Чтение 24–й страницы книги ~Д`Артаньян

- Тут все дело в том, какой отец, - грустно признался д'Артаньян. - Неужели не замечаете? Странно, мне многие говорили... Тут все дело в том, какой отец, господа! Я - сын великого государя Генриха Четвертого! Присмотритесь хорошенько. Охотно допускаю, что вы не видели его вживую, но монеты-то с его незабываемым профилем не могли не видеть! Присмотритесь ко мне как следует, говорю я вам!

И застыл, горделиво выпрямившись, так что бьющее в окно солнце освещало его профиль во всей красе.

Старший бальи что-то быстро проговорил младшему по-голландски - для д'Артаньяна, не владевшего здешним языком, это звучало как нечто похожее на "бре-ке-ке-кекс".

- Бре-ке-ке-кекс... - произнес младший и сломя голову выбежал из комнаты.

Он почти сразу же вернулся, неся что-то перед собой в сжатом кулаке. Передал этот предмет начальнику - д'Артаньян уголком глаза рассмотрел монету.

Держа её перед собой двумя пальцами вытянутой руки, старший бальи принялся сосредоточенно водить головой вправо-влево, глядя то на монету, то на д' Артаньяна, с гордым видом скрестившего руки на груди.

Вскоре оба вновь затянули свое "бре-ке-ке-кекс". Не разбирая ни слова, но чуя в интонациях удивление, растерянность, ошеломление - и даже, о радость, некоторое почтение! - д'Артаньян победительно улыбнулся.

И громко произнес, не глядя на них:

- Вы убедились, господа мои? Странно, что не заметили раньше столь очевидного сходства...

- Это так неожиданно... - произнес старший бальи.

- Да уж, я думаю, - сказал д'Артаньян, возвращаясь к столу и бесцеремонно усаживаясь в одно из кресел. - Вы тоже можете сесть, господа, давайте без церемоний... Как вы, должно быть, прекрасно понимаете, я - незаконный сын. Истина требует уточнить, что подобных сыновей у моего великого отца было, как вам, должно быть, известно, превеликое множество... но разве это, черт побери, что-либо меняет? Коли в моих жилах течет та же кровь великого короля, что и у раззаконнейших сыновей! Не законный, но родной! Батюшка меня любил по-настоящему, я помню его ласковые руки и орлиный взор...

- Значит, вы изволите быть протестантом? - осторожно спросил старший бальи, уже совершенно переменившись в лице, - он явно не представлял себе, как держаться со столь неожиданным визитером и что в таком случае следует предпринять.

- Ну конечно, я же говорил, - сказал д'Артаньян уверенно. - Я вырос в... в Лимузене, в старинной и знатной гугенотской семье, мы, бывало, за стол не садились, не оплевав предварительно портрет римского папы...

Зарываться, конечно, не следовало - в глазах обоих его пленителен ещё присутствовало некоторое сомнение. Эти двое - не чета простодушному трактирщику из Менга, полиция везде одинакова, и глупцы там попадаются крайне редко. Что бы придумать такое, чтобы уж совершенно поразить их воображение? Ага!

- Во время своих путешествий я частенько встречался с самозванцами самого разного пошиба, господа, - признался он доверительно. - И вынес одно твердое убеждение: всякий раз они сводили дело к тому, что вымогали деньги у городских властей. Позвольте вас заверить, что у меня нет и не было подобных намерений - по которым сразу и изобличают самозванцев. Наоборот, я прибыл сюда, чтобы устроить одно очень серьезное предприятие, о сути которого позвольте уж пока умолчать... но одно могу вам сказать: Нидерланды от этого только разбогатеют. Не желаете ли убедиться?

Он с самым небрежным видом вытянул из кармана тяжеленный кошелек, полученный от Винтера, чье содержимое пока что сохранялось в целости, развязал тесемочки и наклонил замшевый мешок над столешницей.

Золотой поток хлынул на нее, издавая самый приятный на свете звон. Двойные испанские пистоли громоздились на потемневшей доске стола живописно и крайне внушительно. Пара монет сорвалась со стола, покатилась по полу. Краем глаза д'Артаньян подметил, что младший бальи проворненько придавил их подошвой сапога - и тут же уставился в потолок с наивно-безразличным видом, словно и не было у него под ногой золотых кругляшей. Старший этого не заметил - он таращился выпученными глазами на груду золота с тоскливо-жадным выражением голодного кота, отделенного от миски с густыми сливками толстым непреодолимым стеклом...

- А вы говорите - испанский шпион... - сказал д'Артаньян прямо-таки покровительственно. - Ну посудите сами: какой шпион, даже самый важный, будет располагать такими суммами? Позвольте вас отблагодарить за гостеприимство и доброе отношение, любезный господин бальи. Пожалуй, мой венценосный родитель вел бы себя на моем месте вот так...

И с этими словами он небрежно зачерпнул золото горстью, сколько в руку влезло (но помня о том, что эти деньги предназначались отцу на расширение хозяйства, постарался все же особо не увлекаться), и с величественным видом, присущим царственным особам, протянул руку через стол.

Старший бальи повел себя молодцом - без малейших колебаний, отнекиваний и ложной скромности он вытянул сложенные ковшиком ладони, принял золото и уставился на него, едва ли не облизываясь. Подчиненный завистливо взирал на него - но с этим д'Артаньян вовсе не собирался делиться, хватит с него и того, что ногой прикрыл.

С самым недвусмысленным видом показывая, что его щедрость не безгранична, он собрал золото в кошелек, тщательно завязал его и отправил в карман. Сказал доверительно:

- Вы знаете, господа, меня форменным образом преследует один иезуит, переодетый простым слугой, строит всякие козни, пытается погубить... Типичная иезуитская рожа: бледная, вытянутая, словно хлебнул полведра уксуса, вид постный и весь какой-то ханжеский, словно его уже записали в святые...

- Он мне сразу показался подозрительным! - выпалил младший бальи. - В самом деле, вылитый иезуит...

Начальник метнул в его сторону предостерегающий взгляд и, покачивая ладонями с позванивавшим в них золотом, льстиво улыбнулся д'Артаньяну:

- В самом деле, сдается мне, что произошло досадное недоразумение, простите великодушно, ваша милость.

"Точно, - подумал д'Артаньян. - У них ничего больше нет, кроме нашептываний скотины Гримо, донесшего на мнимого испанского шпиона. Атос и его слуга здесь, конечно же, неофициальным образом, они сами не располагают крепкой заручкой в этом городе... А впрочем, сам Атос вряд ли пошел бы на такой подлый ход, надо отдать ему должное, он известен как человек, всегда следующий правилам чести. Это Гримо постарался..."

Старший бальи медоточивым голосом продолжал:

- Я рад слышать, что вы намерены пополнить нидерландскую казну. Вот только это чересчур уж растяжимое понятие - нидерландская казна, обезличенное, что ли... Здесь, в славном городе Зюдердаме, тоже есть городская казна, и она, признаюсь, не особенно полна... Налоги собираются неаккуратно, расходы превышают воображение, торговля захирела, а мореплавание не приносит прежнего дохода...

"Положительно, ему мало, - моментально догадался д'Артаньян. - Не очень уж и тонко намекает..."