больше: вдоль берега тянулась длинная пристань из неошкуренных стволов
трехфутового диаметра, у которой покачивался довольно большой палубный
баркас. Это посудина, сколоченная прочно и грубо, без претензий на
изящество, с высокими бортами, мачтой с квадратным парусом и дюжиной весел,
с которыми управлялись гребцысенары, напомнила Блейду сармийскую галеру.
Вероятно, на ней Рильгон спустился с верховий реки, из неведомого Сеймидана,
в стойбище дикарей -- самую восточную точку контролируемой им территории.
палубе группу рослых светлобородых воинов в кожаных безрукавках и медных
шлемах. Это была личная охрана вождя, окружив пленника, шестеро
телохранителей доставили его к Рильгону. Сенаров, гревшихся на солнце у
своих весел, они разгоняли пинками.
довольно большой, но имела низкий потолок и маленькие оконца, затянутые
мутной полупрозрачной пленкой, особой чистоты вокруг не наблюдалось. Сам
Рильгон, развалившись, лежал на груде шкур, рядом, на табурете, стоял
кувшин. Втянув носом воздух, странник безошибочно опознал его содержимое:
ча, хмельной напиток, который горцы, по словам Нуг-Уна, готовили из меда
диких пчел.
мужчиной лет сорока пяти -- почти таким же крупным, массивным и объемистым,
как сенары, разве что не столь волосатым. Его пухлые губы обрамляли усы и
борода, светлые глаза казались холодными и жестокими, в правой руке вождь
держал бронзовую чашу с хмельным, толстые пальцы левой небрежно теребили
рукоять огромного меча.
уставился на пленника.
Я говорю о своих людях.
взгляд к низкому потолку. -- Шестой -- Барт, и немногие в Триречье сумели бы
с ним справиться!
назад.
снова приник к чаше.
тебе нужно на востоке?
рабов!
перерезать глотку Барту! Настоящий воин должен обладать двумя вещами, -- он
поднял два толстых растопыренных пальца, -- умением сражаться и жадностью!
Ибо ради чего бьется воин? Ради богатства! Правильно мыслишь, чужак!
великий военный предводитель горной страны. И не пройдет трех лун, как я
стану повелевать Бреггой, городом куда больше и роскошней моего Сеймидана,
где глупые женщины поклоняются своей жалкой Матери, каменному истукану... А
потом я растопчу выродков, что прячутся в верховьях Бурой реки... Я сравняю
с землей их селения и выжгу поля! Кто не захочет мне покориться, тот умрет!
-- он рыгнул и важно закончил. -- Ты вовремя пришел сюда, воин!
война. И везде нужны хорошие бойцы.
попадал, всюду, если не считать Таллаха, шла война, большая или малая; и
неважно, какие средства пускались в ней в ход -- каменные топоры или ракеты,
мечи или бластеры. Везде пахло кровью и горелым мясом. Такое однообразие уже
начало ему надоедать.
Только не посягай на власть, -- он предостерегающе поднял палец. -- Запомни,
власть принадлежит мне!
Чингисханом не стоило спорить.
расцвела снисходительная усмешка. Сейчас он напоминал жирного кота,
поймавшего мышь и размышляющего о ее дальнейшей судьбе, то ли отпустить на
свободу, то ли придушить одним движением лапы. Внезапно глаза его хитро
сверкнули.
женщина у тебя уже есть. И прехорошенькая!
мою добычу отняли. Теперь же, когда я стал твоим воином...
-- Сегодня вечером я отправлюсь обратно в Сеймидан, а ты останешься здесь.
Получишь оружие, пойдешь в набег с моими людьми на Хартру... это за Бурой
рекой, у соленых вод... Ты должен принести мне двенадцать голов -- по два
ублюдка за каждого из тех, кого ты убил. Нет, четырнадцать! Четверых -- за
Барта! -- вождь сжал огромный кулак и стукнул себя по колену, -- Тогда ты
отдашь долг и станешь моим воином.
уточнил, чьих.
остальные -- еще трех на выбор, когда мы захватим город. Согласен?
его глазах гнева. Он размышляя о том, что и вправду стоит подарить этому
мерзавцу голову, но лишь одну -- его собственную. Вот только удержит ли
великий вождь ее в руках?
можешь идти!
же четверых стражей. Они направились обратно я стойбище.
бревенчатый домик с подпертой дверью. Он не задал вопроса, который вертелся
на языке; полезней было пересчитать бленаров, околачивавшихся вокруг. Не
меньше двадцати, решил Блейд, подавив тоскливый вздох. И сенаров сотни
полторы... Слишком много, чтобы ввязываться в открытый бой! Но если ночью он
сможет покинуть хижину, шансов на побег станет куда больше. Ночь и темнота
-- верные союзники...
пленника поджидала корзинка с опостылевшей рыбой. Дверь поставили на место,
подперли колом, и остаток этого дня, прошел в таком же томительном бездельи,
как и шесть предыдущих. Стемнело; через щели меж досок теперь проникали
только отблески гаснущих костров. Блейд со злостью пнул парашу, улегся на
колючую подстилку и скоро погрузился в сон.
металла. Блейд беспокойно заворочался на подстилке; он пребывал в том
неопределенном состоянии между сном и явью, когда звуки и запахи внешнего
мира кажутся порождением ночных грез. Потом ноздри странника защекотал дым,
он чихнул и проснулся.
грохот, стук мечей и треск огня, пожирающего сухое дерево. Щели в дверях
хижины озарились отсветами пожара, и едкий запах дыма стал сильнее. Там,
снаружи, шла битва!
использовать в качестве оружия. Увы, ничего подходящего, кроме параши, у
него не имелось. В бессильной ярости он стиснул кулаки и, словно раненый
зверь, заметался меж бревенчатых стен.
вот-вот упадет. Блейд прижался к стене рядом с дверным проемом, подпихнув
парашу поближе. Если люди Рильгона собираются его прикончить, первый из них
получит горшком по голове. Затем он схватит меч бленара и...
ему незнакомым. Звучный баритон сильного, уверенного в себе человека...
Блейд положил руки на край тяжелого горшка.
нам! Слышишь?
прозвучало, словно пароль. Странник отодвинул парашу и рявкнул:
двое с обнаженными мечами.