потребовал, чтобы все, кто может водить грузовики, явились к нему в семь
ноль-ноль. На этом собрание закончилось.
башне вновь с надеждой пронизывал небеса. Луна только что поднялась над
крышей музея. Мы нашли низенькую ограду и уселись на нее, глядя в темноту
сада и слушая слабый шорох ветра в листве. Мы молча выкурили по сигарете.
Затем я отшвырнул окурок и глубоко вздохнул.
бы чертовски горд и счастлив, если бы они были вашими и моими.
повернула ко мне лицо. Лунный свет блестел на ее каштановых волосах, но
глаза оставались в тени. Я ждал, сердце мое билось сильно и немного
болезненно. Она произнесла с удивительным спокойствием:
к ее руке, я обнаружил, что пальцы у меня дрожат. У меня не было слов в
эту минуту. Но у Джозеллы они были. Она сказала:
сторону башни. - Я бы установила правило. Я бы разделила нас на группы. Я
постановила бы, что каждый мужчина, который женится на зрячей девушке,
обязан взять на себя еще и двух слепых девушек.
выступали там, на собрании?
установят они. И совсем другое...
предлагаете...
немного жутко, но никто с ума не сошел. Все это очень ясно... и очень не
просто.
я вдруг все увидела по-другому. И мне кажется, те из нас, кого минула чаша
сия, будут гораздо ближе друг другу, гораздо больше... ну, больше походить
на единое племя, чем когда-либо раньше.
обреченных людей. И все время я твердила себе: "Если бы не милость
судьбы..." И затем я сказал себе: "Это чудо! Я не заслуживаю лучшей
участи, нежели эти люди. Но произошло чудо. Я уцелела... и теперь я должна
оправдать это"; я ощутила себя как-то ближе к другим людям, чем прежде.
Это ощущение заставило меня думать все время: чем я могу помочь хотя бы
некоторым из них?
Я могла быть одной из этих слепых девушек; вы могли быть одним их этих
несчастных слепых мужчин. Мы не способны сделать ничего большого. Но если
мы возьмем на себя заботу хотя бы о немногих и дадим им хоть чуть-чуть
счастья, мы расплатимся... уплатим крошечную долю своего долга. Вы
понимаете меня, Билл, ведь правда?
сегодня... и вообще в жизни. И все же...
поставить себя на место одной из этих слепых девушек, и я знаю. В нашей
воле дать им настоящую, полную жизнь, насколько это возможно, некоторым из
них. Так что же, дадим мы ее им как долю нашей благодарности... или мы
откажем им из-за внушенных нам предрассудков?
уверена в каждом своем слове. Я подумал о судьбах решительных женщин с
подрывными идеями, таких, как Флоренс Найтингейл и Елизавета Фрай. Ничего
с ними нельзя поделать... И так часто в конечном счете они оказывались
правы.
нужным.
тенями деревья, но почти ничего не видели. По крайней мере я не видел.
Затем в здании у нас за спиной кто-то завел патефон. Над пустынным двором
зазвучал вальс Штрауса, полный светлой тоски по родине. На мгновение перед
нами возникло видение большого зала: вихрь красок и луна вместо
хрустальной люстры.
пушинка, она танцевала в огромном круге лунного света. Потом она
остановилась передо мной. Глаза ее сияли, и она протянула ко мне руки.
прошлого.
гробовой бестелесный голос вопил в пространстве: "Зверь на свободе!
Берегитесь! Зверь на свободе!" Тут я проснулся и обнаружил, что колокол
бьет наяву. Он гремел медным звоном так резко и тревожно, что секунду я не
мог сообразить, где нахожусь. Затем, пока я все сидел, приходя в себя,
послышались крики: "Пожар!" Я выскочил из постели и в чем был выбежал в
коридор. Там пахло дымом, слышались торопливые шаги, хлопали двери. Больше
всего шум доносился справа, где бил колокол и слышались испуганные крики,
и я побежал туда. Лунные блики падали через высокие окна в конце коридора
и разрежали сумрак, позволяя держаться подальше от стен, вдоль которых на
ощупь двигались люди.
поспешно спускаться сквозь дым, становившийся гуще. На последних
ступеньках я споткнулся и упал. Сумрак вдруг обратился в кромешную тьму, в
этой тьме вспыхнула туча искр, и все кончилось...
блеск. Он ослепил меня, словно прожектор, но когда я попробовал поднять
веки снова, на этот раз осторожно, оказалось, что передо мной
всего-навсего обыкновенное окно, да притом еще грязное. Я знал, что лежу
на кровати, но я не стал подниматься: в голове стучал яростный поршень,
предупреждавший малейшие попытки пошевелиться. Поэтому я продолжал тихо
лежать и глядеть в потолок до тех пор, пока не обнаружил, что руки у меня
связаны.
увидел, что связан со знанием дела. Не настолько крепко, чтобы было
больно, однако вполне прочно. Несколько витков электрического шнура на
запястьях и сложный узел внизу, так, чтобы нельзя было дотянуться зубами.
Я выругался и стал осматриваться. Комната была невелика, и, кроме кровати,
на которой я лежал, в ней ничего не было.
и в комнату просунулась маленькая голова в шерстяном колпаке. Под головой
болтался галстук, похожий на веревку. Лицо казалось темным от небритой
щетины. Глаза были устремлены в мою сторону, но не на меня.
очухался? Потерпи немного, я сейчас принесу тебе хлебнуть горячего. - И
голова скрылась.
недолго. Через несколько минут он вернулся, неся бидон с проволочной
ручкой.
кровати, затем обошел кровать и протянул мне бидон.
старина Чарли плеснул туда немного рома, но, я думаю, ты не будешь в
обиде.
бидоне оказался чай, крепкий и сладкий, с изрядными количеством рома.
Возможно, вкус у этого чая действительно был несколько странный, но он
подействовал на меня, как эликсир жизни.
взял, прикурил для него, закурил сам и вернул ему коробок.
утром возле университета был небольшой шум. Может, ты был там?