Чтение 24–й страницы книги ~Хозяева Острога~

- А когда лучше всего отправляться? - уж если Темняк вот так запросто решился на это канительное и небезопасное дело, значит, заранее держал что-то похожее в мыслях.

- Лучше всего - прямо сейчас, - ответил Тыр. - У нас всё готово.

- Ты сам-то как? Со мной пойдешь или здесь останешься?

- Я бы пошёл... - замялся Тыр. - Но сам понимаешь, что такие люди, как Свист, не должны видеть нас вместе.

- На какой срок мне рассчитывать? Одного дня хватит?

- Это будет зависеть от тебя. Но одного дня в любом случае недостаточно. Тебе ведь ещё придётся наведаться на Бойло.

- Уж если я и взаправду слыву Опорой, то зря красоваться на людях мне не резон. Сказал веское слово - и поминай как звали. До встречи в следующем пришествии.

- Вам, богоравным, виднее, - Тыр напоследок подпустил шпильку.

Они осторожно пробирались сквозь огромный, активно действующий механизм - два мышонка, забравшихся внутрь башенных часов - и Темняк всё больше склонялся к мысли, что в одиночку он этим путём никогда не пройдет.

Глазу просто не за что было здесь зацепиться. Циклопические детали, заполнявшие всё вокруг, исполняли какой-то неторопливый, но совершенно не подвластный логике и ритму танец, то меняясь местами, то переворачиваясь вверх тормашками, то вообще переходя в другую плоскость. При этом они могли раскаляться до малинового свечения или окутываться электрическими разрядами.

Здесь было гораздо хуже, чем между трубой с "пыжами" и стеной с клапанами. Всё вращалось, ходило ходуном, складывалось пополам, тряслось, опрокидывалось, соединялось, разъединялось, исчезало и вновь появлялось, но уже совсем с другой стороны. Через равные промежутки времени где-то вверху вспыхивал свет, похожий на отблески извергающегося вулкана, и после этого появлялись шаровые молнии, рыскавшие повсюду, словно голодные лисы. Лёд от пламени и анод от катода здесь отделяли считаные шаги.

Однажды, когда они лежали, вжавшись в холодную металлическую плиту, а над ними, утюжа спины, проплывала другая точно такая же плита, Темняк обратился к Тыру:

- Послушай, - сказал он, - как вам удаётся так свободно ориентироваться во всей этой нечеловеческой машинерии? Бепределыцики, например, даже со своими единомышленниками, оставшимися внизу, общаться не могут.

- Мы начали заниматься своим делом намного раньше этих беспределыциков, - промолвил Тыр с нажимом на предпоследнее слово.

- Этих? - переспросил Темняк. - Хочешь сказать, что раньше были и другие?

- Были, - Тыр поморщился, как от зубной боли. - Это как зараза. Цепляется ко всем подряд и почти не поддаётся лечению. Стоит только покончить с одними беспределыциками, как сразу заводятся новые.

- Тяга к переменам в общем-то свойственна человеческой природе, - заметил Темняк, косясь на подбирающуюся к нему шаровую молнию. - Люди почему-то не приемлют закрытых пространств. Поэтому тюрьма и считается таким серьёзным наказанием.

- По-твоему, Острог - тюрьма?

- Для меня - да.

- Ты человек случайный. А наши предки жили здесь ещё десять поколений назад. Причем, неплохо жили. И тюрьма становится родным домом, если это единственное место, где можно спокойно растить детей и безбедно коротать старость.

- Вот только дети вырастают дремучими невеждами, а долгая старость невыразимо скучна. Не прячьтесь в норах, пустите в свой дом свежий воздух внешнего мира.

- Уж лучше мы по твоему совету выпустим во внешний мир всех недовольных. Так будет проще.

Плита, увлекая за собой шаровую молнию, плавно унеслась куда-то вдаль. Тыр вскочил и резво бросился в проход между двумя медленно сходящимися зубчатыми полосами (каждый зуб был величиной с бабушкин комод). Темняк еле поспевал за ним.

В конце концов они добрались до стены, один вид которой невольно внушал почтение. За такой стеной Сатана мог преспокойно переждать гнев Господень.

В толще стены имелся ряд глубоких и узких бойниц, каждая из которых заканчивалась вертикальной щелью, сиявшей ни на что большее не похожим натуральным дневным светом.

Именно в одну из таких щелей и проникла однажды Стервоза, оставив Темняка в компании с Годзей болтаться снаружи.

- Нам туда? - Он указал пальцем на щели.

- С ума сошел! - отозвался Тыр, внимательно посматривающий по сторонам. - Туда и клоп не проскочит. Нам выше.

Взглядом дав понять, что нужно следовать его примеру, Тыр ухватился за какую-то замысловатую конструкцию, проплывавшую мимо (Темняк, кое-что смысливший в геометрии, определил её как усеченный ромбоэдр), и вознёсся на сотню саженей вверх.

Здесь он высадился на овальную площадку, примыкавшую к стене, и помог Темняку сделать то же самое.

- Теперь смотри внимательно, - сказал Тыр. - Не только смотри, но и примечай.

- Куда смотреть-то? - полюбопытствовал Темняк. - Тут всё интересно. Прямо глаза разбегаются.

- Куда смотреть, ты сейчас сам поймешь, - посулил Тыр.

Часть стены, находившейся над ними, ушла в сторону, словно заслонка самой главной адской печи, предназначенной для согрешивших великанов, и в образовавшуюся брешь ворвался поток того самого живого света, посредством которого в Остроге передавалась энергия.

Пронзив мрачные просторы машинных дебрей насквозь, он унёсся куда-то вдаль, продержался так минуты три-четыре и иссяк столь же внезапно, как и возник.

Заслонка бесшумно вернулась на прежнее место. Множество шаровых молний, оставшихся висеть в воздухе, затеяли красочный, хотя и смертельно опасный хоровод.

- Ну как? - осведомился Тыр. - Нравятся тебе эти воротца? На мой взгляд, они весьма подходят богоравному существу.

- Надеюсь, ты шутишь? - Голос Темняка непроизвольно дрогнул.

- Нисколечко. Когда в следующий раз всё это светопреставление закончится, а ворота ещё не успеют захлопнуться, смело бросайся вперёд. Времени на это у тебя будет предостаточно.

- Примерно сколько?

- Десять ударов сердца.

- И вправду целая вечность! - с горечью произнес Темняк.

- Но я ведь успеваю! - заметил Тыр. - А ты пошустрее меня будешь.

- Ладно, я брошусь вперед. Что дальше?

- Оказавшись на самом краю, постарайся не давать волю своим чувствам. Некоторых открывшиеся перспективы просто убивают...

- Мне это не в новинку, - нетерпеливо перебил его Темняк.

- Тем более. Смело ложись на спину вплотную к стене. Но только не садись, иначе можешь кувыркнуться. Всё это, сам понимаешь, будет проходить в пустоте, которая таковой не является.

- Знаю без тебя.

- Как только ты ляжешь, тебя сразу понесёт вниз. Скорость будешь регулировать сам при помощи вот этого несложного устройства.

Тыр протянул Темняку парочку широких пластин с закругленными концами, чем-то похожих на плавательные доски. На платформе они лежали целым штабелем, и у Темняка создалось впечатление, что похожие штуковины ему не однажды попадались среди уличного мусора.

- Держать её надо ребром вперёд, - добавил Тыр. - Но только не увлекайся скоростью. Иначе не сумеешь остановиться в конце пути.

- А вторая про запас? - Темняк взвесил в руках две совершенно идентичные пластины.

- Вторую подложишь под себя, а иначе сотрешь задницу до костей... Верёвку не забыл?

- При мне, - Темняк похлопал по мотку верёвки, притороченному к поясу. - Похоже, мне скоро выходить?

- Да. Начинай готовиться.

- Ну что же. Расстаёмся мы, надеюсь, ненадолго. Ребята вы, скажем прямо, хитрые и чужую жизнь ни во что не ставите. Не думаю, что вы хотите погубить меня прямо сейчас. Для этого существуют и способы попроще. Да и нужен я вам пока. Но едва я разберусь с бунтующим народом, как нужда во мне сразу отпадёт. Более того, кое-кто может посчитать меня опасным. Поэтому заранее предупреждаю: не надо устраивать на меня покушений. Вам же самим это дороже станет. Понятно?

Скука отразилась на лице Тыра, как у врача-психиатра, обследующего очередного, пятидесятого по счету, пациента.

- От людей, стоявших здесь в ожидании выхода наружу, мне приходилось слышать немало всяких глупостей, - сказал он. - Поэтому твои слова я отношу к разряду бреда, вызванного подспудным страхом.

Добавить что-нибудь к сказанному Тыр не успел - заслонка исчезла и всё вокруг вновь затопило сияние укрощённой энергии...

Если до этого Темняку и приходилось съезжать по горным трассам, то исключительно на детских санках. Да и горы те были копеечные, вроде Воробьёвых или Пухтоловых. Бобслей и тобогганы он видел только по телевизору, причём так давно, что даже забыл, как они выглядят. Поэтому сейчас до всего приходилось доходить своим умом.

Если бы он дал полную волю собственному телу, то невидимый жёлоб вышвырнул бы его прочь буквально через несколько минут - очень уж гладок он был, да и угол наклона имел такой, что не приведи Господь. Ни один спортивный комиссар, находящийся в здравом уме, не выдал бы лицензию на эксплуатацию такой трассы. Риск, господа!

А острожане - ничего, катались. Ещё и нахваливали.

Темняк уже давно вырос из того возраста, когда и на срам, и на секс, и на кайф, и на риск идут ради спортивного интереса, а потому ни на секунду не забывал о тормозной пластине, которую держал перед собой на манер ресторанного подноса, лишь иногда, для надёжности, перехватывая за переднюю кромку.

Чуть перекосил ее, ослабив тем самым давление на стенки - и поедешь быстрее. Поставил точно поперёк жёлоба - вообще остановишься.

Быстро освоив эту нехитрую науку, он катился вниз со стабильной скоростью автомобиля "Запорожец", собственным ходом следующего на последний капремонт.

Мимо проносились зеркальные стены, ряды параллельных щелей, потоки энергии, не нуждающейся ни в каких проводниках, грандиозные карнизы, грубый камень цоколя. Ветер свистел в ушах да поскрипывала тормозная пластина.

Скоро показалось и дно рукотворного ущелья - улица Колодцев, заваленная свежим мусором.

Завидев первый ориентир, о котором его предупреждал Тыр - косой крест, измалёванный бурой краской - Темняк начал плавно снижать скорость, а возле второго - треугольника - вообще остановился. Жёлоб обрывался саженей через десять, а до земли было ещё далеко.

Размотав заранее припасённую верёвку, он сложил её пополам, свободные концы сбросил вниз, а оставшуюся в руках петлю накинул на шип, тоже невидимый, выступавший над краем бортика.

Придерживаясь сразу за оба конца, он спустился на землю и стянул всю верёвку вниз. Теперь никто из посторонних не догадался бы, что здесь берет начало знаменитая лестница в небо, на самом деле оказавшаяся скользкой дорожкой из поднебесья в преисподнюю.

Утро уже перешло в день, а на улицах ещё почти никого не было - острожане любили поспать подольше. Темняк вновь вдохнул полузабытый запах свалки и по самые щиколотки погрузился в мусор, сброшенный минувшей ночью. За время, проведённое им на верхотуре, здесь ничего не изменилось - ни к лучшему, ни к худшему.

Первым делом нужно было переодеться - коротких штанишек в Остроге никто не носил - и Темняк отправился на улицу Одежек, где у него имелись весьма обширные связи.

Издали завидев раннего прохожего, он сворачивал в сторону, да и те не очень-то стремились к встрече с полуодетым человеком, похожим на жертву вконец обнаглевших ночных грабителей.

Вся семья его давнего приятеля Кнока уже проснулась и завтракала свежими лепешками, запивая их подслащённой водой. Кисель с утра полагался только главе семьи.

Темняк вежливо поздоровался и, ожидая, пока завтрак закончится, остался стоять в тени, у входа. Его появление никого не удивило - заказчики сюда частенько наведывались спозаранку.

- Сейчас, сейчас, - бормотал Кнок, допивая кисель, до которого был большим охотником. - Шью я, чтоб ты знал, быстро. Сегодня снимем мерку, а дней через десять приходи. Получишь всё в лучшем виде. Моя цена, надеюсь, тебе известна?

- Мне бы в долг одеться, - смиренно сказал Темняк, продолжая держаться в отдалении. - И желательно во что-то уже готовое. Ждать десять дней мне недосуг. Уж окажи такую милость, Кнок Одёжка.

Портняжка поперхнулся киселем и сделал своим домашним жест, означавший: "Пошли все вон!"

Когда столовая, являвшаяся одновременно и примерочной, опустела, Кнок срывающимся голосом произнес:

- Прости, что встать не могу... Ноги отобрало... Это ты?

- Может, я, - сказал Темняк, выходя на свет. - А может, и не я. Откуда мне знать, кого ты имел в виду.

- Это ты, - упавшим голосом повторил Кнок.

- Почему же так нерадостно?

- Наоборот... Такая у меня натура. Другие от радости до потолка прыгают, а на меня паралич нападает, - пояснил Кнок. - Всю жизнь так было. Я даже на молодую жену только с пятого или шестого раза сумел залезть. Очень уж перед этим радовался... А ты, значит, сразу ко мне?

- Как водится. Где ещё в Остроге можно прилично одеться, как не у тебя.

- А что это сейчас на тебе надето? - Кнок даже прищурился, чтобы лучше видеть. - В каких краях такие наряды носят?

- На верхотуре, - Темняк не собирался ничего скрывать.

- У Хозяев, стало быть, гостил?

- Можно сказать и так, - скромно признался он.

- Как же они тебя назад-то отпустили?

- Да я, собственно говоря, и не спрашивал. Мне там указчиков нет... Ты насчёт одежды всё же расстарайся. Мой случай, сам понимаешь, особый.

- Понимаю. Как не понимать...

Кнок, к которому вернулась прежняя прыть, выбежал в смежное помещение и извлек оттуда целый ворох самых разнообразных нарядов, среди которых были и женские. Если паралич конечностей у него благополучно прошёл, то с головой по-прежнему творилось что-то неладное.

Спустя четверть часа Темняк выглядел, словно состоятельный жених, хотя носить всё это великолепие ему оставалось недолго. Завтра, примерно в это же время, обновки должны были окраситься на Бойле его собственной кровью.

- Обувку позволь у тебя позаимствовать, - сказал Темняк напоследок. - Авось когда-нибудь и сочтемся.

- Бери, бери, - Кнок разулся в мгновение ока. - Может, тебе ещё что-нибудь надо? У меня жилетик имеется собственного изготовления. Из "хозяйской жилы" связан. Да так плотно, что не всякое шило проткнет. Если ты в тех людях, с которыми собираешься встретиться, не совсем уверен, то лучше поддеть его под рубашку. Лишняя предосторожность никогда не повредит.

- И то верно, - согласился Темняк. - Верить сейчас никому нельзя... Тащи сюда свой жилетик, а заодно и пару спиралей на всякий случай захвати. Вдруг мне в носу захочется поковыряться.

Пока Темняк переодевался, младшая дочка Кнока, обожавшая подслушивать и подглядывать, успела оповестить о случившемся всех соседей.

На веру её слова не очень-то принимали (ещё та была пустомеля), но на всякий случай выходили на порог, особенно после того, как девчонка доложила, что Темняк Опора заявился к папаше почти что голым и сейчас они обсуждают ближайшие планы переустройства Острога.

Короче говоря, стоило только разряженному в пух и прах Темняку появиться на улице, как вокруг него моментально собралась толпа.

Перебрасываясь с ошарашенными зеваками шуточками, Темняк отправился на свою прежнюю квартиру, по слухам, превращенную в храм. Там он рассчитывал застать тех, кто нынче являлся его правопреемниками и местоблюстителями. Народ повалил за ним валом, словно вышедшая из берегов река.

Скоро продвигаться вперед стало практически невозможно, и Темняк даже пожалел о том, что с ним нет сейчас верного Годзи, который на улицах Острога вполне заменял бронированный "Роллс-Ройс" представительского класса.

Публика, и без того взбудораженная, распалялась всё больше и больше. Из толпы неслись реплики, в которых восхваления самым причудливым образом переплетались с хулой. Особенно усердствовали женщины, составлявшие в Остроге ударную силу всех уличных беспорядков.

- Покоя нет! - орали они. - Ночью по нужде боязно выйти! Сторожа совсем зажрались! Сутками спят!

- Да они давно Ворам запродались! - вторили мужские голоса. - С потрохами.

- Твои преемники народ за нос водят!

- Неправда! Бадюг Верёвка свое слово держит!

- Мерзавец ваш Бадюг! С потаскухами в открытую живёт! В киселе их купает!

- Жрачка день ото дня дорожает!

- Скоро всем нам конец дридет! Слух есть, что Хозяева собираются мусор на улицах поджечь!

- Клопы совсем заели!

- Требуем для народа бесплатного киселя!

- Потаскух на Бойло!

- Тебя, горлопана, самого туда же!

- Дряка Сторожа к ответу!

- И Млеха заодно! Главные кровопийцы!

- Кто против Дряка ещё хоть одно слово скажет, тому язык вырву!

- Не верь им, Темняк!

- Меня, меня послушай!

- Нет, меня!

- Никого не слушай, кругом одни лгуны!

- Скажи сам что-нибудь!

- Скажи хоть слово!

- Скажи!

Спустя пять минут вся улица дружно скандировала: "Скажи! Скажи! Скажи!" - и Темняк понял, что вот просто так уйти отсюда ему не дадут.

Дело происходило на улице Киселя, и он вскочил на огромный горшок, перевернутый для просушки. Теперь все могли видеть его, а Темняк, в свою очередь, получил возможность судить о настроениях острожан по их лицам (верить толпе на слово то же самое, что давать взаймы пройдохе - обязательно обманешься).

Узрев своего кумира во всей красе, толпа взвыла. Дождавшись, когда наступило относительное затишье, Темняк осведомился:

- Кто-нибудь из Сторожей здесь есть?

- Я! Я! - несколько человек стали активно проталкиваться к нему.

Решительным жестом остановив их, Темняк приказал:

- Быстро разыщите Дряка и Млеха. Заодно и Бадюга. Пусть идут сюда. Да поторопятся.

Из своего не слишком богатого опыта общения с возбужденной толпой Темняк вынес парочку несложных правил. Во-первых, надо иметь луженую глотку, а во-вторых, следует взывать не к разуму, а к чувствам. Разума толпа не имеет по определению, как не имела его многоголовая гидра или Змей Горыныч, а по части чувств её можно сравнить с девицей нежного возраста, готовой поверить любому сладостному обману.

Напрягая голос, не однажды находивший своих слушателей и в рёве урагана, и в грохоте схватки, и в гомоне пира, Темняк произнёс:

- Надеюсь, нужды в представлениях у меня нет. Вы сами когда-то приютили меня в этом городе и нарекли тем именем, которое я ношу и поныне. Долгое время я жил с вами бок о бок, деля печаль и радость. Я вышел живым из горнила Бойла, а потом всячески старался облегчить вашу жизнь. Видя безобразия, творящиеся повсюду, я покинул милые моему сердцу улицы и отправился искать справедливость на верхотуру.

Темняк воздел указательный палец к почти невидимому отсюда небу, и толпа, воспользовавшись секундной паузой, опять подняла гвалт, в котором нельзя было разобрать ни единого дельного слова. Однако нашего доморощенного оратора это ничуть не смутило.

- В поисках ответа на свои горестные вопросы я обошел все тамошние закоулки, - продолжал Темняк. - Делил с работягами их тяжкую долю, прислуживал Хозяевам, дрался им на потеху, был свидетелем распрей, в которых погрязли люди, мнящие себя защитниками острожан, и в конце концов заслужил доверие Хозяев.

- Ты не видел там Оклю Башмака? - завопила какая-то женщина, стоявшая в первом ряду.

- Оклю я не видел, врать не буду, - ответил Темняк. - Зато я встречался с Камаем Гробом, Шварой Горшком, Дюгой Иголкой и многими другими остро-жанами, которые здесь давно считаются покойниками. Все они живы-здоровы, хотя судьба их сложилась по-разному. Обещаю, что в самое ближайшее время вы сможете повидать своих родных и близких.

Толпа, превратившаяся в одно огромное живое существо, для которого воля каждой отдельной клетки ровным счетом ничего не значила, давно жила своей собственной жизнью. Сейчас ей одновременно хотелось и слушать, дабы удовлетворить любопытство, и орать, чтобы дать выход страстям. До поры до времени оба этих в равной мере нездоровых влечения успешно совмещались.

Когда накатывала приливная волна криков, Темняк умолкал, а когда следовал неизбежный отлив, начинал говорить снова.

- Из своих скитаний я принес вам нерадостные вести, - говорил он. - Хозяева заняты своими заботами, и до людей им нет ровным счетом никакого дела. Не хочу заранее пугать вас, но, когда слой уличного мусора превысит допустимый уровень, Хозяева без зазрения совести уничтожат его всеми имеющимися у них средствами. Поголовное истребление вам, конечно, не грозит, но всё придётся начинать сначала. Однако самое печальное даже не это. Печально то, что, оставаясь в пределах города, вы не имеете никакой возможности для дальнейшего развития. Зачем питаться отбросами с хозяйского стола, если за стенами Острога вкусная и полноценная пища растёт прямо из земли или целыми стадами бродит поблизости? Ваши дети постоянно болеют от недостатка света, свежего воздуха и чистой воды, а рядом всё это имеется в избытке, причем абсолютно даром. Вы лишены возможности любоваться красотами природы. На каждую затхлую подземную нору претендует сразу по нескольку семейств. Ваши самые сильные сыновья убивают друг друга на Бойле, а самые красивые дочери прислуживают Хозяевам, не имея права без их соизволения продлить свой род. Справедливо ли это?

Шум, возникший на периферии толпы, докатился до импровизированной трибуны, с которой вещал Темняк (конечно, это была не древнегреческая агора, не Иерусалимская Масличная гора и даже не красногвардейский броневик, но, как говорится, по Сеньке и шапка), и стал всеобщим.

Темняк перевел дух и огляделся по сторонам - не назревает ли поблизости какая-нибудь провокация. Своими нынешними действиями он растоптал все обязательства, данные накануне лизоблюдам, и, более того, фактически открыл против них боевые действия.

Не приходилось сомневаться, что в самое ближайшее время со стороны единомышленников Тыра Свечи последуют ответные меры. Само собой, карательного характера. Но пока особых поводов для беспокойства не было - симпатии толпы защищали его лучше самых надёжных телохранителей.

На дальней окраине толпы наметилось какое-то хаотическое движение, и вскоре вся она раздалась на две части. По узкому проходу к горшку-трибуне шагали Дряк и Млех. Бадюг держался чуть позади. Никто не смел ни благословлять, ни охаивать их - когда наступает время высшего суда, дилетантам лучше помолчать.

Все трое остановились напротив Темняка и поклонились - сначала ему, а потом толпе, что вызвало очередную вспышку криков.

Дряк поглядывал на Темняка исподлобья, Млеха больше интересовали носки собственных башмаков, один только Бадюг по своей всегдашней привычке ворчал что-то о недоеденном завтраке.

- Как дела, друзья дорогие? - поинтересовался Темняк, как бы говоривший от имени толпы. - Может, что-нибудь интересное нам расскажете?