Чтение 24–й страницы книги ~Блюз для винчестера~

- Если идти выше по этой речке, то попадете в ущелье. Его можно пройти прямо по воде, только обвяжитесь веревкой, чтоб не смыло. Дальше будет легче, увидите тропинку. Потом водопад. Рядом с ним есть вполне приличный подъем. Заберетесь наверх и через час выйдете к другой реке. Паюты называют ее Последней рекой. Через нее перекинут индейский мост. Лошадь не пройдет, а человек - легко. За мостом - тропа на перевал, а когда спуститесь с перевала, увидите меня. Вся эта прогулка отнимет у вас сегодняшний вечер и завтрашнее утро. В полдень увидимся на той стороне. Я буду ждать вас с лошадками.

- К чему такие сложности? - спросил профессор.

- К тому, док, что иначе нам не уйти от погони. А налегке наши лошадки поскачут быстрее. И следов оставят сколько угодно, чтобы те, кто погонится за ними, не сбились с дороги. Только они все равно собьются. Есть там одно место, ну совсем проклятое. Вот там я с лошадками и пропаду из виду. А в полдень встретимся за перевалом.

- А если не встретимся? - спросил Штерн.

- Ну, тогда идите вниз по течению Последней реки, - спокойно ответил Бен Смоки. - Два-три дня ходу, и вы в Гарленде.

- Профессор! Мне кажется, что неразумно отправлять лошадей с одним человеком, - звенящим от напряжения голосом произнес Штерн. - Наверно, мне стоит присоединиться к мистеру Смоки.

- Я полностью доверяю людям, с которыми работаю, - сказал доктор Фарбер. - Бен, если вам нужен помощник...\\- Не нужен.

- Тогда, Фредерик, вы окажете мне бесценную услугу, если возьмете на себя заботу о наших дамах, - сказал профессор и первым пошел вверх по реке.

38. НОЧЬ БЕЗ КОСТРА

Степан шагал рядом с Милли, неся на каждом плече по тяжелому мушкету. Мокрая одежда липла к телу, вода хлюпала в сапогах, но времени на обсушку не было. Они и так слишком долго пробирались вверх по ущелью, борясь с быстрым течением.

- Хорошо бы перейти тот мост до заката, верно, Стивен? - сказала девушка.

- Было бы чудесно, - отозвался Штерн, плетущийся позади. - Если только он там есть, этот мост.

- Если? - спросила Милли. - Да нет, какие могут быть сомнения. Если Бен сказал, значит, мы выйдем на мост.

- Бен! - с сарказмом повторил Фредерик Штерн. - По теории мистера Смоки, покойники превращаются в чаек. Боюсь, что существование моста - это тоже всего лишь теоретическое предположение. Гипотеза. Нам предстоит ее доказать или опровергнуть. Путем наблюдения в полевых условиях.

- Все нормально, Фред, - сказал Степан Гончар. - Если мост и не сохранился, мы пойдем вниз по реке. С этих гор все реки текут в сторону Гарленда. Или, по крайней мере, в сторону железной дороги. Заблудиться невозможно. Все нормально, Фред.

Он умел гасить раздражение. Спорить с попутчиками - последнее дело. Если кому-то не нравится маршрут, он может идти своим путем. И проводник не будет с ним спорить, а молча поведет остальных за собой. Кто придет первым, тот и прав. А спорить - глупо, бесполезно, а иногда и опасно. Когда нервы напряжены, любой безобидный спор может перерасти в ссору, а то и драку. На подобные "развлечения" у Степана не было времени. Солнце неумолимо скатывалось все ближе к вершинам, и в ущелье давно уже сгущались сумерки.

Путники выбрались на каменистый ровный склон и пошли по еле намеченной тропе, забираясь все выше. Здесь еще грело солнце, и одежда скоро высохла. Харви на ходу срубил тесаком тонкую березку, обстругал стволик и вручил его Мелиссе.

- Вам будет удобнее с посохом.

- Лучше отдайте маме.

- Найдем и для мамы что-нибудь. - Харви Дрейк покраснел и торопливо ушел вперед, к профессору.

Неясный шум воды доносился откуда-то спереди, становясь все громче и отчетливее, пока они поднимались по склону к роще невысоких сосен.

Эти деревья стояли тесным строем на самом краю обрыва. Внизу между отвесными стенами с шумом проносилась вода, зеленая, как бутылочное стекло, испещренная белыми гребешками пены.

- Вижу мост, - доложил Харви, махнув рукой влево. - Зря мы вылезли на склон. Если бы поднимались и дальше по ущелью, вышли бы точно к мосту.

- Помнится, Бен говорил, что надо было подниматься у водопада, а мы не видели никакого водопада, - озадаченно сказал доктор Фарбер. - Может быть, это какой-то другой мост?

- Мы не в Амстердаме, профессор, - язвительно заметил Штерн. - Здесь не строят мосты через каждые двадцать шагов.

Они пошли вдоль обрыва, но уже через полчаса Степан Гончар остановился.

- Солнце садится, - сказал он. - Мы еще можем перебраться на тот берег, но тогда ночь застанет нас в незнакомом месте. Здесь хорошая площадка для ночлега. Не знаю, будет ли такая же на другом берегу. Переночуем здесь. Док, займитесь лагерем. Костер не разводить, нас могут увидеть издалека. А мы с Харви обследуем мост.

Ему приходилось видеть подобные сооружения в горах, и по некоторым он даже ухитрялся проводить мулов. Два сосновых ствола опирались на площадку в середине отвесной стены и склонялись над рекой, а навстречу им с противоположной стенки обрыва тянулась пара таких же стволов, и они соединялись над серединой реки, образуя подобие арки. Еще несколько стволов, потоньше, да и покривее, составляли пролет моста, а настил сплетался из толстых веток и сучьев. Никаких перил конструкция не предусматривала. Считалось, что пользоваться такой переправой достоин только трезвый и хладнокровный человек с сильно развитым вестибулярным аппаратом и недоразвитым воображением.

У Харви Дрейка с воображением было все в порядке. Подойдя к мосту и сплюнув сквозь зияющий настил, он сказал:

- Представляю, как весело будет смотреть на Штерна, когда он сверзится отсюда. Нет, Стивен, тут придется поработать. Я не пущу Милли на такой мостик.

- Что ты предлагаешь?

- Пока светло, нарублю веток и накрою все эти дыры.

Вдвоем они принялись ломать засохшие тонкие деревца. Без топора дело двигалось медленно, да еще у Степана переломился нож.

- Может, у кого-то найдется инструмент, - сказал он, отбросив обломки. - Сейчас вернусь.

Он пошел к месту стоянки и вдруг ощутил запах дыма. "Убью, - подумал Гончар. - Просил же не разводить костер! Убью".

Профессор и Штерн сидели возле низкого костерка, благодушно беседуя о высоких материях.

- Содержание чистого железа в таконитах не такое высокое, но это чистое железо, а не окислы, - говорил доктор Фарбер. - Когда мы научимся его извлекать... Что случилось, Питерс?

Степан молча опрокинул котелок, заливая огонь, и затоптал сапогом шипящие угли.

- Кажется, я сказал это недостаточно громко. Так я повторяю. Огонь не разводить.

- Что за глупости! - возмутился Штерн. - Кто нас тут может увидеть?

- Они. - Степан показал рукой в сторону долины. - Вы видите озеро?

За деревьями, далеко внизу, в вечерней дымке слабо поблескивало озеро. Отсюда, с высоты, не было видно ни речки, где они промывали песок, ни тех скал, за которыми укрывались, - все это уже заслонила густая тень. Но отблески вечернего лимонного неба еще играли на оливковом зеркале озера.

- Видите? Значит, с берега озера можно увидеть и нас. Особенно если мы поможем наблюдателям, разведя огонь.

- Нет там никаких наблюдателей, - сказал Штерн, отвернувшись от озера. - Ваши наблюдатели сейчас наблюдают следы, которые для них оставили наши лошади.

- Мне нужен большой нож, - сказал Степан, меняя неприятную тему. - Мы с Харви чиним настил.

Негритянка Росита развязала узелок с посудой и протянула Степану широкий тесак для рубки мяса.

- Отлично, - повеселел Гончар. - Инструмент что надо. Теперь-то мы справимся быстрее. Фред, я могу идти? Вы не будете разводить костер?

- Он не будет, обещаю, - успокоил его доктор Фарбер. - Раз вы так настаиваете, обойдемся без горячего ужина.

Харви тоже обрадовался тесаку, и работа пошла быстрее. Однако, когда темнота вдруг залила все вокруг, они добрались только до середины пролета.

- Утром закончим. - Степан осторожно попятился на четвереньках по скрипящему мосту.

- Ты иди, а я продолжу, - ответил Дрейк.

- Ты что, видишь в темноте, как кот?

- А тут нечего видеть. Даже как-то проще работать на ощупь. Ничто не отвлекает.

Степан вернулся на стоянку. Он легко нашел ее, потому что впереди звучал голос Милли. Она напевала какую-то французскую песенку.

- Шарман, шарман. - Гончар продемонстрировал могучий прононс, присаживаясь рядом с девушкой.

- Парле ву франсе, месье Питерс? - спросила из темноты Оливия Фарбер.

- Да нет, не говорю я по-французски. К сожалению. А вот у Милли здорово получается.

От его похвалы девушка ничуть не смутилась, а, наоборот, запела чуть громче.

- Ничего удивительного. В прошлом году мы жили в Париже всю зиму, - сказала Оливия Фарбер. - У нее было время для практики.

- А я вот целый год провел на Кипре, среди турков. Но так и не научился петь по-турецки.

- Вы были на Средиземном море? - спросил профессор. - Я так и знал. Вы европеец. Когда мы встретились в первый раз, я сразу подметил ваше произношение. Кто вы, Питерс? Немец, голландец, швед? Скорее всего, швед. Я угадал?

- Какое это имеет значение? - Степан с трудом скрывал досаду. Он злился на самого себя - ну к чему надо было вспоминать о Кипре? - Я Стивен Питерс, житель Эшфорда, штат Небраска. И мои дети, Джефф и Пол, они тоже не шведы и не шайены. Они жители Небраски, и все.

- У вас - дети? - спросила Милли, оборвав пение.

Девушка сидела близко, почти касаясь его плечом, и Степан почувствовал, как она напряглась, ожидая ответа.

- Да, у меня есть дети, приемные. Их родители погибли, а я усыновил, крестил, дал имена. Они вырастут не индейцами, а гражданами Америки.

- Это невозможно, - проворчал Штерн. - Никогда индеец не станет таким же, как белый. И нет никаких американцев. Все равно немцы остаются немцами, англичане - англичанами, а евреи - евреями.

- Национальный характер, безусловно, существует, - согласился доктор Фарбер. - Немецкая точность и дисциплина, английское уважение к личности, французское воображение - все эти качества передаются из поколения в поколение. Но Америка похожа на плавильную печь, в которой самые разные металлы плавятся вместе и перемешиваются. А в результате мы имеем сплав, который не похож ни на что. Вот таким рано или поздно будет американский характер.

- Если так, то настоящим американцем я назову любого, кто не стоит на месте, - сказал Штерн. - Европейцы - люди ограниченные. Они привыкли жить на месте. А мы все время двигаемся вперед. Если человек заработал доллар и тут же тратит его, чтобы заработать два, - то это американец. Если у тебя в банке лежат десять миллионов, а ты не спишь ночами и думаешь, как бы удвоить капитал, - то ты настоящий американец. Да, профессор, я полностью согласен с вами. Мы - это сплав.

- Скорее коктейль, - поправил Степан. - Сплав уже не изменится, пока не попадет в печь еще раз. А в коктейль можно все время подливать чего-нибудь.

- Не слишком лестное сравнение, - заметил профессор. - Скажите, Питерс, что думают об американцах в Европе? Что вы сами думали о жителях этой страны прежде, до того, как попали сюда?

Степан Гончар задумался. Милли перестала петь и повернула к нему свое белеющее в темноте лицо. Он видел, что ее блестящие глаза смотрят на него. Она ждала ответа.

- Да никому в Европе нет дела до нас, - сказал он. - Американцев, в общем, не любят. Считают грубыми и диковатыми. Нация-подросток. Причем подросток, который считает себя очень крутым и постоянно суется в чужие дела.

- Ваша мысль мне понятна. - В голосе Фарбера сквозила академическая снисходительность. - Выражаясь философски, нас считают нацией без собственной культуры. Но я должен отметить, что мы отнюдь не лезем в чужие дела. Такое впечатление складывается из-за того, что американцы ведут бизнес по всему земному шару. А там, где мой бизнес, там я уже не чужой. Бостонец Тюдор поставлял лед из Новой Англии во все порты Карибского моря, в Индию, Китай, Австралию и на Филиппины. Персидский принц лично выразил признательность Тюдору, потому что во время эпидемии сотни людей были спасены примочками со льдом, доставленным из Америки. Вот вам достойный пример американского характера. В Новой Англии не растут ни кофе, ни пряности, ничего такого, с чем можно выйти на мировой рынок. И все же Бостон стал всемирным экспортером ценнейшего продукта. Хотя этот продукт - всего-навсего лед. А теперь скажите, разве эти поставки не сделали Персию в каком-то смысле частью Америки? И такая же картина наблюдается во всем мире.

- Да, - сказал Степан. - Весь мир в каком-то смысле - это часть Америки.

- Вы тоже не любите американцев? - спросила Милли. - Когда я жила в Лондоне, я это замечала. Англичане вели себя с безупречной вежливостью, но я была готова всех их перестрелять.

- Я люблю американцев, - сказал Степан Гончар. - Почти так же сильно, как японцев, индусов и эфиопов. Потому что люди-то все одинаковы. Только живут в разных странах. А Америка - это такая страна, к которой трудно относиться равнодушно. Это самая богатая и самая мощная страна. Ее жители - самые богатые люди в мире.

- Что-то незаметно, - хмыкнул Штерн.

- Скоро это будет заметно. Скоро.

- Когда же?

- Когда всюду поднимутся огромные заводы и фабрики. Когда все города будут связаны отличными дорогами. И когда от индейцев останутся только географические названия. Оттава, Юта, Делавэр...

- Кстати, об индейцах, - неожиданно сказал профессор, нарушив торжественную тишину. - Сколько лет вашим детям?

- Девять.

- Вы собираетесь учить их? Учить по-настоящему, чтобы они умели не только считать патроны и читать надписи на коробках?

- Постараюсь, чтобы они знали и умели не меньше меня.

- В ноябре мы возвращаемся в Филадельфию. Надолго. Я буду читать лекции, и моя жена не выпустит меня даже на короткие полевые работы. Привозите своих мальчишек к нам. Не пожалеете. Когда-то меня вот так же отправили в Филадельфию, и я стал профессором. А мог бы грабить поезда.

- Польди, Польди, - с упреком произнесла Оливия Фарбер. - По твоей логике получается, что если дети не будут учиться в Филадельфии, они обязательно станут грабителями.

- Одно другому не мешает, - сказал Степан, и все рассмеялись.

Фредерик Штерн вдруг приподнялся, вглядываясь в темноту, а потом сказал, сев на свое место:

- Питерс, вы, как всегда, оказались правы. Признаю свой промах. У озера кто-то есть.

Все одновременно повернулись в сторону склона. Далеко внизу мерцала едва заметная золотая точка.

- Это костер? - спросила Милли, и никто не ответил ей.

Степан дожевал свою порцию вяленого мяса, запил водой из фляги и поднялся на ноги.

- Советую вам лечь парами и укрыться двумя одеялами. К утру будет довольно холодно и сыро.

- Мы так всегда и делаем, - весело сказала Милли. - Я всегда спала между мамой и Роситой. Правда, им не нравится, что я все время верчусь.

- Скорей бы выдать тебя замуж, - вздохнула Оливия Фарбер. - Пускай супруг испытает на себе силу твоих острых коленей, чертенок.

- Куда вы, Питерс? - спросил профессор.

- Попытаюсь уложить спать своего друга-строителя, пока он не свалился в воду.

Конечно, Гончар не собирался ложиться спать, да еще в обнимку с Харви Дрейком. Он мог не смыкать глаз по двое суток. И похоже, что как раз такие сутки и наступили.

Да и как заснешь, когда в долине у озера был виден огонек? Кто-то жег костер на месте их старой стоянки. Кто-то, наверно, похоронил там шерифа Юдла и его незадачливых спутников и теперь сидит среди могил и пьет поминальную чарку. И все поглядывает на темные силуэты гор, пытаясь отыскать там хотя бы малейший отблеск огня.

Неужели они не поддались на уловку Бена Смоки и не пустились в погоню за ним? Скорее всего, банда просто разделилась. Одни погнались за Беном, а другие остались хоронить своих покойников.

"Как жаль, что мы забрались так далеко, - думал Степан, глядя на мерцающую точку в темноте. - Сейчас было бы несложно подобраться к ним. Зарезать часовых, если они есть. Скрутить спящих. Забрать лошадей и уйти на север, в Дакоту".

Он бы именно так и поступил, если б не женщины, спящие за его спиной в лесу на краю обрыва.

Впрочем, если б не эти женщины, Степан Гончар и не оказался бы здесь. Он бросил дом, бросил все дела только ради того, чтобы отвести беду от девчонки, которая когда-то подарила ему серебряный доллар. Тогда она была просто милым ребенком, а теперь превратилась в очаровательную барышню. Ее очарованию не могут помешать ни мешковатый комбинезон, ни обветренная кожа. Гончар понимал, что влюбился в профессорскую дочку. И ему было приятно то волнение, с каким Милли спросила о детях. Она неравнодушна к нему, это точно.

Усмехнувшись, он прогнал от себя романтические мысли. Нет, сначала надо довести свой караван в целости и сохранности, а потом уже думать о личной жизни.

Укутавшись в одеяло и поглубже надвинув шляпу, Степан прислонился спиной к сосне. Ветви скрипели и стонали над головой, и в ночной тишине особенно звучно отдавался шум реки между каменных стен ущелья. Но Гончар не сомневался, что сможет расслышать шаги тех, кто попробует подкрасться снизу.

Ночь уже близилась к рассвету, когда Степан заметил, что далекий огонек пропал. "Плохо следят за костром, - подумал он. - Или, наоборот, слишком хорошо. Возможно, они куда-то уходят и загасили огонь".

Ему почудилось, что в воздухе появился запах дыма. Нет, не почудилось. Степан тревожно оглянулся, но в лесу над обрывом не было никаких признаков огня.

Новый порыв ветра принес еще одну волну легкой гари. Степан вскочил на ноги и увидел отблески высокого пламени на скалах другого берега реки.

"Там Харви! Что он затеял?" Степан побежал в сторону моста, выставив перед лицом согнутую руку, чтобы отводить гибкие колючие ветви. Он повернул за скалу и остановился, яростно ругаясь.

Мост горел. Горел весь, от одного берега до другого. Трещали и постреливали сухие ветви настила, оранжевый дым клубился под бревнами пролетов, и сыпались вниз, в черную быструю воду, горящие сучья.

39. ИЗМЕНА

До самого утра они сидели на обрыве и смотрели, как догорает мост.

- По крайней мере, погрелись, - сказал Степан Гончар.

Ни профессор, ни его жена и дочь, ни Росита - никто из них не ответил на эту шутку. Они сидели, обнявшись, укрытые одеялами, и вид у них был неважный.

- Я не могу понять, - медленно произнес доктор Фарбер. - Зачем они это сделали? Зачем им эти пиропы и алмазы? Они даже не смогут их продать нигде поблизости. Скажите, Питерс, вы давно знаете этого Дрейка?

- А вы давно знаете этого Штерна?

Профессор потер висок.

- Понимаю. Для вас это такая же неожиданность, как и для меня. Как вы думаете, Бен Смоки с ними заодно?

- Я думаю о другом, - сказал Степан. - Я думаю о том, как бы нам поскорее спуститься к воде и пойти вдоль реки. Смотрите, док!

Он лег на самый край обрыва и свесил вниз руку.

- Смотрите, как раз вдоль нашего берега тянется галечник. Наверно, Бен имел в виду как раз эту отмель, когда советовал идти вниз по реке.

- Довольно, Питерс. Нам надо вернуться к стоянке. Я помню дорогу. Как-нибудь дойдем до лагеря. Как-нибудь...\ договорив, профессор с отчаянием хлопнул себя по лбу:

- Все пропало! Нам остается думать только о том, чтобы выжить!

Степан Гончар еще и еще раз оглядел то, что осталось от моста. Бревна обрушились в воду, и зеленые струи огибали их, завиваясь в маленькие водовороты.

Высота обрыва здесь была примерно пять-шесть метров. Спрыгнешь вниз - не убьешься. Но ноги переломать можно. А с переломами далеко не уйдешь. ' Веревку бы. Но веревки у Степана не было.

- Пора вставать. - Он сдернул с профессора одеяло.

- Отдайте, Питерс, я замерз.

- Сейчас согреетесь, - пообещал Степан и, надрезав складным ножом край одеяла, рывком разорвал его пополам. - Видели, как это делается? А теперь пусть каждый разрежет свое одеяло на четыре части, только вдоль, а не поперек. И поторопитесь. По моим подсчетам, через час сюда доберутся те парни, снизу.

- К чему это все? - Профессор пожал плечами.

- Польди! Не задавай идиотских вопросов, - сказала Оливия Фарбер. - Делай что тебе говорит Стивен. Росита, подай, пожалуйста, мои ножницы.

- Когда наделаете полос из одеял, свяжите их, да покрепче, - приказал Степан, поднимая с земли "спрингфилд" и подсумок с патронами. - Получится лучший в мире спасательный канат. А я пойду проведаю наших соседей.

"Как все-таки здорово я придумал с одеялами, - похвалил себя Гончар. - Милли сразу ожила. На нее жалко было смотреть, а теперь глазки загорелись. Главное - вовремя загрузить человека работой, чтоб у него не было времени на тоску, страхи и прочую психопатию".

Наверно, на него тоже было жалко смотреть в первые минуты, когда он осознал случившееся. А что, собственно, случилось? Ночью их отряд уменьшился на две единицы. Харви Дрейк и Фредерик Штерн исчезли без следа. Вместе с ними исчез и кожаный пакет с найденными камнями. А также вместе с ними исчез и мост, который Харви так тщательно чинил всю ночь.

Предательство неприятно само по себе, но оно к тому же влечет за собой и определенные неудобства для тех, кого предают. Например, сейчас предатели отрезали путь к спасению.

Однако Степан Гончар знал, что в каждой ситуации можно отыскать и светлые стороны. Например, ему больше не придется терпеть этого Штерна.

А что касается Харви... Ну, наверно, у него были очень веские причины для такого поступка.

"Ладно, потом разберемся", - решил Степан, устраиваясь поудобнее на каменистом склоне и вынимая бинокль из чехла.

Лучше бы не вынимал. Вот теперь у него действительно испортилось настроение. Потому что в такой ситуации он при всем желании не мог увидеть ни малейшего светлого пятнышка. Из ущелья на склон выбирались один за другим люди в длинных плащах. Он насчитал семерых, прежде чем сообразил, что до них всего-то метров пятьсот, и, значит, через десять минут они будут здесь.

- Ну, это мы еще посмотрим, кто где будет через десять минут, - сказал Степан Гончар и выстрелил в того, кто так уверенно шагал первым.

Откинув кверху затвор, он вставил новый патрон, снова прижал плечо к прикладу и только сейчас увидел, что промазал. Ничего, зато противники отступили обратно в ущелье, и оттуда уже вылетели две белые струйки. Стреляют, целясь по дыму. Это правильно. Это хорошо, потому что Степан давно уже откатился в сторону. Он тоже выстрелил по невидимым врагам, целясь пониже их порохового дыма. Пониже, потому что рикошет лучше перелета.

Еще два выстрела с разных позиций, и можно отступать. Он отбежал к мосту и увидел, что Оливия Фарбер уже привязала один конец "спасательного каната" к дереву на краю обрыва.

- Док, вы первый! - приказал Степан. - Встанете внизу, будете держать канат и принимать женщин! Вперед!

Профессор снял свой плащ и бросил его вниз, после чего, поплевав на ладони, ухватился за скрученное одеяло и начал спускаться.

Степан видел, что предстоящий спуск нисколько не смутил женщин. Росита неистово перекрестилась, подтянула штанины своего комбинезона и встала на колени на краю обрыва, держась за одеяло.