ветхой хламиды сыпались на асфальт религиозные брошюры.
к нему: симпатию пополам с презрением. Эверетт и Кэйл дружили, а Фолт был в
компании третьим. Ходил за ними, точно собачонка. Последним вникал в любую
хохму. Вот как подвела память... Эверетт покраснел от стыда, вспомнив, как
позволил Фолту без толку таскать его по всему Вакавиллю да еще учинить
скандал в ресторане... Эверетт без труда избежал бы такой неприятности, но
Хаосу недоставало его знаний.
зелень. И поспешил забыть. Сплошное зеленое марево в горах не имело никакого
сходства с белым покровом на холмах пообочь проезда. В Сан-Франциско всегда
туман.
выглядывала крыша, да иногда он редел настолько, что показывались дома по
сторонам улицы. Но здесь, в отличие от Прикрепленного района, было тихо,
машины стояли либо запаркованные, либо брошенные, на тротуарах - ни души, а
за тротуарами подъездные дорожки и лестницы вели опять же в туман.
это место. Дом, надменный и неприступный, возвышался над стеной из
кипарисов. Верхний этаж - почти целиком стеклянный, викторианская
архитектура заменена рядом окон в модерновом оранжерейном стиле. Солнца было
не видно, но стекло все равно разбрасывало блики, и у Эверетта заболели
глаза. Сразу за воротами Фолт оставил мотоцикл, и по мощенной булыжниками
подъездной дорожке они с Эвереттом шли молча.
на верхнюю дверь и вспомнил еще кое-что:
хохмили, и Фолт смеялся последним. А теперь этаж больше смахивал на пещеру
троглодита. На полу - вразброс одежда и постельное белье, зато нет ни книг
Кэйла, ни компьютера.
плечами.
цвета яичной скорлупы бросались в глаза уродливые пятна от соскобленной
грязи. На дверце висел замок. Фолт нашел в кармане ключ, отомкнул замок,
отворил дверцу, и Эверетт мельком увидел содержимое: на нижних полках битком
- шестибутылочные упаковки, в верхнем отделении и нишах дверцы -
закупоренные пробирки.
холодильник. Эверетт рассмотрел бутылку. Пробка была зажата с помощью
слесарного инструмента, возможно плоскогубцев, что ободрало металлические
рубчики вместе с частью стеклянной нитки. Этикетка, наклеенная поверх
выцветших останков предыдущей, гласила: "Настоящий эль Уолта". Эверетт
пригубил - кустарщина. На ступеньку выше джина ванного разлива, который он
пивал в Хэтфорке. Но только на ступеньку.
взглянуть, поздравить с возвращением.
чмоканье участилось, и вскоре в бутьыке Фолта осталась только пена. Поставив
бутылку на пол, он сказал:
плитками, к парадному входу. Дверь цокольного этажа Фолт оставил нараспашку
- бутылки и пробирки под надежным замком, а больше там и украсть, видно,
нечего. Туман все сгущался, скрадывал теперь даже ворота и мотоцикл Фолта
рядом с ними. У двери Фолт повернулся, забрал у Эверетта полупустую бутылку
и спрятал в кусте у крыльца. "Потом возьмешь", - преподнес он как
исчерпывающее объяснение.
напоминает музей, стены прячутся под картинами, старинная мебель
отполирована до кремового блеска. На стеклянном кофейном столике - узорчатые
золотые часы, маятник тихо пощелкивает, его отсветы пробегают по стеклу
вперед-назад, вперед-назад... Комната сразу так ошеломила,
загипнотизировала, опьянила Эверетта, что захотелось прилечь. После нижнего
этажа этого дома (что уж тут вспоминать Вакавилль) он будто в кинокадр
попал. Фолт мгновенно уподобился лягушке - лучше отойти в сторонку, не иметь
к нему никакого отношения.
лицо Кэйла на видеопленке. Эверетт вспомнил ее. И тут в гостиную вошел
Илфорд Хочкисс, и Эверетт подумал: действительно ли он все это вспомнил?
сложением он не уступал Эверетту, по держался очень прямо, волосы и глаза
напоминали лоснящийся камень, мрамор. Он казался огромным, ни дать ни взять
часть стены гостиной, отколовшаяся, чтобы протянуть руку для пожатия. И при
этом он был столь холен и благополучен, что казался своей уменьшенной копией
- изысканным предметом интерьера, вроде золотых часов или деревьев бонсай,
что украшали каминную полку. Волосы на висках были тронуты сединой, но
седина казалась лишь вежливым прикосновением времени, даже уловкой гримера.
Как и комната, он выглядел идеально. Эверетт - или Хаос? - в жизни не видал
такого совершенства.
что это он говорил с видеопленки, а теперь изменился лишь чуть-чуть, но
достаточно, чтобы изображать своего отца. И Эверетт едва не выпалил:
любезности, налей нам чего-нибудь. Эверетт, ты не против шотландского?
шкафчику. Илфорд подвел Эверетта к стулу, а сам уселся на диван по другую
сторону кофейного столика и сверкающих часов. Фолт подал им широкие,
сужающиеся кверху стаканы, они резко контрастировали с побывавшей у кустарей
бутылкой пива, которая осталась за порогом. Бокал был тяжеленным, его тянуло
к полу, а жидкость так сильно и роскошно пахла - казалось, даже пить
незачем, достаточно вдыхать пары.
лице Илфорда застыла улыбка, взгляд впился в зрачки гостя. Что он
высматривает? Признание? Готовность сотрудничать?
незнакомца за грудки и завопить: "Ты кто? Где Кэйл? Где Гвен?"
конечно, заметил, как специфичны в наши дни многие явления.
этого вслух, но хотелось, чтобы его поняли. - У вас тут есть кто-нибудь
главный? Ну, вы понимаете, в каком я смысле.
наполненным темно-желтой жидкостью.
через полстраны этой гребаной добирался.
сидит напротив него? Илфорд Хочкисс то и дело расплывался, его черты
подрагивали, как будто он безуспешно пытался сфокусироваться. Но, едва он
встретился с Эвереттом взглядом, напряженная улыбка восстановилась, а вокруг
нее сплотилось все остальное. "Я что, пьян?" - испугался Эверетт. Он
поставил стакан, чересчур громко звякнув донышком о кофейный столик,
откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Хотелось исторгнуть из себя
мерцание комнаты, сверхчеткий морок картин и бонсаев и увертливые черты лица
Илфорда, но они остались перед мысленным взором, будто успели отпечататься
на веках изнутри. Вдобавок щелканье маятника тут же превратилось в настоящую
пытку.
абсурдными и жуткими - этакие горгульи посреди пустоты, а пустота - не что
иное, как отсутствие Кэйла и Гвен. Вот она, истинная его цель: Кэйл и Гвен.
Свет маяка, на который он шел.
застрял.
напрямую связан с Эвереттом, который сейчас льет виски на пиво. Да, он
готов. Слишком много встреч, слишком много событий. И эта встреча -
последняя капля.