Чтение 24–й страницы книги ~Зимний Туман

Он прополз несколько метров вдоль обрыва, когда его руки наткнулись на липкий шнур. Рядом в жестяной банке были спички, обернутые в промасленную бумагу. Штерн предусмотрел все - и внезапный ночной дождь, и утреннюю росу. Степан был уверен, что и динамит на осыпях люди Крэка разместили именно так, как того требовал педантичный Штерн. Значит, можно не волноваться. Все сработает, как часы. Лишь бы не проспать на рассвете.

Он сдвинул несколько камней так, чтобы опереться на них спиной, и сидел на краю обрыва. Внизу, под ногами, неумолчно гудела река.

Ночь пролетела быстро. Гончар еще успел полюбоваться ярким и стремительным восходом. В утреннем свете стало видно, что от того места, где он устроился, вверх по осыпям уходит не один шнур, а сразу три. И снова он мысленно похвалил Штерна за тщательно выполненную работу.

Эскадрон вошел в ущелье незадолго до полудня, когда Гончар, измученный жаждой, уже выпил всю воду из фляги. Он с трудом дождался, когда вся колонна покажется внизу, на галечном берегу. Всадники ехали парами, опасливо поглядывая вверх. Но они, конечно, не могли заметить ни зарядов, спрятанных под валунами, ни бегущих по осыпи огоньков, оставляющих дымный след.

Степану очень хотелось увидеть, как сработает динамит, но он понимал, что опасно оставаться на краю обрыва. У него не осталось сил, чтобы встать на ноги, и он пополз вверх, впиваясь пальцами в камни. Еще рывок, и еще один... Склон вздрогнул так, что Гончара подбросило. По ущелью прокатился раскат грома. Еще один удар, и еще! Навстречу Степану сверху покатились мелкие камни. А за его спиной все нарастал оглушительный шум сходящей лавины. Воздух заволокла пыль. Гончар почувствовал, что земля под ним вздрагивает, вздымаясь и опускаясь, как лед над волнами. Он понял, что еще немного - и этот участок склона обрушится вниз. Страх придал ему сил, он вскочил на ноги и, хватаясь за все, что попадалось под руки, рванулся вверх. Он уже ничего не видел в густой пыли, а земля уходила из-под ног. Мрак и холод окутали его, и он подумал, что наконец-то добрался до леса. Руки наткнулись на холодную землю, он поскользнулся и рухнул на склон, обхватив угловатый обломок скалы и прижимаясь к нему грудью.

Грохот за спиной понемногу затихал, но мрак не рассеялся. "Может быть, я ослеп?" - испугался Степан. Он не видел ничего, кроме плотной пыльной завесы и потрескавшегося камня перед глазами.

Понемногу он стал различать перед собой редкие искривленные стволы и низко свисающие голые ветви. Он снова пополз вверх, удивляясь темноте. "Похоже, поднялось такое пыльное облако, что через него не пробивается солнечный свет", - подумал он.

Но и в этой темноте ему было видно, что лес неузнаваемо изменился. Вместо могучих сосен склон покрывали низкие деревца. Кое-где на ветвях болтались пожухлые бурые листья. А под деревьями на палой листве искрился иней.

"Кажется, я забрался слишком высоко", - подумал Степан и оглянулся. Но не увидел ничего, кроме непроницаемой стены тумана, надвигавшегося на него снизу.

43. ТЫ НЕ ОДИН

- Да вот же он! - прозвучал в темноте голос Джека Тандерса.

- Я же говорил, что он выйдет сегодня! - радостно отозвался Домбровский. - Говорил? Жаль, мы не успели заключить пари!

"Как они тут оказались? - удивился Гончар, чувствуя, как сильные руки поднимают его с земли. - И почему Тандерс говорит по-русски?" - На ногах держишься? - спросил Домбровский. - Вот и молодец. От тебя больше ничего не требуется. Только переставляй ножки, топ-топ, и потихонечку-полегонечку вылезаем...\- Пить, - с трудом выговорил Степан.

- Ранен? Спина вся в крови.

- Ерунда. Дайте воды.

- Сейчас дадим, сейчас.

- Я смочу тебе губы, станет легче, - сказал Тандерс. - Ну-ка, постой.

Влажная тряпка скользнула по лицу Степана, и он впился в нее зубами, чтобы выжать в рот хоть каплю воды. Сглотнув, он вдруг и в самом деле почувствовал облегчение.

- Вот пусть тебя сначала доктор посмотрит, тогда видно будет, - сказал Домбровский. - Можно ли тебе пить воду или нельзя. Или можно пить только воду, а все остальное нельзя. И это будет ужасно, потому что мы такую поляну накрыли! Где ж тебя так зацепило?

- По дурости, - выдохнул Степан. - Затеял пальбу в упор. Сам виноват. А где князь?

Вместо ответа оба рассмеялись и быстрее потащили его вверх. Он почувствовал под босыми ногами твердую дорогу. Впереди вспыхнул яркий свет. Он исходил из двух низких прямоугольных фонарей, и Гончар зажмурился, не выдержав пронзительного сияния. Когда же он открыл глаза, то увидел, что Домбровский одет в камуфляжный костюм и на плечах у него погоны с двумя зелеными звездочками. Степан повернулся к Тандерсу. Тот был в короткой дубленке, под которой сияла белоснежная сорочка. Приспущенный галстук сбился набок.

- Что за маскарад? - спросил он, и они снова расхохотались.

- К доктору, - задыхаясь от смеха, просипел Тандерс, - срочно к доктору, пока у пациента крыша не съехала окончательно.

Они подвели его к низкой черной машине. Мягко шелестел двигатель.

- Эта повозка называется автомобиль, - серьезно произнес Домбровский. - Она способна ездить без помощи лошадей. Как паровоз, например.

- Хватит издеваться, - слабеющим голосом попросил Степан. - И отпустите меня. Сам дойду.

Он сам дошел до машины и открыл заднюю дверь. Почему-то он был уверен, что его место там. И еще он был уверен, что в машине его кто-то ждет. Он даже догадывался - кто. Но боялся в это поверить.

- Я же обещала тебе, мы найдем друг друга, - сказала Милли.

- Не помню.

- Вспомнишь. Все вспомнишь.

- Можем ехать? - спросил Тандерс, садясь за руль.

- Да, и побыстрее, - приказала Милли.

Машина мягко рванулась, и Степана вжало в упругие подушки сиденья. За окном мелькали темные силуэты деревьев. Под колесами погромыхивала неровная дорога. Вот впереди показались цепочки фонарей, машина вывернула на шоссе и понеслась почти бесшумно, словно по воздуху.

- Я не поверил, что ты погибла, - сказал Гончар, разглядывая дорогое лицо.

- Ты о чем? - Она поднесла палец к подбородку, ненадолго задумавшись. - Ах да, ты же только что оттуда.

- А ты - не только что?

- Не знаю, - протянула она, - стоит ли сейчас об этом?

- Чем раньше, тем лучше, - повернулся к ним Домбровский. - Нечего нюни разводить.

- Ну, хорошо. - Милли сжала ладонь Степана. - Ты только что вышел из ущелья Последней реки. А я покинула его семь лет назад.

- Что? Семь лет...

- Да. И оказалась на дороге между Денвером и Колорадо-Спрингс. Как раз посредине. На обочине горел костер, вокруг него грелись какие-то монашки. У них сломался автобус, и они ждали техничку. Увидев меня, ободранную, в крови, они решили, что я попала в аварию. Мне и правда досталось.

Она улыбнулась и продолжила с гордостью в голосе:

- Там, на Червивой Горке, я вызвалась увести солдат за собой. Думала, они погонятся за лошадьми, а я потом незаметно отстану и поеду им навстречу, вся такая белая и пушистая, сама невинность. "Ой, здравствуйте, а я та самая профессорская дочка, которую вы спасаете!" Как бы не так. Они сели мне на хвост слишком быстро, и мне оставалось только скакать что было сил. Потом я карабкалась по скалам, попала под лавину, висела над пропастью, держась за какой-то прутик. Чудом вылезла. И попала к монашкам. В двадцатый век.

- Прошло два дня, - сказал Гончар. - Я оставил Тучку в лесу, у нее в гриве еще сохранилась твоя ленточка.

- Да, там прошло два дня, а здесь - семь лет, - спокойно ответила Милли. - Первый год был самым трудным. На счастье, в монастыре великолепная библиотека. Я переводила для сестер старые французские журналы и однажды встретила в читальном зале Джека. Он корпел над комиксами восьмидесятых годов. Тысяча восемьсот восьмидесятых. Мы разговорились. И он все понял, потому что сам давно прошел через "туман времен". Он подсказал мне путь. Мне стали понятны слова, сказанные Бизоном.

- Бизоном?

- Да, тогда, на Холме Смерти, он говорил не только с тобой. Я узнала, зачем живу. Но это неважно. Важно другое. Мне было сказано - ждать тебя в городе железных мостов. Я стала заниматься журналистикой, объездила весь свет и искала те места, о которых ты мне рассказывал тогда, в Денвере, когда я тебя лечила в первый раз. Так я нашла Петербург. А дальше все было проще. Ведь я знала, что однажды в январе ты остановишься, увидев меня на набережной под железным мостом.

- Откуда ты это знала?

- Ты сам сказал. Когда лежал у нас дома, раненый. Я думала, ты бредил. Но эти слова - про январь и мост - запомнила на всю жизнь. Все так и вышло. Ты остановился и отправился в Небраску, к маленькой глупой девчонке.

- Это было обязательно? - спросил он. - Ну, вот мы встретились. Обязательно было забрасывать меня в прошлое? Мы же все равно встретились!

Домбровский снова повернулся к нему:

- Ты чем-то недоволен?

- Нет, но... Милли, разбойница, ты прожила семь лет без меня! Ты могла сто раз выйти замуж!

- Зачем? Мне нужен был ты, - просто ответила она. - Но не Степан Гончар, который подобрал попутчицу на ночной дороге. А Стивен Питерс, гроза Скалистых гор. И теперь мы встретились.

- Хотя меня никто не спрашивает, я все-таки замечу, - подал голос Тандерс. - Стив, надеюсь, ты не думаешь, что вся эта история затевалась только ради того, чтобы Мелисса Фарбер наконец вышла замуж?

- Ничего я не думаю, - махнул рукой Степан. - Ничего не думаю, ничего не понимаю и боюсь, что ничего никогда не пойму.

- А этого и не требуется, - сказал Домбровский. - Сейчас твоя задача - оклематься. В кратчайшие сроки вернуться в строй. Доктор, сколько времени займет адаптация?

Гончар почувствовал, как горячие пальцы Мелиссы обхватили его запястье, нащупывая пульс.

- Не больше двух месяцев.

- Вскрытие показало, что больной практически здоров, - прокомментировал Тандерс. - Вот когда я вернулся впервые, меня целый год мариновали в каком-то лесничестве.

- Потому что ты целый год провел на фронте.

- Да я не жалуюсь. Сам понимаю, иначе нельзя. Первую неделю готов был поубивать всех бурундуков. Там, в избушке, не было больше ни одной живой души. Только я и бурундуки. Замечательное лесничество. До сих пор не знаю, где оно находится. Где-то на Енисее.

- В Шушенском, - подсказал Домбровский.

- Скажи еще, в Разливе. Нет, товарищ полковник. Это вы у нас работаете по революционерам. А я всего лишь жалкий писака. Продажный журналюга.

Степан не мог наглядеться на Мелиссу, на ее лицо в мелькающем свете дорожных фонарей, на ее хрупкие белые кисти, которые он бережно сжимал в своих руках.

- Я знал, что так и будет, - тихо сказал он. - Знал это с самого начала. С самой первой встречи. Помнишь, мы точно так же сидели в моей "восьмерке"? А потом в дилижансе? Это было как будто вчера.

- Это было два дня назад, - улыбнулась она. - Не стоит говорить о времени.

- Почему?

- Потому что его не существует. Для нас.

- Для тебя, - сказал он. - Ты ничуть не изменилась.

- Тебе это кажется. Мне скоро будет двадцать пять.

- Отлично. Честно говоря, жениться на семнадцатилетней как-то неловко. Я чувствовал себя старым хрычом с картины "Неравный брак".

Тандерс свернул на обочину и сказал, глядя на Степана в зеркало:

- А ты и есть старый хрыч. Прикинь, сколько тебе сейчас, если ты участвовал еще в индейских войнах. Годиков сто шестьдесят, не меньше.

- Почему стоим? - спросила Милли.

- Жду указаний. Мы заказали столик в "Аляске". Шеф будет ждать нас до утра. Но, может быть, отвезти вас домой?

- Сейчас решим. - Мелисса включила плафон и попросила Степана: - Покажи, куда тебя ранило.

Он задрал гимнастерку и осторожно провел пальцами по ребрам.

- Куда-то сюда... Черт, была же дырка...

- Была, да прошла, - сказал Домбровский. - Если бы дырки не зарастали, я бы сейчас был похож на дуршлаг. Короче, едем в "Аляску", да?

- Это обязательно? - спросил Гончар. - Меня туда пустят в таком виде?

- И не таких пускали. А уж в каком виде оттуда выпускают...

- Попрошу без намеков, - огрызнулся Тандерс. - Мне вообще нельзя пить из-за этой чертовой генетики. Нет у меня каких-то ферментов. Так устроена природа. Вечно кому-то чего-то не хватает. Милли, наверно, Стиву больше хочется домой, чем в ресторан.

- Да, - сказал Степан. - Домой.

- Завези нас, а потом отправляйтесь пировать, - решила Мелисса. - Повод у вас есть.

- Вот так и рушатся вековые традиции, - вздохнул Домбровский. - Степа, но хоть на проводы наши ты придешь?

- Придем, придем, - ответила Милли.

Машина летела по ночному Петербургу. Гончар видел за окном сияние витрин и рекламных щитов, гирлянды фонарей и мозаику автомобильных огней... Он и забыл, что ночью может быть так светло. Ему казалось, что все эти годы его держали в темном чулане и только сейчас позволили выглянуть наружу. Наверное, завтра, увидев город при свете дня, он почувствует разочарование. Он увидит грязь тесных улиц и небо, перечеркнутое проводами, и снова захочет вернуться в горы и степи, туда, где так легко дышится на просторе...\- Вот здесь мы будем жить, - сказала Мелисса, когда машина притормозила в тихом переулке.

Домбровский открыл ей дверь и щеголевато козырнул Степану:

- Не прощаемся!

Фыркнул мощный мотор, и черный "ягуар" умчался, проскочив на красный свет. Милли достала ключи и отдала их Степану.

- Входи. Осваивайся. Тебе долго придется жить в этом доме.

- Погоди.

Он устало присел на гранитную тумбу возле подворотни.

- Я ничего не понимаю и не хочу понимать. Но могу я хотя бы спросить?

- Ты замерзнешь. - Она села перед ним на корточки и заглянула в глаза. - Пойдем в дом.

- Сейчас, сейчас... Домбровский и Тандерс... С ними случилось то же самое, что со мной?

- Да. Немного раньше. И не один раз.

- Куда мы должны их провожать?

- Михаил отправится обратно в Колорадо помогать князю Салтыкову. Того нельзя оставлять надолго, иначе он погибнет от алкоголизма. Джека ждут в редакции с материалами о гибели эскадрона.

- Они туда надолго?

- Для нас - нет. Обычно все возвращаются сюда через несколько дней. Но никто не знает, сколько времени он пробудет там.

- Я бы хотел отправиться с ними.

- Ты не успеешь. Этот переход скоро закроется, а тебе надо восстанавливаться. Ты вернулся с войны, тебе сейчас ко многому придется привыкать заново.

- Хорошо. Тогда еще один вопрос. Можно?

- Я знаю, о чем ты думаешь. Но не смогу тебе ответить. Как это происходит? Почему это происходит именно с нами? Куда ты попадешь в следующий раз? Не знаю. Тебе лучше поговорить об этом с Тандерсом. Он называет нас корректорами. Представь, что история - это книга, которая еще не напечатана, а только пишется. Мы исправляем мелкие ошибки в рукописи. Вот ты, например, остановил истребление шайенов. После того что случилось на Последней реке, ополчение перестало принимать участие в войне.

- Шайены. Я раньше и не слышал о них. Они выжили?

- Можно сказать, да. Сейчас их три тысячи. Живут в Монтане.

- В Монтане, - повторил Степан. - Горбатый Медведь добрался до Йеллоустона. А Майвис? Что с ним?

- Он стал вождем. В прошлом году я видела его внуков. Ну, пошли домой?

- Погоди. Я хотел спросить совсем не об этом.

Он встал и поднял ее на руки.

- Уронишь! - засмеялась Милли.

- Никогда. Я понимаю, что обстановка неподходящая. Но очень боюсь опоздать. Так вот, мой вопрос. Мелисса Фарбер, согласна ли ты стать моей женой? Обещаю, что буду любить тебя вечно. Буду заботиться о тебе. И даже не буду смотреть на других женщин. Согласна?

Она задумалась.

- Если я отвечу "да", ты будешь считать меня ужасно легкомысленной.

- Почему?

- Потому что мы познакомились три дня назад.