Кьюр Харди, она встала и посмотрела в зеркало на стене. Действительно,
выглядела она хорошо, на удивление хорошо, но и в этой мысли почти не было
тщеславия. Краса ее цвела для других. Она цвела для него. Он владел ею так
безраздельно, что мог уступать другим, и это было выше, полнее, радостней,
чем если бы он оставил ее себе.
и с удовольствием прогуляется до Сэндауна. Но что же это? Платформа,
всегда пустая в это время, кишела народом, как лондонский вокзал в
пятницу. Она едва протиснулась сквозь толпу. Люди двигались во все
стороны, грубили, сердились, толкались. "Садись обратно в поезд!" - орал
кто-то. "Гони отсюда, если не едешь!" - ревел другой. "Какого черта?" -
рычал третий над самым ее ухом, потом запричитала женщина: "Ой, Господи,
Господи, что творится!.." С улиц несся страшный шум, как с футбольного
стадиона. Было светлее, чем обычно.
незнакомой улочке - под охраной институтских полицейских и каких-то девиц.
До этого она двигалась так, как двигается человек, которого то и дело
отбрасывает приливом. По Уоррик-стрит пройти не удалось - там громили
лавки и что-то жгли. Джейн пошла в обход, но и здесь было то же самое. Она
решила сделать петлю побольше, но опять ничего не вышло. Наконец, она
увидела, что на Боун-лейн пусто и тихо. Больше деваться было некуда. Почти
сразу ее остановили институтские полисмены, на них она натыкалась повсюду,
кроме тех мест, где шли наибольшие беспорядки. "Здесь хода нет", - сказали
они. Потом они отвернулись. Было темно, Джейн совсем вымоталась и
попробовала проскочить. Они ее схватили. Вот почему она оказалась в ярко
освещенной комнате, перед женщиной в форме, стриженой, седой, с большим
квадратным лицом. Все было перевернуто, словно полицейские ворвались в
чей-то дом и превратили его в участок. Женщина жевала незажженную сигару и
не проявляла интереса, пока Джейн себя не назвала. Тогда она посмотрела ей
в лицо. Джейн очень устала и перепугалась, но тут ощутила что-то новое:
лицо этой женщины было ей мерзко, как бывали мерзки в ранней юности лица
толстых мужчин с похотливыми глазками и липкой улыбкой. Оно было до ужаса
бесстрастно и до ужаса алчно. Джейн видела, что женщина что-то подумала,
потом отказалась от этой мысли, потом ее приняла и зажгла свою сигару.
Если бы Джейн знала, как редко мисс Хардкастл это делает, она бы
испугалась еще сильней. Полицейские и девицы это знали. Сама атмосфера в
комнате изменилась.
Мы с вашим мужем большие друзья. - Говоря это, она писала на зеленом листе
бумаги.
подбросим в Беллбэри. Теперь такой вопрос. Что вы тут делали в ночное
время?
а я устала. Мне пора домой.
Джейн зеленую бумагу. Джейн увидела то, что и видишь, глядя на документ -
какие-то пункты, что-то заполнено, что-то нет, где-то карандашные пометки,
где-то твое собственное имя, а понять ничего нельзя.
не добежала. Придя в себя, она заметила, что ее держат двое полицейских.
нехороших дядей... - она что-то приказала, полисмены вышли и закрыли за
собой дверь. Вот тут Джейн почувствовала, что у нее не осталось совсем
никакой защиты.
посмотрим. Четверть первого... там все идет хорошо. Что ж, Дэйзи, можно и
передохнуть. Крепче, Китти, вырвется! Вот так.
диван. Перед Джейн предстал могучий бюст (как и полагал Ящер, лифчика она
не носила) рыхлый, уродливый, едва прикрытый - такое мог бы изобразить
сошедший с ума Рубенс. Фея снова села, вынула изо рта сигару, выпустила
дым в лицо своей жертве и спросила ее:
потому, что знала теперь точно: это и есть те враги рода человеческого, о
которых говорил "он", и отвечать им нельзя. Героиней она себя при этом не
чувствовала. Все стало для нее нереальным, и она словно в полусне слышала
приказ: "Лапочки, давайте-ка ее сюда". Как в полусне она видела, что мисс
Хардкастл сидит на стуле, словно в седле, широко расставив обтянутые
сапогами ноги. Девицы ловко и умело поставили ее между этими ногами, и
мисс Хардкастл свела колени, зажав таким образом пленницу. Рядом с этой
людоедкой было так страшно, что Джейн уже совсем не боялась за себя. Мисс
Хардкастл долго глядела на нее и курила ей в лицо. Потом сказала:
отодвинула ворот блузки и прижала к обнажившемуся плечу свою сигару.
Потом, помолчав, опять спросила:
настало время, когда мисс Хардкастл обратилась не к ней, а к одной из
девиц.
капитан О'Хара.
вскочила, надела китель. - Ну и ну! - причитала она. - И дуры вы у меня!
Что раньше не сказали?
подчиненную по щеке. - Так. Ее веди в машину. Потом застегнешь, дура. Я
сейчас, только морду ополосну.
сиденьи помещалась и мисс Хардкастл (оно было на пятерых). Машина
двигалась сквозь мрак. "Город объезжай, Джо, - инструктировал голос мисс
Хардкастл. - Там сейчас веселье. Ты задами, задами". Даже и так они время
от времени натыкались на толпу. Потом машина вдруг стала. "Ты чего?! -
взвизгнула мисс Хардкастл. Шофер только сопел и что-то дергал. "Что это?"
- повторила она, и он отвечал: "Не знаю, мэм". "Хоть за машиной смотреть
бы умел! - сказала мисс Хардкастл. - Да, полечить бы вас как следует..."
Дорога была пуста, но где-то рядом, судя по шуму, была улица, и далеко не
мирная. Шофер вылез и открыл капот. "Значит так, - сказала мисс Хардкастл.
- Вы обе ловите машину. Не поймаете, через десять минут идите обратно.
Живо!" Девицы исчезли в темноте. Мисс Хардкастл бранила шофера, шофер
копался в моторе. Шум усиливался. Вдруг шофер выпрямился (Джейн увидела в
свете фар, как блестит пот на его лице) и сказал:
о тебе в настоящую полицию.
перед вами - детские игрушки. Там хоть с тобой как с человеком. И
начальник мужчина, а не баба.
так легко не отделаешься!
Они идут!
Мисс Хардкастл шла впереди. Они свернули с дороги в какую-то аллею.
что-нибудь вы знаете?
отличие от своих девиц, она казалась не испуганной, а приятно
возбужденной, и ее даже забавляло, что они так трясутся.
чего эти дома пустые? Закрыты все. Лучше нам стоять, где стоим.
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Корнев Павел