и азартно, самозабвенно удирали при любом Максовом движении. Он даже чуть
не пропустил парусник - но в последний момент посмотрел вверх по течению,
увидел его, величественно плывущего, рискованно покачивающегося на волнах
- присел, подхватил... и удивленно уставился на белые продолговатые
торпедки, плывшие вдогонку за корабликом. Только мгновением позже Макс
сообразил, что это не топедки, а сигареты, которые кто-то уронил в реку.
Да вон и мятая пачка от них плывет.
"Интересно, чьи это? Дениска, вроде, не курит. Может, местные ребята
пришли?"
В любом случае, судя по внешнему виду "торпедок", их уронили в воду не так
давно. Подбежавший Дениска подтвердил: да, он видел сигареты; странно и
непонятно, откуда они могли взяться, но дело не в них. Тут вот одна пачка
соли прорвалась на сгибе - чуть не высыпалась, хорошо что заметил. Ну
ничего, до дому как-нибудь донесем.
И кстати, как насчет продолжить испытания кораблика?..
6
Домой ребята попали только к вечеру - когда небо над головами налилось
усталостью свекольного цвета, когда невидимые сверчки-виртуозы приступили
к непременным музыцированиям, когда захотелось есть, а кораблик,
перенесший не один рейс, уже отказывался плавать и норовил утонуть, -
тогда Дениска с Максом покинули реку и, ненамного опережая возвращавшихся
с пастбища коров, отправились на ужин. Как выяснилось, дядя Юра уже
вернулся из гостей - немного захмелевший, он сидел за столом и потчевал
бабушку и Гордеичихову Марину рассказами из жизни скрипачей; рядом же
восседал Ягор Василич, чей "Беларусь" темнел во дворе старым драконом.
Явившегося Макса мигом усадили за стол, накормили и приобщили к слушанию.
- ...Добра, - сказала наконец Марина, - нам ужо, напеуна, час ехаць. А то
Василичу не тольки ж мяне трэба завезци, але й заутра на работу збирацца.
- Ды да работы... - отмахнулся тот (хотя с места встал). - Ну, давай
вырушаць. Ничога, не перажывай, заутра ранкам будзешь дома.
И гости, попрощавшись, вышли.
- Куда они? - удивился Макс.
- Марина решила вернуться в город, - объяснил дядя Юра, - а Ягора Василича
попросили отвезти ее до автобуса.
- Так поздно же...
- Как раз на вечерний рейс успевают.
"Но она ведь собиралась остаться..." - сонно подумал мальчик.
Правда, выяснять эти подробности у него уже не было ни сил, ни желания.
Вымыв в тазу ноги, Макс отправился в постель - и так вымотался за день,
что всю ночь спал как убитый. Поэтому и не узнал, приходили ли к нему
сегодня чужаки.
Ругали меня, не ругали,
Я рвался навстречу огню.
По неумолимой спирали
Я двигался к этому дню.
С. Юрский
1
Самое интересное, что Максовому "горю" с журналистами смог помочь никто
иной, как дядя Юра. Еще вчера, будучи в гостях у Ягор Василича, он услышал
от Валентины рассказ про круги - и сегодня снова засобирался на почту. Как
объяснил он Максу, в Минске живет один журналист, который исследует
подобные аномальные явления; Юрий Николаевич знаком с ним и хочет
пригласить его, чтобы тот попытался выяснить, что к чему.
Макс с Дениской запланировали на сегодня экспедицию в огород и
окрестности, так что дядя Юра на почту пошел один. Он добрался до Адзинцов
без приключений, продиктовал Валентине нужный телефон и отправился в
кабину, на которой висел плакат Президента. Пока ждал соединения,
вспомнинал о том, как впервые познакомился с Остаповичем.
Это случилось лет пять назад - во время одного из "послесоветских" минских
концертов Юрия Николаевича; в те годы, когда его шокировало здесь вс":
люди, магазины, разговоры. Тем более, что было с чем сравнивать. Тем
более, что для него эта страна все-таки оставалась родиной. Но вместе с
тем Юрий Николаевич совершенно четко знал, что ему, музыканту, не дано
повлиять на что-либо здесь: ни совершить кардинальных перемен, ни устроить
революцию или покушение... - впрочем, даже явись к нему сам архангел
Михаил и заяви, мол, избран ты на дело великое - наверное, не пошел бы.
Знал: бескровных революций не бывает - вообще.
И, вялый от понимания собственной невозможности что-либо изменить, словно
пришибленный из-за угла пыльным мешком, он как-то отыграл нужное - и уже
потом, в фойе, был перехвачен бойким молодым человеком. Молодой человек
назвался ("Игорь Всеволодович Остапович") и отрекомендовался
("корреспондент местной газеты "Навины з усяго свету" "), после чего
попросил возможности "проинтевьюировать маэстро". "Маэстро" пожал плечами:
он слабо представлял себе, о чем можно говорить в подобном интервью. Имя
Юрия Журского по-прежнему оставалось широко известным лишь в узких кругах,
поэтому... Но бойкий молодой человек пресек всяческие попытки
самоуничижения и уволок Юрия Николаевича в кафешку. Где они и проболтали
добрых три часа: вначале под заунывное жужжание диктофона, затем -
выключив его с обоюдного согласия.
Впечатление от этого знакомства у Юрия Николаевича осталось самое хорошее.
Внешне Игорь больше всего напоминал классического советского геолога:
долговязый и рыжебородый, он безбожно дымил сигаретами и вел себя
по-приятельски, но не фамильярно. С первых же минут разговора журналист
удивил Юрия Николаевича отличным знанием профессиональных подробностей
жизни музыканта. Подобная осведомленность, как оказалось, вообще была
одним из правил Остаповича: если уж он за что-нибудь брался, то брался
основательно.
Они поговорили на темы, интересовавшие Игоря, а после как-то сами собой
переключились на тогдашнюю политическую обстановку в стране. В те дни Юрий
Николаевич поневоле все пропускал именно через эту призму - Остапович же,
как и любой живущий здесь, конечно, тоже не мог оставаться равнодушным к
происходящему. Именно он рассказал Юрию Николаевичу о вещах диких,
казалось бы, немыслимых в нынешние времена. О государственных типографиях,
которые отказывались печатать газету из-за помещенной в номере карикатуры
на Президента. О белых полосах в одном из выпусков: там должен был быть
опубликован доклад одного из опозиционных депутатов, но доклад велели "не
пущать" - и тогда газета вышла с "молоком"; в результате главреда уволили.
О звонках и "нежных беседах", в которых вам намекали о том, что и как
следует делать, - и чего делать нельзя ни в коем случае...
Рассказывая все это, Игорь, против ожидания Юрия Николаевича, не суетился
и не оглядывался через плечо. Заприметив удивление в глазах собесединка,
журналист горько усмехнулся: "Ну, не так ведь все и плохо. Не переживайце,
за нами не придут люди в чорном. Во всяком случае, не из-за гэтага
разговора... Я ведь вообщэ не чыслюсь в "политичэских". Мой круг интересау
- культура, наука и таму падобнае. Ничога сациально апаснага".
Говорил он это с пренебрежительной усмешкой, словно подтрунивал над самим
собой.
"Я специалист в гэтой обласци. Мне поздно переучывацца на деяцеля
баррикад".
"Мне тоже, - сказал тогда Юрий Николаевич. - А жаль..."
Потом они распрощались: Игорю нужно было бежать делать материал, а
Журскому - вскоре улетать обратно в Киев. Но когда Юрий Николаевич снова
приехал в Минск с гастролями, после концерта его уже подкарауливал
Остапович. Как признался Игорь, не только чтобы сделать очередное
интервью, но и просто для того, чтобы пообщаться.
Он снова уволок Журского в кафешку, где их уже ожидало несколько молодых
людей. Игорь представил их, как своих друзей, которые увлекаются музыкой и
давно уже просили познакомить их с каким-нибудь известным исполнителем.
Юрий Николаевич сделал вид, что поверил подобным неуклюжим объяснениям, и
только потом, часа два спустя, догадался, в чем же дело. Все они, эти
ребята, смотрели на него, как на чудо, ловили каждое произнесенное им
слово. Но не потому что считали его великим исполнителем - причина была
проще и... невероятнее. Он представлялся им неким символом свободы, самим
гарантом того, что где-то есть люди, которые живут иначе, чем они здесь, и
что эти люди, по сути, такие же, как они сами. Он был человеком из
"Свободной Страны"! (хотя самого Журского такой подход немного смешил:
он-то прекрасно знал, что и той стране, откуда он явился, далеко до звания
свободной).
С тех пор у них это превратилось в традицию - каждый раз, когда приезжал
Юрий Николаевич, после концерта он непременно отправлялся на встречу с
ребятами.
На одной из таких встреч Остапович и рассказал, что давно увлекается
всякими аномальными явлениями, летающими терелками и пришельцами из
космоса. Даже пытается, по мере возможностей, совмещать это с профессией
журналиста - жаль только, самому свидетелем подобных вещей быть не
приходилось.
"Ну что же, теперь придется", - подумал Юрий Николаевич, дожидаясь, пока
на том конце провода поднимут трубку.
- Алло?
- Алло, Игорь? Это Журский. Слушай, я вот по какому делу...