Все охранники Мэйхью были убиты, но погибли и многие нападавшие, а против остальных действовали Хонор и Нимиц. Она знала, что нападавших слишком много, но, кроме них с Нимицем, никого не осталось, а надо было как можно дольше задержать убийц в приемной, подальше от Протектора и его семьи.
Убийцы знали, что она будет здесь, но она была «всего лишь» женщина. Они не были готовы к ее размерам, силе и подготовке, к вихрю насилия, который вовсе не был похож на кино. Настоящие боевые искусства совсем не такие. Первый же точный удар, который прорывался сквозь блок, заканчивался смертью или увечьем. Когда Хонор Харрингтон наносила удар, ее жертва падала.
В коридорах послышались шаги, потом выстрелы – дворцовая служба безопасности наконец среагировала на происходящее. Но оставшиеся убийцы находились между Хонор и подкреплениями. Она перекатилась, сбив с ног еще двоих, потом вскочила и ногой ударила в незащищенное лицо третьего. Выстрел раптора прожужжал мимо, и Хонор ударила кулаком в горло стрелявшего. За ее спиной взвыл Нимиц, сбивая с ног очередную жертву, и она ударом сбоку разбила кому-то колено. Падая, тот невольно выстрелил и убил одного из своих товарищей, а Хонор каблуком раздавила его руку и развернулась к новому нападавшему. Она обхватила его рукой за шею, раскрутилась вокруг собственной оси и нагнулась, и он полетел в сторону, сопровождаемый треском сломанных позвонков, напоминавшим выстрел.
Из коридора доносились крики, выстрелы и снова крики, и убийцы в панической ярости сплотились против Хонор, пока задние их ряды развернулись, чтобы разобраться с подкреплением. Кто-то лихорадочно навел на нее раптор, но Хонор ударом одной руки выбила оружие, второй схватила нападавшего за голову и ткнула его лицом вниз навстречу удару колена. Послышался треск разбитой кости, ее колено залила кровь, и Хонор повернулась к новому врагу, а в дверь наконец ворвалась настоящая охрана.
В лицо ей будто бы врезалась кувалда. Хонор отбросило в сторону, развернув в воздухе, как куклу, и она услышала гневный вопль Нимица, но сама она чувствовала только боль, боль, боль и наконец упала на бок и беспомощно перекатилась на спину.
Боль исчезла, осталась только память о ней и оцепенение, но левый глаз Хонор ослеп. А правым она беспомощно глядела, как выстреливший в нее человек с яростью в лице поднял раптор. С ужасной неторопливостью ствол поднялся для последнего выстрела в упор – а потом грудь ее убийцы взорвалась.
Он упал поверх нее, залив ее кровью, и Хонор, теряя сознание, сумела повернуть голову. Последнее, что она увидела, был Бенджамин Мэйхью и дымящийся у него в руке пистолет капитана Фокса.
ГЛАВА 21
– Капитан? Вы меня слышите, мэм?
Голос пробился в ее сознание, и она открыла глаза. Или, скорее, глаз. Она с трудом сосредоточилась и взглянула, моргая, в лицо склонившегося над ней человека.
В правое плечо ей уперлась знакомая треугольная голова, и она повернулась навстречу встревоженным зеленым глазам Нимица. Кот лежал рядом с ней, а не свернулся у нее на груди в своей любимой позе, и он так громко мурлыкал, что кровать дрожала. Рука показалась ей необычно тяжелой, но Хонор все же подняла ее, чтобы потрепать кота за уши, и нервное мурлыканье слегка утихло. Она снова погладила его, потом услышала тихий звук и обернулась. Рядом с коммандером Монтойей, врачом, стоял Андреас Веницелос. Щеголеватый старпом казался не менее обеспокоенным, чем Нимиц.
– Как у меня дела? – попыталась она спросить, но слова вышли смазано и неразборчиво, потому что шевелилась только правая сторона рта.
– Могли быть и получше, мэм. – Глаза Монтойи гневно заблестели. – Шкипер, эти подонки вас чуть не прикончили.
– Очень плохо? – Она проговорила медленно, стараясь справиться с каждым звуком по очереди, но результат особо лучше не стал.
– Не так плохо, как могло быть. Вам повезло, мэм. Его выстрел задел вас только краем, но если бы он целил на пару сантиметров вправо или чуть-чуть повыше… – Доктор помедлил и прокашлялся. – Основные повреждения на левой щеке, шкипер. Повреждения мышц не такие сильные, как я боялся, но мягкие ткани очень пострадали. А у вас еще сломана зигоматическая дуга – скула как раз под глазом, – и нос вы сломали, когда падали. Что серьезнее, нервы от глаза к подбородку и примерно на сантиметр перед ухом почти полностью мертвы. Ушную раковину и слуховые нервы, к счастью, не задело, и вы должны хотя бы отчасти контролировать челюстные мышцы с этой стороны.
У Монтойи было лицо врача; оно говорило пациентам только то, что он хотел им сказать. Веницелоса читать было легче, и его понятия о «везении» явно не совпадали с мнением Монтойи. Хонор сглотнула и подняла левую руку. Она почувствовала под пальцами свою кожу, но ощущение было такое, будто трогаешь кого-то другого. Ее лицо не чувствовало ничего, даже давления или онемения.
– В общем и целом, я думаю, что с вами все будет в порядке, мэм, – поспешно добавил Монтойя. – Потребуется обширная пересадка нервов, но повреждения локализованы, так что сама пересадка будет несложной. Она займет время, и я бы за нее не взялся, но для кого-нибудь вроде вашего отца тут проблемы не будет. А я пока что могу залечить сломанные кости и тканевые повреждения.
– А глаз?
– Тут дело плохо, – сказал врач прямо. – В глазу множество кровяных сосудов, и большая их часть порвана. Поскольку отсутствовал мышечный контроль, ваш глаз не мог закрыться, когда вы упали. Роговая оболочка довольно сильно повреждена, и в нее попали осколки стекла и фарфора и прошли до самого глазного яблока. – Она уставилась на него здоровым глазом, и он спокойно посмотрел на нее в ответ. – Не думаю, что его можно восстановить, мэм. Во всяком случае, не больше, чем чтобы позволить различать свет и тьму. Понадобится пересадка, регенерация или протез.
– Я не регенерирую. – Она сжала кулаки от злости, что не может контролировать свой голос. – Мама проверила это давным-давно.
– Ну, тогда пересадки, шкипер, – сказал Монтойя, и она заставила себя кивнуть.
Большая часть человечества могла воспользоваться благами новой технологии регенерации; Хонор относилась к тем тридцати процентам, которым это было недоступно.
– А как остальное лицо? – спросила она.
– Ужасно, – честно сказал ей Монтойя. – Правая сторона в порядке, но левая – просто кошмар, и у вас продолжается потеря крови. Основные вздутия я снял, и коагулянты должны вскоре остановить кровь, но, честно говоря, шкипер, это даже хорошо, что вы ничего не чувствуете.
Она снова кивнула, зная, что он прав, потом с усилием села. Монтойя и Веницелос посмотрели друг на друга, и по лицу врача было похоже, что он вот-вот возразит. Потом он пожал плечами и отошел, давая ей посмотреть в зеркало на стене.
Несмотря на предупреждения, увиденное потрясло Хонор. На фоне ее бледного лица и ослепительно белой повязки на глазу сине-черные синяки и алые раны казались еще ужаснее. Выглядела она так, будто ее били дубинкой – в каком-то смысле так оно и было, – но больше всего Хонор потрясла мертвенная неподвижность левой половины лица. Сломанный нос отдавал тупой болью, а правая щека была напряжена, но слева боль словно обрывалась. Не уменьшалась, просто прекращалась, и уголок губ был слегка приоткрыт. Она попыталась закрыть его, попыталась напрячь мышцы щеки, но ничего не получилось.
Она посмотрела в зеркало, заставляя себя принять это, повторяя, что Монтойя прав и все можно поправить, не важно, как она выглядит… Все эти уверения слабо помогали справиться с отвращением при взгляде в зеркало.
– Не лучшим образом выгляжу, – сказала она и с тупым ужасом увидела, что только нетронутая правая сторона ее лица и рта двигаются нормально. Она глубоко вздохнула и попробовала еще раз. – Не лучшим образом выгляжу, – выговорила она. Получилось все равно странно и неуверенно, но это было уже больше похоже на членораздельную речь.
– Верно, мэм, – согласился Монтойя.
– Ну что ж. – Она отвела глаз от зеркала и взглянула на Веницелоса. – Можно и вставать.
Эта фраза получилась почти совсем чисто. Может быть, если она сосредоточится на том, чтобы говорить медленно и четко, то все будет не так уж плохо.
– Не думаю, что это… – начал Монтойя.
– Шкипер, я справлюсь… – одновременно начал Веницелос, но оба они замолчали, когда она перекинула ноги через край кровати. Она опустила их на пол, и Монтойя шагнул вперед.
– Капитан, может, вы этого и не чувствуете, но вам здорово досталось! Коммандер Веницелос со всем тут справляется, а коммандер Трумэн разбирается с эскадрой, и они вполне могут пока что заменить вас.
– Доктор прав, мэм, – вставил Веницелос. – У нас все в порядке. – Он продолжил уже громче, когда Хонор, не обращая на них внимания, поднялась на ноги. – Господи, шкипер, ложитесь обратно!
– Нет. – Она схватилась за кровать, чтобы удержать равновесие на танцующей у нее под ногами палубе. – Как вы сказали, доктор, я ничего не чувствую, – осторожно выговорила она, – так что этим надо воспользоваться. Где моя форма?
– Вам она не нужна, потому что вы сейчас ляжете обратно!
– Доставили меня сюда в форме. – Она увидела шкафчик и направилась к нему, не обращая внимания на то, что на ходу слегка пошатывается.
– Ее там нет, – поспешно сказал Монтойя. Она остановилась. – Ваш стюард ее забрал. Он сказал, что, может быть, сумеет вывести кровь, – подчеркнул он.
– Тогда достаньте мне другую.
– Капитан, – начал он еще более настойчиво, и она развернулась к нему. Правый уголок губ приподнялся в иронической усмешке, которая только подчеркивала пугающее омертвение левой стороны лица, но в уцелевшем глазу затаилось что-то вроде смешинки.
– Фриц, либо достаньте мне форму, либо я уйду в этом дурацком халате, – сказала она ему. – Выбор за вами.
* * *
Андреас Веницелос поднялся на ноги, когда коммандер Трумэн вошла через люк. Хонор осталась сидеть. Она пришла сюда, держа Нимица на руках, а не на плече, потому что слишком неуверенно держалась на ногах, и вовсе не собиралась лишний раз демонстрировать, как у нее дрожат колени.
Она подняла глаза на своего заместителя и приготовилась к реакции Трумэн. Хонор уже видела потрясение и гнев на лице МакГиннеса, когда он принес ей форму и увидел ее лицо, а Веницелос не скрывал, что, по его мнению, она перенапрягается. А потому, когда Трумэн сделала шаг назад, Харрингтон не слишком удивилась.
– Господи, Хонор! Почему ты не в медотсеке? – На секунду зеленые глаза Трумэн задержались на ее израненном лице, потом она намеренно перевела взгляд, сосредоточившись на единственном открытом глазу. – Большая часть проблем у меня под контролем, и я могла бы навестить тебя и там.
– Я знаю. – Хонор указала на стул и подождала, пока подчиненная сядет. – Но я еще жива, – продолжила она, чувствуя раздражение от медленной речи, – и я не собираюсь валяться в постели.
Трумэн возмущенно посмотрела на Веницелоса, и старпом пожал плечами.
– Мы с Фрицем уже пытались, коммандер. Толку никакого.
– И не будет толку, – подтвердила Хонор. – Так что кончайте ерунду и расскажите, что происходит.
– Ты уверена, что в состоянии работать? Ты извини, Хонор, но вид у тебя просто кошмарный, да и говоришь ты паршиво.
– Я знаю. Но это в основном губы, – ответила она наполовину правдиво. Она коснулась левой стороны рта, злясь, что ничего не чувствует. – Ты говори, а я буду слушать. Начни с Протектора. Он жив?
– Ну, если ты уверена… – с сомнением протянула Трумэн, но Хонор решительно кивнула, и коммандер пожала плечами. – Ладно. Да, он и его семья невредимы. Прошло… – она проверила часы, – уже двадцать минут с тех пор, как я получила последние сообщения, и только пять часов с момента покушения, так что точной информации я тебе дать не могу. Пока что ясно только, что ты оказалась в самом центре попытки покушения.
– Клинкскейлс? – спросила она, но Трумэн покачала головой.
– Нет. Я тоже так подумала, когда мы узнали, что это были охранники, но в конце концов они оказались не настоящими охранниками. Они входили в какое-то «Братство Маккавея», фундаменталистское подполье, про которое никто никогда даже не слышал. – Трумэн помедлила, нахмурившись. – Я еще не решила, верю ли я в то, что они совсем уж ничего не знали.
– Я в это верю, мэм. – Веницелос обращался к Хонор. – Я больше смотрел планетные новости, чем коммандер Трумэн; у нее на это не было времени. Кроме довольно подробных видеосъемок, – он странновато взглянул на нее, – там сплошные догадки и истерика, но одно ясно: никто так даже и не слышал об этих маккавейцах и никто не знает, чего именно они хотели.
Хонор кивнула. Ее не удивила паника на Грейсоне; было бы куда удивительнее, если бы все были спокойны. Но если Протектор Бенджамин жив и здоров, то существовало и правительство, а это все, что ее интересовало в ближайшее время.
– А как эвакуация? – спросила она Трумэн.
– Идет, – отозвалась коммандер. – Грузовики ушли час назад, и я на всякий случай послала «Трубадур» проводить их до гиперграниц. Его приборы позволят им обойти любых врагов перед переходом в гиперпространство.
– Отлично. – Хонор потерла правую сторону лица. Мышцы с этой стороны болели, потому что им приходилось двигать челюстью в одиночку, а одна мысль о том, как она будет жевать, приводила ее в ужас.
– У масадцев есть перемены? – спросила она наконец.
– Никаких. Мы знаем, что они знают, что мы здесь. Я думала, что они что-нибудь предпримут, но пока от них ни слуху ни духу.
– А командный центр?
– От них тоже ничего, мэм, – сказал Веницелос. – Ваш коммандер Брентуорт все еще на борту, но даже он не может от них ничего добиться.
– Это как раз неудивительно, Хонор, – добавила Трумэн. – Если эти психи и правда обошли службу безопасности, то они будут бояться, что в армии есть шпионы, во всяком случае, пока не разберутся, насколько обширным был заговор. Наверняка какой-нибудь идиот уже додумался, что то, что произошло с флотом, – это часть макиавеллевского предательства командования, чтобы способствовать убийству.
– Так что пока остаемся только мы, – сказала Хонор даже медленнее, чем того требовал ее поврежденный рот. – Каково состояние альфа-узла «Трубадура»?
– Грейсонская верфь подтверждает исходную оценку Алистера, – ответила Трумэн. – Он полностью нефункционален, и они не могут его починить. Их технологии Варшавской еще грубее, чем я думала, а детали не соответствуют нашим, но их стандартные импеллеры куда ближе к нашему уровню. Лейтенант Энтони начал работать с их главным инженером еще до того, как я послала «Трубадур» с грузовиками. Когда он вернется, грейсонцы уже усовершенствуют свои бета-узлы, чтобы заменить поврежденные бета– и альфа-узлы нашего эсминца. Парусов Варшавской все равно не получится, но пятьсот двадцать g на максимальном ускорении корабль набрать сумеет.
– Сколько времени на переоборудование?
– Энтони говорит, двадцать часов, а грейсонцы – пятнадцать. Тут, я думаю, правы скорее грейсонцы. Мне кажется, что Энтони недоволен технической поддержкой и недооценивает ее возможности.
Хонор кивнула, потом отдернула руку, чтобы не начать снова массировать лицо.
– Ладно. Если у нас хватит времени на ремонт…
Ее терминал загудел, и она нажала кнопку ответа.
– Да?
– Капитан, у меня для вас личный вызов с Грейсона, – донесся голос лейтенанта Метцингер. – От Протектора Бенджамина.
Хонор посмотрела на своих подчиненных, потом выпрямилась в кресле.
Роллинс Джеймс
Лукьяненко Сергей
Суворов Виктор
Аникина Наталья
Каргалов Вадим
Шилова Юлия