не мог различить этого шва, этой границы. Не зная, что делать дальше, я
начал пятиться, и он тоже пошел задом, словно рак, пока мы не отдалились
друг от друга настолько, что он несколько уменьшился с виду, и тогда, не
зная почему, я повернулся и двинулся прямо, в сторону низкого солнца,
которое несмотря на защитное стекло сильно меня слепило. Сделав несколько
десятков шагов тем качающимся, утиным шагом, которого нельзя избежать на
Луне, я остановился, чтобы взглянуть назад. Он тоже стоял наверху невысокой
дюны и, повернувшись боком, смотрел в мою сторону.
стоял как столб, но голова у меня прямо гудела от лихорадочных мыслей. Я
только теперь сообразил, что никогда не интересовался, были ли
разведывательные автоматы, засылавшиеся до сих пор на Луну Агентством,
вооружены. Никто ничего об этом не говорил, а мне, ослу, и в голову не
приходило спросить самому. Если автоматы были вооружены, то их молчание
после посадки, их внезапное исчезновение объяснялось очень просто -- при
условии, что они были снабжены лазерами. Нужно было это проверить, но как? У
меня не было непосредственной связи с земной базой -- только с кораблем,
висевшим прямо надо мной, ибо он перемещался на стационарной орбите с той же
угловой скоростью, что и поверхность Луны. На самом же деле телесно я
находился на борту корабля, а в кратере Флемстида стоял в виде теледубля.
Чтобы связаться с Землей, достаточно было включить передатчик, то есть
внутреннее переговорное устройство в скафандре, которое я нарочно выключил
перед тем, как покинуть корабль, чтобы мои земные опекуны не могли помешать
мне сосредоточиться перед посадкой -- они уж наверняка не поскупились бы на
советы и указания, если бы я согласно инструкции поддерживал с ними
радиосвязь. Теперь я повернул большую круглую ручку на груди и начал
вызывать Землю. Я знал, что ответ придет с трехсекундным опозданием, но эти
секунды показались мне веками. Наконец я услышал голос Вивича. Он засыпал
меня вопросами, но я велел ему молчать, сообщив только, что посадка прошла
благополучно, что я нахожусь в намеченной точке ноль, ноль, один и не
подвергался никакому нападению, но о втором теледубле не заикнулся.
говорить медленно и флегматично.-- ТЕЛЕДУБЛИ, которые вы выслали сюда
раньше, были снабжены лазерами? Что это были за лазеры? Неодимовые?
отвечать вопросом на вопрос! -- прервал я его.-- Это мое первое слово с
Луны, а значит, оно, очевидно, важное. Какие лазеры были у обоих
разведчиков? У Лона и того, второго. Такие же, как у автоматов?
рядом с неглубоким кратером, заполненным слежавшимся песком, я видел цепочку
собственных следов, протянувшуюся через три пологих дюны к четвертой, рядом
с которой стояло мое отражение. Я не спускал с него глаз, прислушиваясь к
невнятным голосам в шлемофоне. Вивич запрашивал информацию.
так неожиданно, что я даже вздрогнул.-- Модель Е-М-девять. Девять процентов
излучения в рентгеновском и гамма-диапазонах, остальное в голубой части
спектра. -- Свет? Видимое излучение и ультрафиолет? -- Да. Спектр не может
оборваться сразу. А что? -- Сейчас. Значит, максимум энергии в надсветовом
диапазоне? -- Да. -- Сколько процентов?
левой солнечной стороны.
Подождите.
характеристика излучения лазерных ударов, которые уничтожили наших
разведчиков, была другой. Спектр сдвинут в красную сторону. Но, может быть,
это эффект зеркала? Я вдруг сообразил, что отраженный луч вовсе не должен
быть точно таким же, как падающий. Даже при обычном стекле. Хотя о стекле не
могло быть и речи. То, что отражало лазерные лучи, вполне могло сдвинуть их
спектр в сторону красного цвета. Я не мог потребовать сейчас консультации с
физиками. Я отложил ее на потом, а пока попытался вспомнить хоть что-нибудь
из оптики. Преобразование в видимый свет лучей высокой энергии, таких как
рентгеновские или гамма, не требует добавочной затраты энергии. Поэтому
сделать это легче. Значит, луч, попадающий в это зеркало, отличался от
отраженного. Зеркальная гипотеза все объясняла без помощи чудес. Это меня
успокоило. Я принялся определять свои координаты по звездам, как будто стоял
на тренировочном полигоне. Примерно в пяти милях к востоку начинался
французский сектор, а значительно ближе, меньше чем в миле за моей спиной,
проходила граница американского сектора. Следовательно, я стоял на ничьей
земле.
никаких вспышек -- почему вы спрашиваете о лазерах? -- Вы записываете меня?
-- Конечно. Каждое слово. По голосу я чувствовал, как он нервничает. --
Внимание. То, что я скажу, очень важно. Я стою в кратере Флемстида. Смотрю
на восток в сторону французского сектора. Передо мной зеркало. Повторяю:
зеркало. Но не обычное зеркало, а нечто такое, в чем я отражаюсь вместе со
всем, что меня окружает. Я не знаю, что это. Я вижу свое отражение, то есть
теледубля номер один на расстоянии около двухсот сорока шагов. Отражение это
опустилось вместе со мной. Я не знаю, как высоко простирается зона
отражения, потому что во время посадки смотрел вниз, под ноги. Двойника я
заметил лишь над самым кратером, очень близко. Он находился не на той же
высоте, что и я, несколько выше. Причем был больше, то есть выше и массивней
меня. Потом, стоя уже на грунте, он стал точно таким, как я. Я считаю
возможным, что это зеркало способно увеличивать отраженное изображение. И
поэтому те, мнимые лунные роботы, которые уничтожали теледублей, казались
такими чудовищно огромными. Я попытался коснуться своего двойника. Рука
проходит насквозь. Никакого сопротивления. Если бы я имел лазер и выстрелил,
со мной было бы покончено, потому что я получил бы полный отраженный заряд.
Не знаю, что будет дальше. Я не в состоянии различить места, где так
называемое зеркало переходит в реальный пейзаж. Вот пока и все, что мне
известно. Я сказал все. Больше вы от меня ничего не добьетесь. Если будете
сидеть тихо, я не выключу радио, а если вас одолевает охота поговорить,
отключусь, чтобы мне никто не мешал. Ну что, отключаться или нет?
запаздыванием в четырехстах тысячах километрах над моей головой. Я сказал --
над, потому что Земля сияла высоко на черном небе, почти в зените, нежно
голубая в окружении звезд, а Солнце, наоборот, стояло низко, и, глядя в
сторону моего двойника в белом скафандре, я видел свою собственную длинную
тень, волнисто падающую на дюны. В наушниках слегка потрескивало, но в общем
было тихо. В этой тишине слышно было мое дыхание, но я понимал, что дышу я
на борту корабля, а слышу себя здесь, словно стою во плоти рядом с кратером
Флемстида. Мы ожидали всяких неожиданностей, но только не здесь, на ничьей
земле. Похоже было, что трюк с зеркалом они устроили, чтобы каждый, живой
или мертвый, сам уничтожил себя сразу же после посадки, даже не понюхав их
лунного пороху. Ловко. Хитро. Более того, интеллигентно, но в смысле
перспектив моей разведки -- не слишком утешительно. Ясно, что сюрпризов они
приготовили значительно больше. Правду говоря, я охотно вернулся бы на борт,
чтобы обдумать положение и обсудить его с базой, но сразу же отверг этот
вариант. Конечно, я мог покинуть теледубля, разбив предохранительное окошко
на груди, однако ни за что бы сейчас этого не сделал. В шкуре теледубля я
рисковал не больше, чем находясь на корабле. Так что же, искать источники
этого зеркала? Допустим, они существуют и я их найду, но что из этого?
Отражение исчезнет. И ничего больше. Впрочем, здравые мысли приходят в
голову чаще всего во время прогулки, подумал я и двинулся прямо, но,
конечно, не прогулочным шагом, а словно бы пьяным, лунным -- сначала
переставляя ноги, как на Земле, а потом уже совсем по-лунному, держа их
согнутыми и подскакивая, как воробей. Или, вернее, как большой, объемистый
мяч, который от отскока до отскока долго летит над песчаным грунтом.
Отдалившись уже порядочно от места посадки, я остановился, чтобы взглянуть
назад. Почти на горизонте я увидел маленькую фигурку и еще раз остолбенел.
Несмотря на большое расстояние, я заметил, что это уже не фигура в белом
скафандре, а кто-то совершенно другой, тонкий и стройный, с сияющей на
солнце головой. Человеческая фигура без скафандра на Луне? И к тому же
совершенно нагая. Робинзон Крузо не был так поражен, увидав Пятницу. Я
быстро поднял обе руки, но это существо вовсе не думало мне подражать. Эта
фигура не была моим отражением. У нее были золотистые волосы, спадающие на
плечи, белое тело, длинные ноги, и шла она ко мне без особой поспешности,
как бы нехотя, и двигалась не утиным, качающимся шагом, а изящно, словно по
пляжу. Едва я подумал о пляже, как понял, что это женщина. Точнее, молодая
девушка, блондинка, голая, как в клубе нудистов. В руке у нее было что-то
большое, разноцветное, закрывавшее грудь. Она приближалась, но шла не прямо
ко мне, а чуть наискосок, словно хотела пройти мимо на приличном расстоянии.
Я чуть было не вызвал Вивича, но в последнюю секунду прикусил язык. Он бы не
поверил мне. Решил бы, что это галлюцинация. Застыв на месте, я старался
различить черты ее лица, в то же время отчаянно пытаясь разобраться в своих
ощущениях. Вопросы о невероятности всего этого, об обмане чувств я
отбросил -- уж если в чем я был уверен, так это в том, что она -- не
порождение моего бреда. Не знаю почему, но мне показалось, что все зависит
от ее лица. Если оно точно такое же, как у той фальшивой Мерилин Монро из
итальянского ресторанчика, я все-таки усомнился бы в состоянии своей
психики, потому что каким образом любые токи, волны, силы или черт знает что
еще могли вторгнуться в мою память и выловить именно этот образ? Ведь я не
стоял на этом мертвом грунте на самом деле. Я сидел по-прежнему на корабле,
пристегнутый ремнями к глубокому креслу у пульта управления, а впрочем, даже
если бы я и был здесь, то вряд ли что-нибудь проникло бы в мой мозг так
быстро и с такой точностью. Оказывается, подумал я, невозможности бывают
разного рода, большие и меньшие.