восхищенные стенания, в толпе раздался грубый голос:
и ухайдакал Рошеро с его кодлой! Мочите, рвите его, режьте на части!
острую, как бритва, швейцарскую дагу, а из толпы уже лезли Арлекины, Скарамуши,
Пьеро и Родомоны [Фанфарон, прикидывающийся храбрецом.]. В руках они держали
свиноколы [Большие ножи.], кастеты всех мастей и опасные бритвы. Ни шевалье, ни
Буров не стали их дожидаться; работая локтями на запруженной лестнице, они
подались вниз, на выход. Вывернулись ужами на улицу, перевели дыхание и с
оглядкой двинулись к экипажу. Сейчас сумрачный Бернар взмахнет кнутом, ударят
копытами могучие кони, скрипнут торжествующе английские рессоры - и все, ищи
ветра в поле, хрен догонишь. А если и догонишь, то хрен возьмешь. Сейчас,
сейчас. Только вот сумрачного Бернара там, где ему положено было быть - на
козлах, не оказалось. Орловские рысаки тревожились, прядали ушами, карету
немилосердно раскачивало, хваленые рессоры скрипели жалобно. Экипаж напоминал
тонущий, застигнутый девятым валом корабль. Потом вдруг наступил полный штиль,
и хриплый женский голос спросил:
вылетела шлюха. Волосы ее были растрепаны, туалет в беспорядке, лживые глаза
светились гневом.
профессионально опустила юбку. Заприметив шевалье и Бурова, с мрачным видом
уставившихся на нее, сразу же переменила тон. - Господа, не желаете развлечься?
Я очень развратна.
безнравственности, задрала подол аж до колен [Морально-этические нормы XVIII
века предполагали огромные декольте; но боже упаси показать щиколотку. Грех,
страшный грех.].
могли назвать женщину сразу же после совокупления с ней.], - отказался шевалье
и оглушительно, так, что потаскухи и след простыл, рявкнул на Бернара,
показавшегося из кареты: - Трогай!
могучие кони, скрипнули торжествующе английские рессоры. Поехали...
откинулся на спинку и потянул носом воздух. - Слишком он воняет. Придется ехать
прямо в монастырь. Пусть они там в ратуше веселятся без нас.
немытого тела. Амбре дешевого борделя.
Буров, и карета покатила на восток, вдоль Сены, к улице Шаррон, откуда до
монастыря Магдалины-великомученицы было рукой подать. Ночь была тихая и ясная.
В слюдяные окна заглядывала луна, стук копыт дробно разносился по пустынным
улицам, ехали в молчании, убаюканные мягким ходом.
если бы не было всяких там дантонов да маратов, может быть, и революция прошла
бы стороной?" В глубине души ему было жаль, что подобная мысль не посетила его
немного раньше, на балу. Право же, везунчик этот Дантон, настоящий баловень
судьбы, просто в рубашке родился, криворотый гад...
стены. Кроны платанов, выглядывавших из-за ее края, отбрасывали сизые тени;
крыши, трубы, кресты и розетки были будто вырезаны в чернильном небе. Вот она,
обитель послушания, место отдохновения смиренного духа. Триумф архитектуры,
воплощающий величие истинной веры. Невольно хотелось осенить себя крестом,
снять не только шляпу, но и парик. "Хороша у них стена, шестиметровая. Наверху
небось еще битое стекло вмуровано", - восхитился Буров, а шевалье с видом
завсегдатая подошел к воротам и взялся за дверную колотушку. Рука у него была
тяжелая, приспособление чугунным, так что оконце калитки открылось без
промедления.
на этом острове покоя среди океана суеты?
не вдаваясь в подробности, заслал в окошко луидор. - Вот на содержание храма.
скрипнули петли, и в дверном проеме показался человек - с фонарем в одной руке,
с палкой в другой и с плечами шире, чем у Дантона.
насквозь пропахшую ладаном привратницкую. - Прошу вас.
под себя ноги, с хрустом ела яблоко.
на стол и вытащила откуда-то с полдюжины обычных, ничем не примечательных
масок. - Луидор пара. На ваш выбор. Арлекин, Пьеро, Панталоне...
легкостью отдал монету, украшенную королевским ликом - плевать, не свое. Да и
вообще он был не жаден, более того, широк.
невинна, - монашка усмехнулась, поднялась, без всякого смущения обулась и
глянула на человека с дубиной. - Огюстен, без меня не впускай никого, будь
стоек. - Чему-то рассмеялась, взяла фонарь и сделала манящее движение: -
Пойдемте, господа, я покажу вам дорогу. Не отставайте.
кленов, по крытой, изгибающейся подковой галерее. У массивной, резного дуба
двери провожатая остановилась.
аппетита. - С усмешечкой повела плечом, развернулась и пошла по галерее назад.
Мигающий фонарь ее шипел, дымился и казался жалким светлячком, издыхающим в
объятиях ночи. Буров и шевалье открыли дверь и очутились в просторном, ярко
освещенном зале. Вот где было весело так весело. Струился волнами табачный дым,
в галантном танце сочетались пары, низкому бубнению контрабаса вторили гобои,
скрипки и клавир. Играли изящный менуэт в двенадцать форланов.
похожая: дворянская стать, оценивающий взгляд, усадила за столик, с улыбкой,
двигаясь легко, налила вина. - Будьте как дома.
паштеты. Все изысканное, ничем не уступающее по вкусу разносолам маркиза де
Сальмоньяка. Понятное дело - уплочено.
- сказал с энтузиазмом Буров, попробовав паштет и отхлебнув вина, - кормят,
поят, никакой толпы, а главное, Скапен всего один. Надеюсь, он никуда не
денется до сладкого. Шевалье, разрази меня гром, это ведь не французское вино?
И не фалернское. Уж не аликанте [Изысканное итальянское вино.] ли?
хорошими духами, манеры пирующих были безупречны, сверкали огнями бриллианты и
смарагды, слышались разговоры типа:
маниакально любил охоту на птиц.]
делал всю ночь [Он же, король Франции Людовик XVI, имел еще одну страсть -
изготовление замков, хотя слесарем он был весьма посредственным.].
спальню. Чтобы не зацепиться рогами.
Представьте ситуацию - ясный день, гостиная, солнце, пробивающееся сквозь щели
гардин. И проказник Купидон, выпустивший - нет, не стрелу - весь колчан
герцогине в чувствительное место. Медленно, со страстной улыбкой она подходит
ко мне и молча обвязывает мою голову платком, чтобы с парика не осыпалась
пудра. Я, естественно, без тени сомнения оказываю ей ту же услугу. Затем
герцогиня подымает свой подол - а панье у нее особого устройства, с большим
разрезом, и панталонов она не носит, упирается руками в подоконник и... Ваше
воображение, граф, может дорисовать подробности. А под окнами в это время
герцог забавляется со своими борзыми. Забавная ситуация, граф, вы не находите?
А вот еще:
добавить еще и дурной вкус... Подарил жене альбом эстампов, раскрашенных, в сто
листов, в подражание фривольным гравюрам Моро-младшего, для оживления нежных
чувств и развития темперамента. И что же она сделала? Пустила эстампы на обои.
Вы ведь знаете, мон шер, эту дурацкую моду, когда картинки вырезаются и
наклеиваются на бумагу, а сверху все покрывается лаком. Таким вот образом
мастерят экраны, ширмы... и обои. Превращая будуар в спальню дешевой потаскухи. И
это женщина? Ни вкуса, ни огня, ни шарма. Только рента. Нет, положительно, мон
шер, все бабы дуры. Давайте лучше выпьем на брудершафт, за нас с вами, сладкий
вы мой, за нашу восхитительную дружбу...
правили бал Эрос с Бахусом, но красиво, по-римски. Монашки, что сидели за
железной решеткой, перегораживающей зал надвое, смотрели на пирующих и глотали
слюни. Было на кого полюбоваться.
удовольствием отправил в рот кусок свинины, тушеной с трюфелями. - Как только
появляется возможность, я непременно заглядываю сюда. Кухня здесь не в при мер
лучше, чем в любом борделе, да и девочки поаппетитней, к тому же относительно
недорого. Единственное неудобство - решетка, - он поймал недоуменный взгляд
Бурова, пригубил розовое "Полиньи" и усмехнулся. - Да, да, князь, таковы
здешние правила. Все любовные манипуляции вы можете производить только через
эту чертову решетку. Вот за теми экранами [Вид ширмы.], стоящими по углам.
Некоторым это так действует на нервы, что они приводят с собою дам, чтобы потом