она убила его. Им и так почти нечего делать, этим скотинам-женщинам. Так
неужели они не могут дарить нам наших сыновей живыми?
поднял полог палатки. Когда он меня увидел, он вскочил, как всегда; потом
вгляделся внимательнее и стал очень нервным.
очень хорошей женой, несмотря ни на что. Она возьмет с собой в землю
браслет или два. Хорошая жена.
как подобает мужчине, ты, по крайней мере, умрешь, как мужчина.
хозяина. Я мысленно вернулся к тому дню, когда победил взрослых мужчин в
свои четырнадцать лет, и улыбнулся.
понимая.
если он поднимется на бой. Потом я перерезал бы всех остальных, кто
приблизился бы ко мне. Я не сомневался, что смогу сделать это.
грязный рот, еще сладкий от похвалы в адрес Тафры, я понял, что есть
другой, лучший способ убить его.
крепостной горе.
свет померк над раскрашенной палаткой.
крича даже громче, чем кричала Тафра, умирая от трудов его петушка. Я дал
ему испробовать это сполна.
непомерной. Я не мог совладать с ней. Мозг жгло и распирало, артерии
плавились от жары. Я был пожирателем огня, которого теперь этот огонь
пожирал изнутри. Все кипело и исчезало в огне.
поводыря.
кружится широкое знойное небо.
предшествовавших событий, я попытался подняться. И сразу же меня охватила
слабость и тошнота. С трудом перевернувшись на бок, я вывернул все, что
могло находиться в моем животе и, кажется, половину кишок в придачу.
умудрился остаться в живых. Пока я был без сознания, очевидно, кто-то
любезничал со мной ногами; меня перетащили по земле на это открытое место
и оставили на всю ночь привязанным ногами и широкой петлей на шее к
какой-то непонятной деревянной штуке. Кроме того, в веревки, которыми я
был связан, были вплетены бесчисленные амулеты, мелкие четки и кусочки
металла. Одежда на груди была вспорота, и на коже углем был намалеван
одноглазый змей.
воины и встали так, что я мог видеть их. Их было около пятнадцати. Они
казались испуганными и пытались скрыть это, отпуская шуточки и тыкая в
меня тупыми концами своих копий. Один плюнул на меня. У меня не было
никакой возможности и сил ответить ему; он это понял и плюнул снова, в мои
глаза.
лихорадку. В голове у меня все перепуталось - рассказ Котты, имя Вазкор,
выброс энергии. И все-таки я осознал, что я убил вождя крарла. И, судя по
амулетам, они считали меня волшебником и пытались защитить себя. Без
сомнения решив, что эти символы укрощали мои силы, они начали изобретать
новые игры. Я страдал от беспомощности на земле, пытаясь время от времени
вырваться из пут и веревок и кинуться на них - хотя это было бесполезно -
когда неожиданно воины прекратили свои забавы.
крарлом. Внизу я различал дым от центрального костра, и длина теней
говорила о том, что день клонился к вечеру. Вверх по гребню холма шел
Сил-провидец в своей одежде из звериных хвостов и зубов. Ветер играл
хвостами и звенел бронзовыми ромбиками. Я не мог видеть его лица в
уксусном свете, но я мог догадаться.
раскрашенную черным челюсть.
заклинания, что усмиряли меня сейчас, но, подобно воинам, он хотел быть
уверен. Он наклонился, произвел какой-то ритуальный выпад над моим лбом и
отпрянул назад проворно, как ящерица.
заметил.
приказывая им поднять меня и нести обратно в крарл. Я полагаю, они
привязали меня на ночь на холме, чтобы удерживать страшную магию на
безопасном для них расстоянии.
Это было нелегкое путешествие: облака крутились колесом, а твердая земля
колола, подбрасывала и выбивала из меня дыхание. Кто-то сломал мне ребра,
и вскоре мне удался девичий трюк, и я потерял сознание. Я пришел в себя
уже среди палаток и высоких стогов незажженных костров Ночи Сиххарна.
говорил против меня. Фактически для каждого врага, который был у меня в
крарле, нашелся оратор, стоявший в его одеждах.
воздвиг свой погребальный костер и в значительной мере сам взобрался на
него.
иногда мельком видя лица мужчин и языки пламени, и вонь, исходившая от
Сила, терзала мои ноздри.
своему отцу. Оказывается, я занимался колдовством уже некоторое время и
поэтому выгнал дочь Финнука из своей палатки, предпочитая одну из
взращенных колдовством городских женщин... Как еще в самом деле я мог
преодолеть масколицых в их форте, если не таинственными заклинаниями?
Племена хорошо знали, что людям не побить городских налетчиков, потому что
те сами колдуны. Так даже мой героический подвиг был обращен против меня.
шесту, к которому я был привязан. Мерой моего плачевного состояния служило
то, что во мне не осталось духа борьбы и мне было безразлично, что они
делают. Но судьба Демиздор наполняла настоящим ужасом мои путавшиеся
мысли, и их обвинения заставляли меня неистово биться, что их очень
забавляло. Они, конечно, убьют ее тоже, но убьют с незапамятных времен
практикуемым мужчинами способом, насилуя ее до смерти, и они повесят меня
на шесте вниз головой, чтобы я это видел, пока не лопнут мои мозги.
как это был последний закат солнца в моей жизни. Сейчас была уже Ночь
Сиххарна, когда духи мертвых выходили на охоту. Мужская половина должна
нести дозор против духов, должны быть зажжены сторожевые костры и факелы,
но ничего этого не было сделано. Меня удивило, что они не увидели
зловещего предзнаменования в том, что пришлось оставить это дело из-за
меня, но, подобно всем их обычаям, даже более темные были пустыми
формальностями.
чувствовал, что мне их не хватает.
иначе - чье тело они бросили в яму, вырытую в земле, потому что для женщин
не существовало яркого погребения в пламени, и это было сделано, в то
время как я лежал на холме.
моей матери и воображаемое распростертое тело Демиздор, действительный
треск огня и черное небо, вопли и завывания крарла. И в этот бред въехали
на конях призраки Ночи Сиххарна, потому что никто не сторожил их.
Место, из которого они вышли, верхом на черных, как они сами, или белых
как кость, конях, с серебряными черепами, из которых все еще росли светлые
волосы. Я был уверен, что сплю и вижу сон, потому что я никогда не верил в
эту легенду о мертвых призраках Сиххарна, и я стряхнул с себя сон. И все
равно я их видел.
костра, стук подкованных копыт по земле, когда всадники появились между
палатками, и слабый звон колокольчиков на их упряжи.
ближе всех стоял к месту прохода черноголовых, посторонились, пятясь, как
в полусне. Где-то в миле от холма залаяли собаки в соседнем крарле. Этот
шум был из другого мира.