навсегда, чувствуя и понимая неизбежное.
себе.
концентрических кругов.
вновь испытанное на "Дельфине", будоражило и радовало его. Вместе со всеми
толкался он в центральной аппаратной, придумывая и отвергая разные
варианты поиска, но если Пан нервничал всерьез, то Карагодскому все это
казалось забавной игрой, этакой психологической встряской, специально для
него предназначенной. В глубине души он был уверен, что игра в прятки
вот-вот кончится, Нина с Уиссом вынырнут из воды - "А вот и мы!", - и
тогда он выложит изумленному Пану, до чего докопался в своей каюте.
тронутая ни единой морщинкой, черное щетинистое темя злополучного острова,
белый кругляшок надувной лодки около - и надо всем тяжелое сырое небо без
просветов.
ходить у борта, нарочно не глядя на воду. Гоша безнадежно прощупывал
биноклем горизонт. Толя как заведенный методично включал и выключал по
очереди тумблеры аппаратуры - уже не вслушиваясь, а просто чтобы что-то
делать. Остальные занимались чем попало, а часы все выстукивали нудные
пятиминутки. Только эти щелчки и нарушали тягучую тишину.
Вспышка энтузиазма быстро угасала. Он чувствовал себя как пешеход,
застигнутый красным огнем на переходе. Бежать вперед или благоразумно
вернуться назад?
цивилизацию по всей Вселенной, выкликать ее радиосигналами, нащупывать все
удлиняющимися маршрутами космических кораблей и обнаружить... у себя дома,
на Земле. Но какая польза будет человечеству от такого открытия? Надо
думать, никакой.
возможностью позаимствовать без отдачи у "иного Разума" какой-либо
неизвестный вид энергии, невиданную машину на худой конец. А что возьмешь
с дельфинов? Они не взрывают горы, не строят городов и не покоряют другие
планеты: мирно плавают по синю морю в чем мать родила, едят сыру рыбу и
сочиняют музыку. И ничего им, главное, от людей не нужно, никакой помощи,
ни моральной, ни материальной. Они и без людей хорошо устроились в Мировом
океане. Так что в роли "благодетеля" тоже не выступишь.
на рожон?
встревоженным, но отнюдь не отчаявшимся. Казалось, он знал нечто
Карагодскому неизвестное. Может быть, у них была какая-то договоренность с
этой девчонкой?
дыханьем - замысловатую и щемящую мелодию. Она звучала как ветер в
покинутых древних руинах:
казались ему вздорными. Возможно, Пану они и пригодились бы. А ему самому?
Не возиться же главному дельфинологу Д-центра с фаянсовыми плитками!
мест, разом зашумели, а Пан схватился за Гошин бинокль, чуть ли не
вырывая.
Уисс. Это плавник акулы.
секундой, пока не стала почти осязаемой.
прямую, и прямая эта упиралась в белое пятно надувной лодки.
до корабля долетел сухой треск разрядившегося импульс-пистолета. Плавник
исчез.
эти обжоры к людям не подплывают. Боятся. А если уж почуяла, то будет
кружить в глубине хоть сутки.
тройной заряд, чтобы брюхо кверху. Я смотаюсь, а?
правда, редко нападают первыми, но если Алик задел ее выстрелом, то у нее
порядком испорчено настроение...
посмотрел на Пана. Пан болезненно поморщился и отвернулся.
Уисс с Ниной, им не страшны никакие акулы. А если нет... В конце концов, у
Нины тоже есть импульс-пистолет.
остается.
янтаря. Восток горел, и растущий пожар окрасил воду в цвет свежего среза
меди.
тревожно. Хотелось надеяться, что солнце рассеет ночные страхи вместе с
промозглым туманом.
бросились к борту.
разглядеть, что происходит в лодке, - многочасовое напряжение разрядилось
бестолковой суетой. Все говорили враз, не слушая друг друга, и говорили
без умолку.
Благополучный исход не менял дела. Можно рисковать свой головой, но
рисковать жизнью подчиненных непозволительно даже Пану. Ведь Нина
рисковала собой ради Пана, ради доказательства его идей. И Пан потакал ей,
хотя и делал вид, что возмущен.
было, как Нина закрыла лицо руками, а матрос оглянулся на тушу чудовища и
уважительно покачал головой.
замирающего гигантского камертона. У самого горизонта, в полукилометре к
северу от острова, возник фонтан, странно напоминающий гриб, только гриб
этот был небольшой и совершенно белый, без единой вспышки огня.
белый опадающий фонтан во все глаза.
свечением. Вначале показалось, что вспыхнули предупредительным огнем
индикаторы радиоактивности. Но когда глаза привыкли к полумраку, по
площадке пронесся легкий вздох.
который за сутки превратился в горсть дожелта увядших, ссохшихся
лепестков, воскресал на крышке включенного электрооргана. Неведомая сила
возрождала погибшие клетки, расправляла и делала упругими стенки
капилляров, гнала по ним животворные соки, возвращая кучке гнили красоту
только что сорванных цветов...
было нельзя. Надо было действовать. А он еще не знал, как себя повести -
броситься навстречу приближающейся лодке или демонстративно покинуть
площадку. Хитрить было невозможно, да и стыдно: подойти к лодке - значило
окончательно сложить оружие, окончательно попасть под гипнотическую власть
Пана (или его идей, какая разница!) и выступить с ним против тех, кому