Чтение 24–й страницы книги ~Те, кто охотится в ночи~

-- А передается этот вирус через кровь, -- усмехнувшись, добавил Эшер.
-- Все легенды утверждают, что вампиром становишься от укуса вампира. Только
вот сами вампиры почему-то уверены, что вампиров "делают", "творят".
Эрнчестер сообщил, что Гриппен запретил кому-либо еще "творить птенцов",
однако Кальвар без особого труда инициировал Забияку Джо Дэвиса.

-- Инициировал, но не обучил, -- задумчиво сказала Лидия. -- А только
ли отсутствие обучения сделало беднягу таким неловким, что ты смог его
заметить? Может быть, психические возможности этого вирусного синдрома
развиваются лишь со временем? Какого возраста были убитые вампиры?

-- Это еще один интересный момент, -- сказал Эшер. -- Лотта стала
вампиром где-то в середине семнадцатого столетия. Хаммерсмит и Кинг моложе,
каждому было примерно по сто лет. Возраста Кальвара я не знаю. Одна из
многих вещей, -- добавил он сухо, -- которых мы не знаем о Кальваре.

-- Валентин Кальвар, -- пробормотал Исидро, развалясь на потертом
кожаном сиденье двухколесного кэба. Чем-то он напомнил Эшеру бледно-рыжего
кота, столь старого, что шерсть на нем стала почти белой. -- Забавно, почти
все нити ведут к Кальвару.

-- Он был первой жертвой -- предположительно, -- сказал Эшер. -- По
меньшей мере, первой жертвой в Лондоне. Единственной жертвой не из Лондона.
Наконец, единственной жертвой, чье тело так и не было найдено. Что вы о нем
знаете?

-- Меньше, чем хотелось бы, -- ответил вампир; его мягкий голос тонул в
уличном грохоте и гомоне толпы, движущейся к театру Друри-Лейн. -- Он был,
как я уже говорил, одним из парижских вампиров и прибыл в Лондон восемь
месяцев назад.

-- Зачем?

-- Этой темы он предпочитал не касаться.

Голос вампира остался бесстрастным, и все-таки Эшер уловил в нем некий
оттенок раздражения. Надо полагать, должного почтения дону Симону Кальвар не
оказывал.

-- Я так понимаю, что к аристократии он отношения не имел?

-- Те, что выдают себя сегодня во Франции за аристократов, -- надменно
проговорил Исидро, -- недостойны смахивать крошки со столов тех, на чье
достоинство они претендуют. Вся благородная кровь была там пролита в канавы
плас Луи Куинз -- простите, плас де ля Конкорд -- сто семьдесят лет тому
назад. А нынешние аристократы -- это либо потомки беглецов, либо потомки
приспешников этого кондотьерри Наполеона. Едва ли кто-нибудь из них имел
благородных предков.

Помолчав, он продолжил:

-- Да, Кальвар выдавал себя за аристократа. Поступок совершенно в его
духе.

-- Как долго он был вампиром?

Исидро подумал.

-- По моим предположениям, менее сорока лет. Эшер удивленно приподнял
брови. Подсознательно он полагал, что между возрастом вампира и его властью
существует прямая зависимость. Существуют два старейших вампира -- Исидро и
Гриппен, -- а остальные склоняются перед ними в страхе. Те, что помоложе --
Забияка Джо Дэвис или оперная танцовщица Хлоя -- казались слабыми, а то и
просто жалкими.

-- Взвесьте сами, -- спокойно предложил Исидро. -- Париж пребывал в
состоянии непрерывного хаоса с момента низвержения Бурбонов. Тридцать пять
лет назад он испытал прусскую осаду, обстрел, мятеж и, наконец,
правительство, если так может быть названа шайка мятежников, учредивших
Коммуну и расправлявшихся со всеми, кого подозревало в измене -- читай, в
несогласии с их идеалами. Вампирам больше по нраву спокойное, благополучное
общество. Волки не охотятся в горящем лесу.

"В самую точку", -- хмуро подумал Эшер. Во время восстаний в провинции
Шантунг ему только и недоставало что красноглазых упырей, подбирающихся к
нему среди обугленных развалин лютеранской миссии, где ему приходилось
прятаться. Спустя момент он спросил:

-- А как Гриппен отреагировал на появление Кальвара?

Исидро переждал, пока их экипаж минует запруженный народом мост
Ватерлоо. Ломкий слабый дождь шелестел по туго натянутой кожаной крыше кэба.
Он начался еще после полудня, когда Эшер сидел в Государственном архиве,
выясняя, не покупалась ли в Ламбете за последние восемь месяцев какая-либо
недвижимость Валентином Кальваром, Кретьеном Санглотом или (тоже вполне
вероятно) Джозефом Дэвисом. Теперь же целый город пропах влагой, озоном,
выхлопными газами, конским пометом и едким запахом реки.

-- Не слишком радушно, -- сказал наконец Исидро. -- Видите ли, мы,
вампиры, находим путешествия разрушительными для психики. В душе мы
консерваторы. Отсюда миф, что вампир должен покоиться в родной земле.
Скорее, он должен иметь безопасное убежище, а такие места в дороге найти
весьма трудно. Кальвар, естественно, слышал и о Гриппене, и обо мне. Когда
он прибыл, он нанес визиты, как вы бы это назвали, и не пил человеческой
крови, пока не встретился с хозяином городских вампиров.

-- С Гриппеном, -- сказал Эшер. -- Не с вами.

Впервые он видел, как в желтых глазах испанца сверкнули раздражение и
гнев.

-- Именно так, -- мягко сказал Исидро.

-- Но почему?

Исидро лишь повернул слегка голову, надменно оглядывая из-под
приспущенных век толпы, запрудившие мостовые.

-- Я все время слышу: "выводок Гриппена", "птенцы Гриппена", --
настаивал Эшер. -- Лорд Эрнчестер, Антея, Лотта, Хлоя, Нед Хаммерсмит...
Даже Дэнни Кинг, хоть он был верным и любимым слугой Фарренов, даже его
сотворил Гриппен "по просьбе Чарльза". Согласно Антее Фаррен, вы с Гриппеном
были сотворены одним и тем же мастером, примерно в одно и то же время.
Почему он, а не вы хозяин Лондона?

В памяти всплыло лицо леди Антеи. Она предупредила его, вырвала его из
лап Гриппена, удерживала разъяренного вампира, давая возможность Эшеру
убежать. Хотя и она, и муж ее были, по словам Забияки Джо Дэвиса, "рабами
Гриппена".

Почему рабами?

Какое-то время Эшеру казалось, что Исидро оставит вопрос без ответа. Но
через некоторое время вампир заговорил, не поворачивая головы:

-- Может быть, потому что я не хотел себя утруждать.

Знакомые нотки превосходства на этот раз отсутствовали -- голос
прозвучал устало и как-то очень по-человечески. А может быть, это лишь
показалось Эшеру.

-- Бросать вызов Гриппену -- дело хлопотное, а подчас и опасное. Но не
могу же я бороться за первенство с крестьянином! Кальвар столь привередливым
не был. Он поклялся в верности Гриппену, но уже тогда было ясно, что он не
горит желанием подчиняться нашему лекарю...

-- Лекарю? -- резко спросил Эшер, и Исидро задержал на нем свой
холодный равнодушный взгляд несколько дольше обычного.

-- Лайонел Гриппен был доктор медицины и считался в то время весьма
ученым, хотя как практикующий врач ничем особенным не выделялся. После того,
как Гриппен стал вампиром, он еще лет двадцать принимал пациентов. Теперь
читает журналы, курсы лекций и мечет их в бешенстве по комнате, не найдя там
ничего знакомого. Хотя я понимаю, -- добавил он, -- минуло уже два столетия
с тех пор, когда он что-то мог.

--А он и вправду мог? -- Эшер задумчиво огладил усы. -- Вы не знаете, у
него ничего не осталось от старых его работ?

-- Сомневаюсь, что оригиналы еще существуют, хотя он мог бы почерпнуть
куда больше из более поздних источников. -- Вампир разглядывал теперь Эшера
с интересом, чуть склонив голову к плечу; нежные бесцветные волосы
подрагивали в такт толчкам экипажа.

-- Интересно, -- сказал Эшер. -- Здесь, кэбби! Останови!

Кэбмен натянул вожжи и выругался, поскольку ему теперь предстояло
выбраться из самой гущи транспорта, движущегося с моста Ватерлоо. Прохожих
здесь тоже было предостаточно. Исидро выскользнул из кэба и исчез среди
движущихся силуэтов. По приказу Эшера возница снова тронул лошадь, ворча
что-то о щеголях, которым жизнь не дорога. Они пробирались в мешанине кэбов,
повозок, омнибусов, пешеходов мимо строящейся станции Ватерлоо -- Дантова
-видения из кирпича, лесов и дыма. Как только кэб выбрался из общей давки,
Эшер вынул из кармана просторного пальто толстый сверток. На скромной
этикетке значилось: "От Лам-берта".

Озябшими пальцами он извлек две серебряные цепи, подобные той, что
висела у него на шее под накрахмаленным воротничком. Обе застегивались на
запястьях с помощью хитроумного замка, но не у Исидро же было просить
помощи! Эшер задвинул их поглубже под манжеты и снова натянул перчатки --
ночь была не только сырая, но и холодная. В свертке была еще одна вещь --
серебряный нож для разрезания книг, выполненный в форме кинжала. Сделав
покупку сегодня после полудня, Эшер просто не имел времени наточить лезвие
и, честно говоря, сомневался, что это вообще возможно. Но во всяком случае,
острие вполне могло пронзить плоть. Гарды у ножа не было, как у шотландского
кинжала, и он очень хорошо укладывался в ботинок.

Эшер расплатился с кэбменом перед самой станцией. Возница, ворча,
хлестнул кнутом свою клячу и растворился в толпе не хуже вампира.

Какое-то время Эшер стоял на открытом освещенном месте, вслушиваясь в
визг трамваев, шипение пара, громкие голоса пассажиров и подземный рокот
метрополитена. От усталости его слегка пошатывало, ибо вчера, после
возвращения из Эрнчестер-Хауса, он еще ждал в переулке Забияку Джо Дэвиса и
отправился в парк на встречу с Лидией, поспав всего несколько часов. Он
намеревался вздремнуть днем, но визит в архив, а затем в магазин Ламберта
отняли слишком много времени.

И вот он стоял, усталый и продрогший, вспоминая, когда же он последний
раз спал всю ночь целиком. Мимо него к платформе прошла женщина в одежде из
светлой шотландской ткани. Эшер вспомнил белокурую пассажирку с двумя детьми