Чтение 24–й страницы книги ~Падение Гипериона~

привлекательной женщины и двух молодых людей.

- Моя жена и дети, - негромко произнес Мелио Арундес. - Они ждут меня
на Возрождении-Вектор. Если даже Рахиль... выздоровеет, то, когда ей
исполнится столько же, сколько было к моменту нашей встречи, у меня за
плечами будет уже восемьдесят два стандартных года. - Безнадежно махнув
рукой, он убрал снимок в карман. - Но я по-прежнему ее люблю.

- Готовы? - нарушил тишину чей-то голос, и я увидел в дверях Хента и
Тео Лейна. - Катер взлетает через десять минут, - сообщил Хент.

Поднявшись, я протянул руку Арундесу.

- Я попытаюсь, - пообещал я ему на прощание.

Генерал-губернатор Лейн отправил нас в космопорт на одном из
скиммеров своей охраны, а сам вернулся в консульство. Военный скиммер был
едва ли комфортабельнее личной машины дипломата, зато летел быстрее. Мы
уже пристегивали ремни, прижатые к креслам защитным полем, когда Хент
спросил:

- Что за дело было у вас к этому физику?

- Просто возобновил старое знакомство с незнакомым другом, - ответил
я.

Хент нахмурился.

- Что вы обещали ему, когда сказали, что попытаетесь?

Катер задрожал, дернулся, и тут же рванулся вперед - стартовая
катапульта зашвырнула нас в небо.

- Обещал помочь навестить больного друга, если сумею.

Хент не спускал с меня враждебного взгляда, но я вытащил блокнот и
занялся набросками интерьеров "Цицерона". Я не отрывался от рисования все
пятнадцать минут полета, до самой стыковки с "прыгуном".

С бьющимся сердцем я шагнул из портала на административный терминекс
Дома Правительства. Еще один шаг перенес нас на галерею Сената, где Мейна
Гладстон выступала перед битком набитым залом. Имиджеры и микрофоны
доносили ее речь до Альтинга и сотен миллиардов напряженно внимающих
граждан.

Я взглянул на свой хронометр: 10:38. Наша отлучка продлилась всего
девяносто минут.

Здание, в котором размещался Сенат Гегемонии, больше походило на
Сенат Соединенных Штатов восьмисотлетней давности, чем на величественные
сооружения, воздвигнутые для руководящих органов Северо-Американской
Республики или Первого Всемирного Совета. Главный зал заседаний был
опоясан галереями в несколько ярусов. Он легко вмещал все три с лишним
сотни сенаторов миров Сети и более семидесяти представителей
колоний-протекторатов с совещательным голосом. Ковры гранатного цвета
расходились лучами от центрального подиума, где обычно сидели временный
председатель Сената и спикер Альтинга, а сегодня восседала сама Мейна
Гладстон, глава правительства Гегемонии. Столы сенаторов были изготовлены
из древесины мюира, подаренного тамплиерами Рощи Богов, считавшими его
священным. Свечение и аромат полированного дерева создавали в зале особую
атмосферу даже сейчас, когда он был заполнен так, что яблоку негде упасть.

Мы с Ли Хентом подоспели как раз к финалу. Я заказал по комлогу
резюме ее выступления. Как и обычно, речь Гладстон была краткой. Не впадая
ни в сюсюканье, ни в высокопарность, говоря живо и непринужденно, покоряя
аудиторию оригинально построенными фразами и яркими образами, Гладстон
кратко перечислила инциденты и локальные конфликты, вылившиеся в войну с
Бродягами. Особо подчеркнула наше освященное веками стремление к миру -
красную нить внешнеполитической стратегии Гегемонии, призвав всех и вся в
Сети и Протекторате к единению перед лицом кризиса. Я стал слушать.

- ...и так сложилось, сограждане, что после ста с лишним лет мира мы
еще раз оказались втянутыми в борьбу за соблюдение законных прав - прав,
которые сделались фундаментом нашего общества еще до гибели нашей Матери
Земли. После более чем ста лет мирного существования мы должны - скрепя
сердце, не скрывая отвращения - снова взять в руки щит и меч, которые
всегда помогали нам отстоять наши неотъемлемые права и общее достояние, и
возвратить мир нашим полям и городам.

Звуки труб и самозабвенная ярость - непременный аккомпанемент всех
призывов к оружию. Но мы не позволим этой лихорадке помрачить наш разум.
Те, кто поддается милитаристскому угару и забывает уроки истории, сами
себя карают. Им приходится испытать на собственной шкуре, что такое война,
более того - их ждет гибель от меча. Не исключено, что наш путь к победе
сопряжен со многими жертвами. Многих из нас ожидают жестокие испытания.
Но, какие бы успехи или неудачи нам ни были суждены, прошу вас не забывать
о двух чрезвычайно важных обстоятельствах. Первое: мы боремся за мир и
знаем, что война никогда не станет нашим образом жизни. Она - бедствие,
которое надо перетерпеть, как лихорадку в детстве, зная, что за длительным
периодом боли и страданий приходит здоровье. Мир для нас - тоже здоровье.
И второе: мы никогда не сдадимся... никогда не сдадимся, не дрогнем, не
поддадимся соблазну вернуться к комфортному существованию... не пойдем ни
на какой компромисс, пока победа не будет в наших руках, враг - разбит, а
мир - отвоеван. Благодарю вас.

Ли Хент, подавшись вперед, не сводил глаз с сенаторов. Почти все
встали и устроили Гладстон настоящую овацию. Волна аплодисментов взлетела
до потолка и рикошетом обрушилась на нас и галерею. Но некоторые остались
сидеть: я видел, как Хент пересчитывал их. Иные молча скрестили руки на
груди, многие открыто хмурились. Войне не было и двух дней от роду, а
оппозиция уже сформировалась: во-первых, из представителей колониальных
миров, которые боялись за свою безопасность, поскольку Гиперион оттянул на
себя почти все войска, во-вторых, из недоброжелателей Гладстон - весьма
многочисленных: нельзя же столько пробыть у власти и не взрастить два или
три поколения врагов. Наконец, в оппозицию влились те из бывших
сторонников Гладстон, кто считал, что война подрывает беспрецедентное
процветание Гегемонии последних веков.

Я наблюдал, как она, обменявшись рукопожатиями со стариком
председателем и молодым спикером, покидает подиум и идет к выходу, касаясь
множества рук, отвечая на приветствия, улыбаясь своей знаменитой улыбкой.
Имиджеры Альтинга сопровождали ее, и я физически ощущал, как раздувается
сеть дебатов, принимая мнения и голоса миллиардов.

- Мне необходимо увидеться с госпожой Гладстон, - бросил мне Хент. -
Вы в курсе, что вас пригласили на официальный обед? Сегодня вечером, в
"Макушке"?

- В курсе.

Хент покачал головой: и зачем только секретарю Сената понадобилось
всюду таскать меня за собой?

- Обед закончится поздно, а после него намечено совещание с
командованием ВКС. Она хочет, чтобы вы были и там, и там.

- Я в вашем распоряжении, - ответил я.

Хент задержался у дверей.

- У вас есть чем заняться в Доме Правительства до обеда?

Я улыбнулся ему.

- Поработаю над эскизами портрета. Вероятно, прогуляюсь в Оленьем
Парке. А потом... не знаю... может быть, сосну часок.

Хент снова покачал головой и вышел.

Первый заряд проходит всего в метре от Кассада, разнося на куски
огромный валун, который он только что миновал. Полковник мгновенно падает,
укрываясь от взрывной волны. Распластавшись на песке, защищенный Силовой
броней и полимерным камуфляжем, Федман Кассад замирает на несколько долгих
секунд. Палец его лежит на спуске универсальной винтовки, ночной визор
переведен в режим поиска цели. Он слышит только одно - частый стук своего
сердца. Сенсоры прочесывают горы, долину и сами Гробницы, выискивая
что-нибудь теплое или движущееся. Безрезультатно. На лице полковника,
скрытом черным зеркалом визора, появляется улыбка.

Он не сомневается, что неведомый стрелок промахнулся нарочно. То была
стандартная реактивная граната с 18-миллиметровым патроном, и если только
стрелявший не находился в десяти или более километрах отсюда, случайный
промах был просто невозможен.

Кассад, выждав еще секунду, вскакивает, намереваясь укрыться за
Нефритовой Гробницей, и в этот момент раздается второй выстрел. Страшный
удар в грудь опрокидывает полковника навзничь.

Чертыхнувшись, он откатывается в сторону и быстро ползет ко входу в
Нефритовую Гробницу. Сенсоры зорко вглядываются и вслушиваются в ночь. На
этот раз стреляли обычной пулей. Следовательно, в распоряжении неведомого
охотника находится универсальная десантная винтовка ВКС - такая же, как у
Кассада. Более того, противник наверняка знает, что доспехи Кассада пулей
не пробьешь, даже в упор. Но универсальная винтовка имеет и другие режимы
стрельбы, и если на очереди боевой лазер, полковнику придется туго. Он
переваливается через порог Гробницы.

Его сенсоры по-прежнему не замечают ничего теплого или движущегося,
если не считать красных и желтых полос - следов паломников на тропе к
Сфинксу, оставленных ими пару минут назад. Но и они тают на глазах.

С помощью оперативных имплантов Кассад производит разведку по каналам
УКВ и оптической связи. Безрезультатно. Он включает максимальное
увеличение, вводит поправки на ветер и песок, активирует детектор
движущихся целей. Ничего крупнее насекомых. Он прочесывает окрестности
радаром, эхолокатором, лидаром, надеясь засечь снайпера. Тщетно. Он