отчужденности, к которой Гельвард так привык, не осталось и следа.
я слишком часто бывал на севере. - Он качнулся, и Гельвард инстинктивно
сделал шаг вперед, чтобы поддержать его. - Мне сообщили, что ты
отправляешься в прошлое. Это верно?
поразмыслить. Там все иначе, чем в будущем... в будущем я чувствовал себя,
как дома.
ангиоспазмы. Ему дали обезболивающее, и он должен лежать в постели.
имел, что отец так состарился... Но ведь всего несколько дней назад тот
выглядел куда моложе! Что же могло случиться за эти дни? Они поговорили
еще немного, но отец вскоре начал терять нить разговора, потом его веки
смежились, и Гельвард встал.
медицинской службы. Они бережно подхватили старика под руки и вынесли в
коридор, где уложили на покрытую белой тканью каталку.
Клаузевиц и сам был человеком не первой молодости, хотя, конечно, выглядел
намного крепче отца.
последовало. Вместо того гильдиер взял ботинки, подбитые железом, и
подтолкнул их к ученику.
снаряжение были свалены в кабине рядом с ним. Когда кабина остановилась,
он сунул свой ключ в специальную прорезь, чтобы двери не могли закрыться,
и разыскал комнату, названную Клаузевицем. Здесь его поджидали четыре
женщины и мужчина. Сразу с порога он заметил, что лишь мужчина и одна из
женщин принадлежат к городской администрации.
беглым взглядом и отвернулись. На их лицах застыло выражение сдержанной
враждебности, а может, безразличия, - в конце концов, до этой самой минуты
он по отношению к ним тоже ничего, кроме безразличия, не испытывал. Пока
он не переступил порог этой комнаты, он и не задумывался над тем, что за
женщин ему придется сопровождать, хороши они собой или нет. Ни одной из
них он прежде не видел в глаза, но, слушая Клаузевица, поневоле вообразил
их похожими на тех женщин, каких встречал, выезжая на север с меновщиком
Коллингсом. Те были, как правило, худыми и бледными, сухорукими,
плоскогрудыми, с костлявыми лицами и глубоко запавшими глазами. Да и одеты
они были чаще всего в вонючее тряпье, над ними вечно кружились мухи, в
общем, деревенские женщины являли собой весьма плачевное зрелище.
пригнанное городское платье, хорошо промытые и подстриженные волосы,
округлые налитые тела, ясные глаза... Гельвард едва сумел скрыть
удивление, когда понял, что они совсем молоды, его ровесницы или чуть
постарше. В Городе о временно переселенных говорили как о зрелых женщинах,
но эти-то были по существу совсем девчонки!
удостаивали его вниманием. А ему никак не удавалось сладить со все
крепнущим подозрением, что и эти когда-то ничем не отличались от
обыкновенных деревенских оборвашек и лишь переселение в Город временно
вернуло им здоровье и красоту, которые могли бы быть их неотъемлемым,
пожизненным достоянием, не родись они в нищете.
звали Росарио, Катерина и Люсия. Они немного понимали по-английски. Каждая
провела в Городе чуть больше сорока миль, и каждая родила по ребенку. Это
оказались два мальчика и девочка. Люсия, родившая мальчика, не пожелала
взять его с собой, ребенка оставили в Городе и воспитывают в яслях.
Росарио, напротив, не захотела расстаться с сыном и забирает его. Катерине
выбора не предоставили, разлучив с дочуркой насильно, но ей самой это,
казалось, все равно.
ей следует без ограничений давать сухое молоко. Остальные должны питаться
тем же, что и их провожатый.
оставили его попытку без внимания. А когда он дал понять, что хочет
взглянуть на малыша Росарио поближе, мать повернулась к нему спиной и
демонстративно прижала ребенка к себе.
скудные пожитки и тесной группой двинулись по коридору. Кое-как
втиснувшись вслед за ними в кабину, Гельвард направил ее вниз.
языке. Когда кабина достигла цели и перед ними открылся выход в темный
туннель под Городом, Гельвард чуть не упал, взвалив на плечи всю
неподъемную поклажу разом. Ни одна из женщин и не подумала ему помочь, они
лишь следили за его усилиями повеселевшими глазами. Пошатываясь под
тяжестью ноши, с грехом пополам ухитряясь не выронить то одно, то другое,
Гельвард поплелся на свет, к южному выходу.
переместился, и путевые бригады вовсю выкорчевывали рельсы. Женщины,
заслонившись от солнца ладонями, озирались вокруг. Вероятно, они очутились
на воле впервые с того самого дня, как попали в Город.
снаряжением. Они уставились на него, то ли не понимая, то ли делая вид,
что не понимают. - Хотите не хотите, а груз придется поделить.
тюк с синтетической пищей. Решив, что Росарио и без того тяжело, он
разделил пищу на три части, вручил по пакету каждой из ее подруг, а третий
запихал обратно в свой тюк. Люсия и Катерина с неохотой уложили пакеты в
свои сумки, потеснив собственное имущество. Самым неудобным из
разрозненных предметов была веревка, но ее удалось перемотать потуже и
засунуть в тюк на освободившееся место. Стальные крючья и захваты он
ухитрился втиснуть в другой тюк, поверх палатки и спальных мешков. Теперь
ноша стала ухватистее, хоть и ненамного легче, и вопреки советам
Клаузевица Гельвард испытывал искушение просто выкинуть большую ее часть
ко всем чертям.
него раздражение. Он зашагал на юг параллельно рельсам, и спустя какой-то
миг женщины последовали за ним. Шли они все такой же тесной группкой,
держась в нескольких ярдах позади него.
признать, что в своих подсчетах скорости путешествия принимал желаемое за
действительное. Три женщины тащились за ним как черепахи, то и дело
жалуясь на жару и дорогу. Что и говорить, выданная им обувь была плохо
приспособлена для прогулок по пересеченной местности, но уж от жары-то он
страдал не меньше их. В форменной куртке, да еще придавленный к земле
тяжеленной ношей, он пропотел насквозь буквально за несколько минут.
малыш орал не переставая. Единственной отрадной минутой была короткая
встреча с Мальчускиным. Путеец искренне обрадовался Гельварду, тут же
стал, как водится, поносить наемных рабочих, а потом пожелал счастливого
пути. Поговорить бы с бывшим наставником подольше, да женщины, разумеется,
и не подумали дожидаться его, и пришлось нагонять их.
Росарио.
Орловский Гай Юлий
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Самойлова Елена
Акунин Борис