Тару, Броселианду и Карнак, оно в бессилии бьется о стены, которые не
может сокрушить. Но страшные беды подстерегают тех, кто находится вне этих
стен. Зло то прибывает, то убывает, подобно морскому приливу и отливу.
Ныне - время прилива.
поймешь.
ответа.
решения даются вам с трудом. Я приду к тебе снова.
пошел прочь своей легкой скользящей походкой так быстро, что не пустись
Ник бегом, он неминуемо бы отстал. Однако он твердо вознамерился следовать
за Герольдом, хотя бы недалеко. На сей раз тот пеший - без сомнения, Нику
удастся за ним проследить...
стремясь не потерять из виду сверкающий камзол. Одновременно он обдумывал
то, что сказал Авалон. По всей видимости, тот назвал себя именем своей
земли, словно он - ее официальный представитель и полностью себя с ней
отождествляет. И угрожал ли он или просто сообщал, что некая огромная
опасность нависла над теми, кто не находится под защитой Авалона?
неудачные атаки летающих охотников также свидетельствуют о том, что
Герольд и его город способны от них защититься. С другой стороны,
англичане испытывают явный ужас перед его предложением, хотя Ник так до
конца и не понял - почему?
остановилось. Ник нырнул в кусты. Навстречу Герольду из подобного же
укрытия выдвинулся человек, высоко занеся увенчанный тусклым металлическим
крестом шест.
голове своим шестом. Но там, куда он целился, Авалона уже не было - он
стоял в нескольких шагах в стороне. И снова его неожиданный противник,
облаченный в изодранное, грязное платье коричневого цвета, с космами седых
волос, с седой же, клочковатой бородой, попытался на него напасть. На сей
раз Герольд вовсе исчез из виду.
ткнуло его между лопаток, подкрепляя приказание. Спустя мгновение этот же
голос прокричал что-то еще, чего Ник не разобрал.
по-прежнему метался там, где исчез Авалон, тыкал своим шестом в кусты и
визгливо выкрикивал какие-то непонятные слова.
кустами и, прихрамывая, но, впрочем, довольно быстро заковылял к
американцу.
монашескую рясу. На его угрюмом лице горели глаза фанатика.
кто стоял за спиной, и собственную беспечность, из-за которой так глупо
попался.
и запаха пропотевшей, заношенной одежды Ника замутило. Горящие глаза
оглядели его с ног до головы.
со всей силы опустить крест ему на голову. Он отшатнулся и получил
сокрушительный удар в висок, от которого рухнул на колени. В ушах
зазвенело, голова пошла кругом.
крепко схватили и вцепились рукой в волосы, так что он не мог двинуть
головой. Снова над ним навис крест и, опустившись, больно впился острым
концом в кожу на лбу. Монах держал его так в течение долгой-долгой
секунды, затем отдернул и наклонился над Ником осмотреть результат.
приказанием к своему спутнику. Ника поставили на ноги, заломили назад руки
и связали их больно впившейся в тело веревкой. Затем человек, взявший Ника
в плен, обошел его, появился у него из-за спины, и Ник наконец его увидел.
него отличался. Большую часть лица скрывала грязная борода, поднимавшаяся
на скулах чуть ли не до самых бровей, столь же густых и жестких. На голову
был надет помятый, изъеденный ржавчиной шлем, имевший выступ, защищавший
от ударов нос. Остальная одежда была под стать: ржавая кольчуга поверх
рубахи, которая от старости и грязи стала почти черной, кривоватые ноги
тесно облегали испещренные дырами штаны, а башмаки грозили вот-вот
развалиться.
огромный кинжал, из-за плеча выглядывала дуга арбалета. Он достал кинжал
из ножен и с вожделением поглядел на Ника, нацелив острие ему в горло.
движения, - и коротко отдал какой-то приказ. Второй ухмыльнулся, в прогале
его отвратительной бороды мелькнули остатки сломанных зубов. Схватив Ника
за плечо, он толкнул его вслед за монахом, который заковылял вперед, неся
свой шест с крестом так, словно это было одновременно и знамя, и оружие, в
любой момент готовое к бою.
безрассудством, он все еще не мог как следует собраться с мыслями. Что к
этим людям нельзя воззвать как к товарищам по несчастью, он с каждой
минутой убеждался все больше. От солдата, подгонявшего Ника мощными
тычками, веяло звериной жестокостью. Монах, по мнению пленника, был ничуть
не лучше.
солдат, так похожие на первого, словно все они - братья. Но главными в
этой компании были не солдаты: власть, очевидно, делили между собой монах
и еще одна особа, сидевшая, привалившись спиной к валуну. Она зубами рвала
кусок полупрожаренного мяса, и еще несколько кусков, насаженных на
палочки, лежали на угольях сбоку от костра. Жир блестел у нее на
подбородке, капал на отделанный кружевом лиф платья, сливаясь со следами
прежних трапез. От застарелой грязи ее кожа была серого цвета, тусклые
пряди волос выбивались из растрепавшихся кос. Однако черты лица говорили о
том, что чисто вымытая и ухоженная, она могла бы считаться красавицей даже
в мире Ника. На ее замызганном платье сохранилась тонкая вышивка, а пояс и
украшавшие каждый палец кольца были усыпаны драгоценными каменьями. На
голове красовалась золотая диадема с тусклым голубым самоцветом. Она
казалась безнадежно опустившейся принцессой, сошедшей с картинки из
сказки.
прямее, она указала на него властным жестом и что-то повелительно
проговорила. Что именно она сказала, Ник не понял, хотя отдельные слова
показались ему знакомыми. Когда он не ответил, страж снова его ударил.
оживление, появившееся было на лице женщины, когда ее подданный попытался
вразумить пленника, погасло, сменившись разочарованием. Она передернула
плечами и сделала знак рукой. Один из бродяг поспешил снять с углей и
поднести ей очередной кусок мяса.
паузу после каждого слова. Ник все равно ничего не понял и покачал
головой. Взявший его в плен солдат опять выступил вперед. Сперва он
довольно почтительно обратился к монаху, затем повернулся к Нику.
вопрос был ясен.
демоны увидят... Они задают нам жару, а мы зададим жару тебе.
пальцы, его перебила женщина, и при ее словах все четверо солдат громко
расхохотались, монах же стремительно обернулся к ней, потрясая шестом.
Слушая его словоизвержение, она продолжала улыбаться, но молчала. Солдаты,
однако, веселиться перестали.
накрепко привязали плетеным кожаным ремнем. Монах наблюдал за этим
удовлетворенно и с одобрением. Затем Ника оставили наедине со своими
мыслями, а бродяги вернулись к костру, расселись вокруг и принялись за
еду.
прошла с тех пор, как Линда кормила его похлебкой. Однако сильнее голода
его мучила жажда, и смотреть на журчащий в нескольких шагах ручей
становилось все нестерпимее.
(точнее, решил Ник, их следовало бы назвать латниками, ибо принадлежащая
им потертая амуниция была несомненно более сродни средневековью, нежели
его собственному времени) вывел из зарослей нечищеную, тяжело
переставляющую ноги тощую клячу и карнаухого мула. Он подвел их к воде и
дал напиться, затем снова увел в кусты.
усиливался. Он скрестил руки и крепко прижал к груди свое необычное