несчастных случаях, вызванных, например, поломкой кислородного аппарата
или климатизатора). Даже цилиндрические реки "длиннушей" и чудовищные
столбы "позвоночников", неуверенно блуждающих среди туч, можно навылет
пробить самолетом или другим летательным аппаратом без малейшей опасности;
плазма освобождает дорогу, расступаясь перед инородным телом со скоростью,
равной скорости звука в атмосфере Соляриса, образуя, если ее к этому
вынуждают, глубокие тоннели даже под поверхностью океана (причем энергия,
которая в этих целях приводится в действие, огромна, - Скрябин оценил ее
примерно в 10^19 эрг!!!). Однако к исследованию симметриад приступили с
чрезвычайной осторожностью, постоянно отступая, соблюдая все правила
безопасности, часто, правда, фиктивные, а имена тех, кто первым опустился
в их бездны, известны на Земле каждому ребенку.
хотя он действительно может навеять кошмарные сны. Скорее он вызван тем,
что в их пределах нет ничего постоянного, ничего несомненного, в них
нарушаются даже физические законы. Именно это позволяло ученым все
настойчивее повторять, что живой океан - разумен.
извержение. Океан вдруг начинает блестеть, как будто несколько десятков
квадратных километров его поверхности покрыты стеклом. При этом ни его
густота, ни ритм волнения не меняются. Иногда симметриада возникает там,
где образовалась воронка, засосавшая "быстренник", но это не является
правилом. Через некоторое время стеклянистая оболочка выбрасывается вверх
чудовищным пузырем, в котором, искажаясь и преломляясь, отражаются весь
небосклон, солнце, тучи, горизонт. Молниеносная игра цветов, вызванная
отчасти поглощением, отчасти преломлением света, не имеет себе подобной.
время голубого дня, а также перед заходом солнца. В это время появляется
впечатление, что планета рождает другую, с каждым мгновением удваивающую
свой объем. Сверкающий огнями глобус, с трудом выдавленный из глубины,
растрескивается у вершины на вертикальные секторы. Но это не распад. Эта
стадия, не очень удачно названная "фазой цветочной чашечки", длится
секунды. Направленные в небо перепончатые арки переворачиваются,
соединяются в невидимой внутренней части и начинают моментально
формировать что-то вроде коренастого торса, внутри которого происходят
одновременно сотни явлений.
необыкновенную особенность - моделирование, или точнее нарушение
физических законов. Предварительно нужно сказать, что не бывает двух
одинаковых симметриад и геометрия каждой из них является как бы новым
"изобретением" океана. Далее, симметриада создает внутри себя то, что
часто называют "моментальными машинами", хотя эти конструкции совсем
непохожи на машины, сделанные людьми. Здесь речь идет об относительно
узкой и поэтому как бы "механической" цели действия.
коридоры, расходящиеся во всех направлениях, а перепонки создают систему
пересекающихся плоскостей, свисающих канатов, сводов. Симметриады
оправдывают свое название тем, что каждому образованию в районе одного
полюса соответствует совпадающая даже в мелочах система на противоположном
полюсе.
погружаться в океан, наклонив сначала свою вертикальную ось на восемь -
двенадцать градусов.
после погружения на добрые восемьсот метров над уровнем океана и видны на
расстоянии десятков миль.
восстановления равновесия, когда вся система перестает погружаться и
возвращается в вертикальное положение. Наиболее интересной для изучения
является вершина симметриады. Относительно гладкую "шапку" полюса окружает
пространство, продырявленное, как решето, отверстиями внутренних камер и
тоннелей. В целом эта формация является трехмерной моделью какого-то
уравнения высшего порядка.
и построить эквивалентное ему геометрическое тело. В таком понимании
симметриада - родственница конусов Лобачевского и отрицательных кривых
Римана, но родственница очень дальняя вследствие своей невообразимой
сложности. Это скорее охватывающая несколько кубических миль модель целой
математической системы, причем модель четырехмерная, ибо сомножители
уравнения выражаются также и во времени, в происходящих с его течением
изменениях.
"математическая машина" живого океана, созданная в соответствующих
масштабах модель расчетов, необходимых ему для неизвестных нам целей. Но
этой гипотезы Фермонта сегодня уже никто не поддерживает. Не было
недостатка и в попытках создания какой-нибудь более доступной, более
наглядной модели симметриады. Но все это ничего не дало.
явления. Иногда воздух перестает проводить звук. Иногда увеличивается или
уменьшается коэффициент рефракции. Локально появляются пульсирующие
ритмичные изменения тяготения, словно у симметриады есть бьющееся
гравитационное сердце. Время от времени гирокомпасы исследователя начинают
вести себя как сумасшедшие, возникают и исчезают слои повышенной
ионизации... Это перечисление можно было бы продолжить. Впрочем, если
когда-нибудь тайна симметриад будет разгадана, останутся еще асимметриады.
расставили регистрирующие аппараты, автоматические кинокамеры;
телевизионные глаза искусственных спутников регистрировали возникновение
мимоидов и "длиннушей", их созревание и гибель. Библиотеки наполнялись,
разрастались архивы; цена, которую за это нужно было платить, порой
становилась очень высокой. Семьсот восемнадцать человек погибло во время
катаклизмов, не успев выбраться из уже приговоренных к гибели колоссов, из
них сто шесть только в одной катастрофе, известной потому, что в ней нашел
смерть и сам Гезе, в то время семидесятилетний старик. Семьдесят девять
человек, одетых в панцирные скафандры, вместе с машинами и приборами
поглотил в несколько секунд взрыв грязной жижи, сбившей своими брызгами
остальные двадцать семь, которые пилотировали самолеты и вертолеты,
кружившиеся над местом исследований. Это место на пересечении сорок второй
параллели с восемьдесят девятым меридианом обозначено на картах как
"Извержение Ста Шести". Но этот пункт существует только на картах,
поверхность океана ничем не отличается там от любой другой точки.
голоса, требующие нанесения термоядерных ударов. Это было хуже, чем месть,
речь шла об уничтожении того, чего мы не можем понять. Тсанкен, случайно
уцелевший начальник резервной группы Гезе, в момент, когда обсуждалось это
предложение, пригрозил, что взорвет Станцию вместе с собой и восемнадцатью
оставшимися людьми. И хотя официально никогда не признавалось, что его
самоубийственный ультиматум повлиял на результат голосования, можно
допустить, что это было именно так.
Сама Станция - это было инженерное сооружение такого масштаба, что Земля
могла бы им гордиться, если бы не способность океана в течение секунд
создавать конструкции в миллионы раз большие, - была сделана в виде диска
диаметром двести метров с четырьмя ярусами в центре и двумя по краю. Она
висела на высоте от пятисот до полутора тысяч метров над океаном благодаря
гравитаторам, приводившимся в движение энергией аннигиляции, и, кроме
обычной аппаратуры, которой оборудуются все станции и спутники других
планет, имела специальные радарные установки, готовые при малейших
изменениях состояния поверхности океана включить дополнительную мощность,
так что стальной диск поднимался в стратосферу, как только появлялись
первые признаки рождения нового чудовища.
заперты - по неизвестной мне до сих пор причине - в нижних складах, можно
было бродить по коридорам, не встречая никого, как на бесцельно дрейфующем
судне, машины которого пережили гибель команды.
показалось, что сталь, скрытая слоем пушистого пенопласта, задрожала у
меня под ногами. Я замер, но дрожь не повторилась. Библиотека была
тщательно изолирована от корпуса, и вибрация могла иметь только одну
причину. Стартовала какая-то ракета. Эта мысль вернула меня к
действительности. Я еще не решил окончательно, выполнить ли мне желание
Сарториуса. Если я буду вести себя так, будто полностью одобряю его планы,
то в лучшем случае смогу лишь оттянуть кризис; я был почти уверен, что
дело дойдет до столкновения, так как решил сделать все возможное, чтобы
спасти Хари. Весь вопрос в том, имел ли Сарториус шанс на успех. Его
преимущество передо мной было огромным - как физик он знал проблему в
десять раз лучше меня, и я мог рассчитывать, как это ни парадоксально,
только на сложность задач, которые ставил перед нами океан. В течение
следующего часа я корпел над микрофильмами, пытаясь выловить хоть
что-нибудь доступное моему пониманию из моря сумасшедшей математики,
языком которой разговаривала физика нейтринных процессов. Сначала мне это
показалось безнадежным, тем более что дьявольски сложных теорий
нейтринного поля было целых пять, верный признак того, что ни одна из них
не является правильной. Однако в конце концов мне удалось найти нечто
обнадеживающее. Я переписал некоторые формулы и в этот момент услышал
стук.
показалось блестящее от пота лицо Снаута. Коридор за ним был пуст.