твердило ему: человечество прошло через это. Невинность была слишком давно
и слишком безвозвратно потеряна. Это не человеческая жизнь. Она может быть
лучше, но она не для человека. Она чужая. Не касайся ее.
совершенно иным, то, что он называл поклонением, было дружеским
приветствием, то, о чем он думал как о жертве, было возвращением жизни
через очищение огнем. Мир Трансуранидов манил его, и он не слушал свой
несогласный голос.
мозгу, и все сомнения были смыты его белизной. Комин теперь знал, что от
не искушают, но предлагают дар, неизвестный на Земле со времен Эдема. Он
поднял руки и положил их на застежки своей брони.
туманных рук, обнимавших его, и звездный блеск потускнел. Он вырывался,
орал. К нему приблизилось лицо Питера Кохрана. Через стекло шлема он
увидел это лицо, искаженное бешенством. Голос Питера что-то прокричал ему.
Кружащиеся звезды устремились к нему, а с другой стороны надвигались люди,
окутанные рукавами света. Позади него на выступе неподвижно лежали тела и
стояли бронированные люди с винтовками.
боялись. Кохран боялся, как прежде боялся Баллантайн. Они боялись и хотели
заставить его вернуться к человечеству и смерти.
стоял вместе с другими людьми и срывал с себя броню.
Питера, оно было серым, от какой-то внутренней муки. Он тащил Комина,
пытаясь заставить его вернуться, бессвязно говоря о спасении. Он спас
остальных с винтовками.
ринулась вниз, и Стенли замер, как и остальные, полускрытый живым огнем.
Отпусти меня!
толкал его назад. - Не сопротивляйся, Комин. Другим уже не помочь, но
ты... - Он крепко стиснул руку на плече Комина. - Они предлагают не жизнь.
Это отрицание жизни, вечное скитание...
начале, время до того, как появились работа, боль, страх...
ними. Он рвался из удерживающих рук. Он рвался в пропасть, упорно стремясь
сбросить свою броню. Позади него поднялась и щелкнула винтовка.
потускнели, и Комин провалился в темноту, закрывшую звезды, которых он
коснулся и которые потерял навеки.
теле, но также упорный мучительный шум в ушах и голове, что было не совсем
шумом.
Звездный двигатель, корабль...
металлический потолок каюты, а напротив было лицо Кренча.
выражении его лица было что-то такое...
Но, к счастью для вас, вы лишь коснулись Этого, и я думаю, мы выкачали из
вас последнюю заразу...
дверь, а затем ничего, кроме коварного, неслышимого визга двигателя.
вспоминал. Он не мог забыть звездный дождь в пламенном небе, этот чистый
экстаз, сияние вокруг него и наслаждение...
стать таким, как Баллантайн. Он говорил себе это, но не мог не думать о
Пауле, об остальных в этом мире, что с каждой секундой уносился все дальше
и дальше. Пауль и все остальные были свободны, жили так, как никто больше
не мог жить, под небом медных лун.
хотел уснуть, но не мог даже этого. Потом пришел Питер Кохран. Питер был
не из мягких людей. Он вошел и стоял, глядя вниз без всякой доброты на
темном индейском лице, затем сказал:
что вы Арч Комин, растерялись, как ребенок, когда столкнулись с этим.
говорить. Должно быть, что-то было в его взгляде, потому что лицо Питера
изменилось.
лучше. Кренч сказал, что откололись те из нас, кто
н_е_д_о_с_т_а_т_о_ч_н_о_ боялся, был недостаточно осторожен, недостаточно
сдержан, чтобы это их отпугнуло.
скрипучим. - Что мы еще могли сделать? Он получил полную дозу, и если бы
мы забрали его, повторилась бы история с Баллантайном. Лучше было
позволить ему остаться, как он хотел. И в противном случае мы едва ли
убрались бы вовремя.
спасение? - Лицо Питера стало сердитым, но Комин продолжал, собрав всю
свою ослепительную вспышку гнева: - Вы прошли через врата и оторвали
человека от жизни, о которой ни один человек даже не мечтал, и еще хотите,
чтобы он был вам благодарен? - Он сел и продолжал, прежде чем Питер успел
прервать: - Знаете, что? Вы были напуганы, слишком напуганы, чтобы
отбросить маленькую поганую личность по имени Питер Кохран, слишком
напуганы, чтобы уйти от маленькой вшивой жизни, которая вам известна. И
поэтому вы теперь воображаете, что это было заражение, что это было зло,
что к этому нельзя прикасаться, что никто не должен касаться этого!
стало усталым, изможденным, а плечи слегка поникли.
быть правы. Но, Комин... - Питер явно боролся с собой, теперь Комин видел
это. Его темное лицо казалось еще темнее от напряжения и еще чего-то
большего, чем напряжение. - Но, Комин, не станет ли человек более - или
менее - чем человек? Даже если Трансураниды являются сияющим добром,
которым кажутся, даже если они могут превращать людей в ангелов, это
неправильно, что люди вырвутся так внезапно из того космоса, что создал
их. Быть может, через века мы сможем стать такими. Но сейчас это не нужно.
Комин. - Конечно, нужно придерживаться этого. Это единственная жизнь,
которая нам известна, значит, это лучшая жизнь. Люди с Барнарда не создают
звездолетов и не строят замков на Луне. Значит, это делает нас лучше. Или
не так?
могу решить. Я думаю, со временем вы согласитесь. - Он помолчал и добавил:
- Баллантайн согласился. Либо его защита оказалась с изъяном, либо он
сбросил ее, но получил полную дозу. И не смог остаться в раю. Может бить,
этот рай не так уж хорош, если присмотреться к нему поближе.
Стенли в последнюю минуту: скверный маленький человечек с массой мелких
страстишек, которые он не мог удовлетворить, поедаемый завистью, и однако
в конце концов он нашел нечто лучшее, чем доля в "Трансурановых рудниках
Кохранов" или что-то еще, чего он жаждал. Он просто перестал быть Стенли.
И теперь он остался там, а Комин был здесь, и Комин ненавидел Стенли
странной новой ненавистью.
весь мир. От этого будет только хуже.
вышел.
мерцающие белые огни и кружащиеся звезды. Что-то стало его, как огромная
рука, и опустошило.
прежде, не хотел никого видеть. Но ему хотелось выпить. Ему хотелось
ужасно напиться, и он встал и вышел из каюты.
Корнев Павел
Корнев Павел
Конан-Дойль Артур
Свержин Владимир
Конан-Дойль Артур
Смит Кордвейнер