Они деловито разложили бумаги на столе Иосифа Ильича
и принялись писать. Сотрудников по одному вызывали давать показания.
действовало ему на нервы. У него разболелась голова, стало ломить в
затылке.
Впервые за пять лет совместной работы ему пришла в голову мысль, что
Артемий Игнатьич дурак. Сейчас Семечкин был далеким и пыльным. Его толстые
губы шевелились смешно и неуместно, как в немом кинофильме.
голос.
бриллиантами.
подозрение превратилось в реальную опасность, и с ней нужно было бороться.
На честь Иосифа Ильича пала тень, с этим он не мог примириться. Бросился к
ящикам и сейфам. В который раз проверил наличие ценностей по описи.
Обшарил все углы, Семечкин не ошибался. Не хватало часов и подвесок...
стоимость выражена цифрой с тремя нулями.
говорил потом следователь.
жест, с которым он стряхивал пепел в морскую раковину.
окончательного вывода, но тем не менее... Пропажа ценностей, вы ее,
кстати, никак не можете объяснить, наводит на мысль об умышленной акции.
Да... Вот характеристики ваших работников. Они как... соответствуют?
Внезапно вспыхнула дюймовая доска, из которой сделан прилавок. Так же
неожиданно загорелся ящик в дубовом шкафу, в котором хранились часы. Все
это выглядит очень... неубедительно.
свободны. О дальнейшем сообщим.
мыслей следователя в нужную сторону. В конце концов можно было даже
попросить его. Ведь не так все ужасно. Двадцать лет незапятнанной
репутации что-нибудь да значат... Им вновь овладела тогда давешняя
усталость. Разве что-нибудь докажешь? Глупый, бессмысленный случай. К
усталости примешалось тупое безразличие. Иосиф Ильич сидел с напряженным,
неестественно одеревеневшим лицом и молчал.
Иосиф Ильич понял, что ведет себя глупо, бездарно, недопустимо.
было что-то сказать, но вырвался только короткий странный хрип. Потом с
большим трудом произнес: "Не знаю..." - и пошел к выходу.
находил десятки серьезных, веских слов, которые слагались в обстоятельные,
внушительные фразы, они все объясняли и ставили на свое место. От этих
слов, прожигавших череп своей победной ясностью и очевидностью, лежать
было невмоготу, и он поднялся. Выбираясь из постели, попал рукой на
мокрую... от слез подушку жены. Ему стало жаль ее, но еще больше огорчило,
что нельзя пожалеть так, как раньше, в полную силу. И может быть, впервые
за много лет Иосиф Ильич совершенно четко понял, что стар и у него уже нет
сил для борьбы с неожиданным и грозным, что вторглось в его жизнь.
пластмассовый столик. В кухне темно. Света не зажигал. Закурил папиросу.
Напротив, за окном, был точно такой же крупноблочный дом. Иосиф Ильич
долго сидел, наблюдая, как гаснут последние окна.
только на лестничных площадках. Ему в голову пришла мысль, которая удивила
его своей ясностью и простотой. Она сняла с него горечь и усталость
сегодняшнего дня. И всех будущих дней тоже.
хранились гвозди, инструменты, проволока. В кухню он вернулся с больший
мотком капронового шнура. Завязать петлю в темноте было делом не очень
простым. Иосиф Ильич зная, что капрон вытягивается, и нужно было сделать
так, чтобы узел не развязался. Он мог бы зажечь свет, но боялся разбудить
жену. Еще сильнее он боялся увидеть этот шнур и эту знакомую ему
обстановку. Наконец все было сделано, готовая петля лежала на столе, и
Иосиф Ильич стал прикидывать, какой крюк надежнее; который под люстрой в
кухне или тот, что в ванной.
в клубок. Щелкнул замок входной двери, в коридоре вспыхнула лампа.
Быстрые, неровные шаги. Шум снимаемой одежды. Лариска, дочь, так поздно...
Он напряженно ждал, что дочь войдет на кухню, но свет в передней погас, и
девушка прошла в свою комнату. Иосиф Ильич слышал, как она ходила по
комнате, раздевалась, затем все смолкло.
оцепенение, он не помнил. Возможно, он даже заснул. Какие-то звуки,
однообразные и очень далекие, проникли в его сознание.
яростная волна, напоенная глинистой взвесью, билась у его ног. Он очнулся.
в подушку. Иосиф Ильич встал и включил свет. Он сгреб капроновую веревку
и, проходя через переднюю, забросил ее в кладовую.
тобой.
крылья, лопатки. Гладил и молчал. Она постепенно успокаивалась. И когда
окончательно затихла, уткнувшись лицом в его ладони, он сказал:
тоже неприятности.
Лукин Евгений
Контровский Владимир
Ковальчук Вера
Роллинс Джеймс
Ильин Андрей
Посняков Андрей