Чтение 24–й страницы книги ~Ярмарка теней~

"Погоди ж ты, старый лицемер!" - подумал Второв и упрямо сжал губы.

- Не знаю, как вид, а вот сейчас наш институтский врач предлагал
бюллетень.

- В чем дело, батенька? - всполошился директор.

- Да вы же знаете, кровь у меня неважная. Лейкоцитов не хватает.

- Ну, - улыбнулся Алексей Кузьмич, - только не слушайте никаких врачей.
Они помешаны на профзаболеваниях. Чуть у кого на пару лейкоцитов меньше
нормы - лейкоцитоз, выше - лейкемия. Не слушайте, не поддавайтесь их
внушениям. Залечат, запилят, а то еще облучать начнут. Не поддавайтесь им.

- Я и не поддаюсь, но все же, Алексей Кузьмич, я пришел к вам с твердым
решением.

Зазвонил телефон. В дверь заглянула очаровательная Нина Петровна:

- Алексей Кузьмич, возьмите трубку, вам загородный.

- Простите. - Директор снял белую трубку. Его лицо расплылось в
торжественной и хитрой улыбке: - Здравствуйте, Филипп Васильевич! Очень
рад... Я надеюсь... Да, надеюсь. Вы меня не расслышали? Ага! Да. Он как
раз здесь, передаю ему трубку.

Голос Филиппа был далекий и жалкий. Он слагался из бульканья, хрипов,
вздохов и малопонятных слов.

"Черт побери, когда же подмосковные линии будут работать хорошо! Легче
переговорить с Каиром, чем Малаховкой".

"Если можешь, приезжай сегодня, - просил Филипп. - Ради бога, приезжай,
у нас тут несчастье". - "Какое несчастье?" - "Погибла Рита". - "Рита
Самойловна?" - "Ну да, она самая, ты же ее знаешь, вернее, ты ее знал.
Приезжай, здесь нужен крепкий человек". ("Это я крепкий человек!") - "А от
чего она погибла, почему?" - "Приезжай, все узнаешь, я тебя жду, мне
одному не справиться... С оформлением? Ах, с твоим! Ну, это пустяки,
приедешь, все сделаем".

Второв положил трубку и оглянулся. Директора в кабинете уже не было.
Его кресло торжественно пустовало. Второв вышел в приемную и спросил
секретаря:

- Нина Петровна, куда девался Алексей Кузьмин?

- Он пошел в обход института, по лабораториям, а потом в президиум.
Сегодня его больше не будет.

Второв махнул рукой и пошел прочь из слишком гостеприимного кабинета
директора.

- Знаешь, я уже совсем было хотел отказаться от лаборатории Кузовкина,
но ты своим сообщением выбил меня из колеи. В чем дело? Как погибла эта
женщина?

Второв сидел в кабинете Филиппа. Тот крикнул секретарше:

- Никого не пускать! Телефон только с Москвой и с областным прокурором!

Так им удалось отгородиться от внешнего мира, но ограда оказалась
ненадежной. Она, как тонкая пленка, пульсировала и прогибалась под
тревожными толчками, исходившими извне. Филипп был бледен и деловит.

- Ты не представляешь, что творится. Охрана вызвала меня около половины
двенадцатого. Я спал в кабинете на диване. Здесь уже орудовали медики и
эксперты из милиции. Звонил ночью тебе, но ты не отвечал: то ли дома не
было, то ли крепко спал.

Второв покраснел. Он думал, что звонит Вероника, и притворился спящим,
сунув голову под стопку подушек.

- Так что же это было? - спросил он.

- Эксперты полагают несчастный случай... или самоубийство. Я не знаю,
что и думать. Рита оказалась на высоковольтных контактах, по которым
поступает питание на нашу кварк-нейтринную пушку.

- Там что, нет ограждения?

- Да боже мой, конечно, есть! Вертикальные сетки. Впечатление такое,
будто она подпрыгнула и упала туда. Причем упала спиной. Эксперт говорит,
что ее что-то отбросило и она перелетела через ограду.

Второв помолчал и спросил:

- У нее нет мужа?

- Нет... Она была очень способная. Я прямо теряюсь, с кем ты там теперь
будешь работать.

- А Недельский?

- Э, классификатор! Да и характерец не дай бог.

- Она что, работала одна?

- Вот в том-то и беда, что одна. За это с меня сейчас шкуру снимают. У
нас нельзя, чтобы вечером меньше двух человек оставалось. Но Рита работник
опытный и проверенный. Сама инструкции по технике безопасности составляла.
И вот надо же... - Филипп сокрушенно покачал головой.

Он прошелся по кабинету, выглянул в окно, словно там, в темном
ароматном лесу, прятался ответ на мучившую его тревогу. Но лес только
сочувственно прошумел, покивал ветвями и верхушками сосен и затих. Филипп
отвернулся от окна, вздохнул.

- Ты понимаешь, Саша, не нравится мне это дело. И неважно, самоубийство
здесь или действительно несчастный случай. Дело в другом, в обстановке.
Сама атмосфера эта... - Он покрутил пальцами в воздухе, показывая,
насколько ему не нравится атмосфера института.

Второв внимательно слушал. Филипп вызывал в нем сочувствие.

- Ты понимаешь, Саша, я плохо знаю наш институт. Я постоянно в
командировках, на заводах, на селе. Мое дело - внедрение. Я и Кузовкина
плохо знал, то есть, в общем-то, знал, но так же, как твоего Кузьмича.
Когда Кузовкин погиб...

- Я знаю...

- Хорошо, но учти: он погиб в той же комнате, что и Рита. Причем она же
тогда экспериментировала с ним. Чудом осталась жива. Взрыв был такой, что
всю комнату разнесло, пожар - и от Кузовкина почти ничего не осталось,
одна пыль. Это, между прочим, тоже очень подозрительно: от него - пыль, а
она целехонька.

- Ночью тоже был взрыв?

- Нет, сейчас взрыва не было. Просто Рита попала под высокий вольтаж...
обуглилась... страшная картина.

Второв с интересом взглянул на Филиппа.

"Детектив какой-то получается, - подумал он. - И зачем только я сюда
ввязался!"

- Они ставили какие-то эксперименты?

- Да, конечно, - ответил Филипп.

- Наверное, опасные?

- А вот на это могут ответить только они сами.

- Но Рита после смерти Кузовкина давала показания? Или этим никто не
интересовался?

- Конечно, давала! И неоднократно. Объяснение простое - взорвалась
нейтринная пушка. Вернее, даже не вся пушка, а узел фокусировки. Ты
знаешь, там развиваются высокие температуры, и его приходится охлаждать...
Одним словом, установить точную причину не удалось. Риту оставили в покое.
С тех пор ее считали слегка не в себе. То ли на почве контузии от взрыва,
то ли она так была потрясена гибелью Кузовкина, что это вызвало, так
сказать, тихое помешательство...

Филипп возбужденно прошелся по комнате.

- Ты пойми меня правильно, Саша. Я просто не могу заниматься всеми
этими вопросами. Я чувствую - здесь какая-то тайна, может быть даже драма,
но не могу же я заниматься всем на свете! Я определенно чувствую, я даже
уверен, что Кузовкин ставил совместно с Ритой какие-то очень опасные
опыты, за что и поплатился жизнью. Риту, очевидно, это страшно
травмировало. Но что, как, почему - я не могу разобраться...

- Прости, я перебиваю. Что представлял собой Кузовкин как ученый?

Филипп задумался.

- Как тебе сказать... Бесспорно, человек талантливый. Академик
как-никак! С оригинальным мышлением... Его научное кредо сводилось к
прославлению эклектического метода в науке. Он считал, что время чистых
наук кончилось, и даже... время наук, возникающих на стыке, всех этих
биофизик, химических физик, биохимий и так далее, тоже кончилось. Он
говорил, что природа эклектична по своей сути и подход к ее изучению
должен быть эклектичным. Отсюда появление таких его работ, как
"Симфонический принцип митоза" [митоз - клеточное деление], "Психология
макромолекул живой ткани", "Революционное и эволюционное учение о
генах"... Ну, да ты знаешь. Эти работы здорово нашумели. Сначала как
анекдот, потом их стали цитировать.

- Особой популярностью они, кажется, не пользовались, - вставил Второв.
- Над ними посмеивались...

- По-разному бывало, - уклончиво сказал Филипп. - У Кузовкина было
немало сторонников и даже последователей. Но... самое главное, что
покойный академик не оставил цельного учения. Его блистательные идеи
изложены в статьях, выступлениях, докладах. Но ни одного фундаментального
труда. Поэтому учение Кузовкина часто воспринимается в юмористической
форме. Особенно, говорят, академик чудил последнее время. Сам я в
институте бывал редко, я уже говорил тебе, но мне рассказывали про старика
потрясающие вещи. Однажды на защите какой-то диссертации он занялся
проверкой цифрового материала, прологарифмировал около сотни пятизначных
цифр и нашел ошибку. Причем логарифмы он брал по памяти и ни разу не
ошибся. Представляешь?

- Чудовищно! Просто не верится. Феномен. - Второв опять вспомнил вдруг
"Арлтон" и свое знакомство с Артуром. Тот тоже обладал великолепной, до
патологии, памятью! Чертовщина какая-то! Получалось, что все в мире не
просто взаимосвязано и взаимообусловлено.

Получалось, что мир похож на паутину, в которой бьется он, Второв. Вот
как получалось. Потому и тут не стал он додумывать до конца, доискиваться
до причинно-следственных звеньев, которые, возможно, тянутся туда, назад,
в трюмы белого парохода. Просто выкинул все из головы. Когда приходит