Чтение 24–й страницы книги ~Смеющийся труп~

- Мне оказана честь.

Наконец мне удалось зафиксировать кресло в раскрытом положении. Жан-Клод усадил в него Ванду. Я закрыла дверь. Ванда поправила юбку на ногах.

Жан-Клод стоял в центре и внимательно изучал обстановку. Потом его внимание привлек настенный календарь с пингвинами, который висел на кухне. Он приподнял страницы, чтобы посмотреть следующие месяцы, и не успокоился, пока тщательным образом не изучил все картинки с изображением этих нелетающих птиц.

Мне хотелось сказать ему, чтобы он отстал от моего календаря, но с другой стороны - что в этом такого? Я не делаю на нем пометок о назначенных встречах. Почему же меня так беспокоит, что он им, черт возьми, интересуется?

Я вернулась в гостиную к Ванде. Ночь становилась все необычнее.

- Не хочешь ли чего-нибудь выпить? - спросила я Ванду. Когда сомневаешься, лучше быть вежливой.

- Красное вино, если есть, - сказала Ванда.

- Прости, но я не держу ничего крепкого. Кофе, газировка с настоящим сахаром и вода. Выбирай.

- Газировку, - сказала Ванда.

Я достала из холодильника банку кока-колы.

- Тебе нужен стакан?

Она покачала головой.

Жан-Клод, прислонившись к стене, смотрел, как я хозяйничаю на кухне.

- Мне тоже не нужен стакан, - тихо сказал он.

- Не будь таким милым, - сказала я.

- Слишком поздно.

Я непроизвольно улыбнулась.

Моя улыбка, похоже, обрадовала его. Зато меня она просто вывела из себя. Жан-Клод - мастер усложнять жизнь. Он увидел аквариум и ленивой походкой направился к нему. Решил, значит, устроить себе экскурсию по моей квартире. Конечно, ничего другого я и не ожидала. Но, по крайней мере, мы с Вандой могли поговорить наедине.

- Черт, да он же вампир! - воскликнула Ванда. Казалось, она удивлена. И это, в свою очередь, удивило меня. Я всегда могу узнать вампира с первого взгляда. Мертвец есть мертвец, как бы ни был красив труп.

- А ты не знала? - спросила я.

- Нет, я же не кладбищенская приманка, - ответила Ванда. На лице ее отразилась тревога. Она настороженно следила за всеми движениями Жан-Клода. Ванда явно очень боялась.

- Что такое "кладбищенская приманка"? - Я протянула ей банку.

- Шлюха, которая обслуживает вампиров.

Кладбищенская приманка, вот это номер.

- Он тебя не тронет.

Она перевела взгляд на меня. Карие глаза смотрели пристально, словно пытались разглядеть, что у меня в голове. Не обманываю ли я ее?

Как ужасно приехать на квартиру к незнакомым людям и не знать, обидят они тебя или нет. Отчаяние или жажда смерти.

- Так значит, делать будем мы с тобой? - спросила она, продолжая изучать мое лицо.

Я моргнула. Я не сразу поняла, что она имеет в виду.

- Нет. - Я покачала головой. - Нет, я же сказала, что хочу только поговорить. Я имела в виду именно то, что сказала. - Наверное, я покраснела.

Видимо, меня подвел румянец. Она откупорила банку и отхлебнула.

- Ты хочешь, чтобы я рассказывала о том, как я обслуживала других людей, пока ты будешь делать с ним? - Она кивнула в сторону гуляющего вампира.

Жан-Клод стоял перед единственной картиной, которая висела у меня в комнате. Она была модернистская и хорошо сочеталась с остальной обстановкой. Серый, белый, черный и бледно-бледно-розовый. Это была одна из тех композиций, на которую чем дольше смотришь, тем больше форм в ней начинаешь видеть.

- Слушай, Ванда, мы с тобой просто побеседуем. Ничего больше. Никто ни с кем ничего делать не будет. Хорошо?

Она пожала плечами.

- Твои деньги. Можем делать все, что ты захочешь.

От этой фразы мне стало не по себе. Она это говорила всерьез. Я заплатила деньги. Она сделала бы все, что я хотела. Все? Это было слишком ужасно. То, что какое-то человеческое существо всерьез говорит "все". Конечно, она исключает вампиров. Даже у шлюх есть свои нормы.

Ванда улыбнулась мне. Перемена была просто разительна. Лицо осветилось. Она в одно мгновение стала красавицей. Даже глаза засияли. Это мне напомнило лицо беззвучно смеющейся Цецилии.

Но к делу.

- Я слышала, что ты была любовницей Гарольда Гейнора. - Никакой предварительной обработки, никаких разговоров о погоде. Долой одежду.

Улыбка Ванды погасла. Блеск юмора в глазах потух, сменившись осторожностью.

- Я такого не знаю.

- Да нет же, знаешь, - сказала я. Я все еще стояла, вынуждая ее смотреть на меня снизу вверх.

Она отпила колы и покачала головой, не глядя на меня.

- Ну же, Ванда, я знаю, что ты была пассией Гейнора. Признай это, и мы поедем дальше.

Она поглядела на меня и снова опустила глаза.

- Нет. Я тебя обслужу. Я позволю вампу смотреть. Я буду говорить с вами обоими грязно. Но я не знаю никакого Гейнора.

Я наклонилась и положила руки на подлокотники ее кресла. Наши лица были очень близко.

- Я не репортер. Гейнор никогда не узнает, что ты со мной говорила, если ты ему не скажешь. Ее глаза расширились. Я проследила ее взгляд. Ветровка съехала вперед. Стал виден мой пистолет, и это, похоже, Ванде не понравилось. Хорошо.

- Поговори со мной, Ванда. - Голос мой звучал тихо. Мягко. Зачастую самым мягким тоном произносятся самые страшные угрозы.

- Кто ты, черт возьми, такая? Ты не из полиции. Ты не репортер. Работники социальной службы оружие не носят. Кто ты? - В последней фразе звучали нотки опасения.

Жан-Клод вошел в комнату. Оказывается, он уже побывал у меня в спальне. Чудесно, просто чудесно.

- Возникли сложности, ma petite?

Я не стала его одергивать. Ванда не должна знать, что в наших рядах раскол.

- Она упрямится, - сказала я и отошла от кресла.

Я сняла ветровку и бросила на стол в кухне. Ванда смотрела на пистолет. Чего я и добивалась.

Возможно, у меня не очень пугающая внешность, зато у меня есть браунинг.

Жан-Клод обошел вокруг кресла Ванды и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, словно он сделал ей больно. Я знала, что ничего подобного он не делал. Возможно, именно от этого она и вздрогнула.

- Он убьет меня, - сказала Ванда.

Я смотрю, многие говорят эту фразу про мистера Гейнора.

- Он никогда не узнает, - сказала я.

Жан-Клод потерся щекой о ее волосы. Его пальцы легонько поглаживали ее плечо.

- И к тому же, моя прелестница, его сегодня нет с тобой рядом. - Он говорил совсем тихо. - А мы есть. - Потом он прошептал ей что-то на ухо одними губами, так, что я не услышала.

Ванда его услышала. Глаза ее расширились, и она начала дрожать. Казалось, у нее начинается припадок. В глазах заблестели слезы.

Господи Боже.

- Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не позволяй ему. - Голос ее стал сдавленным и тонким от страха. Слезы потекли по щекам.

Я ненавидела Жан-Клода в тот момент. И себя ненавидела. Я была одной из хороших парней. Это была одна из моих последних иллюзий. Я не желала с ней расставаться, даже если это поможет делу. Ванда станет говорить или не станет. Никаких пыток.

- Уйди, Жан-Клод, - сказала я.

Он посмотрел на меня.

- Я вкушаю ее ужас, как крепкое вино. - Глаза его стали синими-пресиними. Он казался слепым. Его лицо было все так же прекрасно, когда он широко открыл рот, блеснув клыками.

Ванда все еще плакала и смотрела на меня. Если бы она видела сейчас выражение лица Жан-Клода, она бы завизжала.

- Я думала, ты лучше собой владеешь, Жан-Клод.

- Я превосходно собой владею, но мои способности не безграничны. - Он отошел от Ванды и начал расхаживать из угла в угол в дальнем конце комнаты. Как леопард по клетке. Сдерживаемая сила, стремящаяся выйти наружу. Я не видела его лица. Эта жуть предназначалась Ванде? Или он на самом деле так проголодался?

Я покачала головой. В присутствии Ванды я не могла у него спросить. Может быть, потом. Может быть.

Я опустилась перед Вандой на колени. Она стиснула банку с газировкой так крепко, что помяла ее. Я не стала к ней прикасаться, просто опустилась рядом.

- Я не позволю ему тебя обидеть. Честно. Гарольд Гейнор мне угрожает. Вот почему мне необходима твоя помощь.

Ванда смотрела на меня, но прислушивалась к тому, что происходит у нее за спиной. Плечи ее были настороженно приподняты. Она не сможет расслабиться, пока Жан-Клод в комнате. У леди есть вкус.

- Жан-Клод, а Жан-Клод?

Когда он обернулся ко мне, лицо его было нормальным, как никогда. Улыбка играла на его полных губах. Это был спектакль. Притворство. Черт бы его побрал. Почему, становясь вампиром, человек превращается в садиста?

- Выйди на время в спальню. Нам с Вандой надо поговорить наедине.

- В твою спальню. - Улыбка его стала еще шире. - С огромным удовольствием, ma petite.

Я нахмурилась. Все ему нипочем. Как всегда. Но он вышел из комнаты, как я просила. Ванда сразу опустила плечи. Она судорожно вздохнула.

- Ты ведь правда не дашь меня ему в обиду?

- Правда, и не сомневайся.

Она снова начала тихо плакать. Я не знала, что мне делать. Я никогда не понимала, что делать, когда кто-то плачет. Обнять ее? Погладить по руке. Что?

Наконец я просто села на пол возле нее и стала ждать. Через некоторое время плач прекратился. Она моргнула. Макияж ее исчез, просто исчез. От этого она выглядела не менее красивой, но более уязвимой. У меня возникло желание взять ее на ручки и покачать. Наврать, что все будет хорошо.

Но когда она уйдет отсюда, она снова будет шлюхой. Шлюха-инвалид. Как это может быть хорошо? Я покачала головой в ответ на собственные мысли.

- Принести тебе салфетку?

Она кивнула.

Я принесла с кухни коробку. Она промокнула глаза и тихо, очень благовоспитанно высморкалась.

- Мы можем говорить теперь?

Она моргнула, потом кивнула мне и робко глотнула колы.

- Ты знаешь Гарольда Гейнора, верно?

Она тупо уставилась на меня. Неужели мы ее сломали?

- Если он узнает, он меня убьет. Если я не хочу стать кладбищенской приманкой, то уж тем более не хочу умереть.

- Никто не хочет. Поговори со мной, Ванда, пожалуйста.

Она тяжело вздохнула:

- Хорошо, я знаю Гарольда.

Гарольда?

- Расскажи мне о нем.

Ванда, прищурившись, смотрела на меня. Вокруг глаз у нее собрались еле заметные морщинки. От этого она казалась старше, чем я подумала сначала.

- Он еще не присылал к тебе Бруно или Томми?

- Томми приходил поговорить.

- И что было?

- Я показала ему пистолет.

- Вот этот? - тихо спросила она.

- Да.

- Чем ты умудрилась так разозлить Гарольда? Что ты такого сделала?

Соврать или сказать правду? Ни то, ни другое.

- Я отказалась кое-что сделать.

- Что?

Я покачала головой:

- Не имеет значения.

- Явно это не секс. Ты не калека, - сказала она с некоторым усилием. - Он не прикасается к здоровым женщинам. - Горечь в ее голосе была такой густой, что ее можно было мазать на хлеб.

- Как вы познакомились? - спросила я.

- Я училась в колледже, а Гейнор был спонсором нашего факультета.

- И он пригласил тебя к себе?

- Да. - Она говорила так тихо, что мне пришлось к ней наклониться, чтобы услышать.

- И что было дальше?

- Мы оба были в инвалидных креслах. Он был богат. Это было здорово. - Она поджала губы, словно разравнивала помаду, потом глотнула.

- И когда это перестало быть здорово? - спросила я.

- Я переехала к нему. Бросила колледж. Это было... легче, чем колледж. Легче, чем все остальное. Он не мог мною насытиться. - Она снова опустила глаза. - Потом ему захотелось разнообразия в постели. Видишь ли, ноги у него повреждены, но он их чувствует. А я не чувствую. - Ванда уже почти шептала. Мне пришлось прислониться к ее коленям, чтобы расслышать, что она говорит. - Ему нравилось выделывать всякие штуки с моими ногами, но я не чувствовала. Поэтому сначала мне казалось, что ничего такого в этом нет, но... но потом он действительно спятил. - Она вдруг взглянула мне в лицо. Глаза ее казались огромными, в них стояли слезы. - Он меня укоротил. Я ничего не чувствовала, но дело ведь не в этом, верно?

- Конечно, - сказала я.

Первая слеза покатилась по щеке Ванды. Я коснулась ее руки, и она сжала мои пальцы, как маленький ребенок.

- Ничего, - сказала я, - ничего.

Она плакала. Я держала ее за руку и врала:

- Уже все прошло, Ванда. Он тебя больше не тронет.

- Все трогают, - сказала она. - Ты сама собиралась меня тронуть. - Глаза ее обвиняли.

Было уже поздно объяснять ей игру в хорошего и плохого полицейского. Она все равно не поверит.

- Расскажи мне о Гейноре.

- Он нашел себе глухую девушку.

- Цецилию, - сказала я.

Она посмотрела на меня с удивлением:

- Ты ее знаешь?

- Немного.

Ванда покачала головой.

- Цецилия, действительно, ненормальная. Ей нравится мучить людей. Она от этого балдеет. - Ванда смотрела на меня так, словно пыталась измерить степень моего потрясения. Была ли я потрясена? Нет.

- Гарольд иногда спал с нами обеими. Под конец мы вообще занимались любовью только втроем. Секс стал по-настоящему грубым. - Ее голос понизился до хриплого шепота. - Цецилия любит ножи. Она мастер снимать шкуру. - Ванда снова поджала губы, словно размазывая помаду. - Гейнор убьет меня только за то, что я разболтала его интимные секреты.

- А ты знаешь какие-нибудь деловые секреты?

Она покачала головой:

- Нет, честное слово. Он всегда внимательно следил за тем, чтобы в моем присутствии о делах ничего не говорилось. Сначала я думала, что он заботится о том, чтобы в случае его ареста полиция меня не трогала. - Она посмотрела на свои колени. - Только потом я поняла, что он просто заранее знал, что найдет мне замену. Он не хотел, чтобы я узнала что-нибудь такое, что могло бы ему повредить, когда он меня бросит.

В ее словах уже не было ни гнева, ни горечи, только печаль. Я бы хотела, чтобы она рвала и метала. Это тихое отчаяние было невыносимо. Эта рана никогда не заживет. Гейнор не убил ее, он сделал хуже. Он оставил ее в живых. Она была жива и искалечена внутри не меньше, чем снаружи.

- Я не могу тебе рассказать ничего, кроме постельного трепа. Но это тебе не поможет его прижать.

- А может быть, в спальне были разговоры не только о сексе? - спросила я.

- Что ты имеешь в виду?

- Личные тайны, но не связанные с сексом. Ты ведь была его пассией почти два года. Он, наверное, говорил еще о чем-то, кроме секса.

Она задумалась.

- Я... я помню, он говорил о своей семье.

- И что же он говорил о семье?

- Он был незаконнорожденный. И постоянно говорил о семье своего настоящего отца.