с зелеными хвостиками Ланде не видал никого. В самый полдень уже из леса, по
ту сторону папоротников, вышел худой всклокоченный медведь. Маленькие черные
глазки его смотрели на Ланде внимательно и серьезно. Он сел на задние лапы,
слегко повел шеей, вздохнул и опять уставился на Ланде. Все кругом было тихо
и ясно. Какая-то птица тихо ворошилась вверху между зелеными, сквозившими на
небе ветками.
мокрыми.
медведя по бурой, облезшей клоками шерсти. Но он побоялся испугать его.
потому что в душе его было так тихо и кротко, что ничто грубое, жестокое и
злое не входило в нее.
встал и, легко переваливаясь, пошел прочь в лес. Ланде было грустно и весело
смотреть, как он уходил между высокими, как колонны, деревьями.
спокойно вошла в его душу.
радостном могучем сиянии дня, точно ушла к кому-то другому, более властному.
XXIV
Иногда казалось, что вблизи, за кустом, кто-то всхлипывает и плачет
тоненьким серебристым плачем. А потом становилось слышно, что то вода
звенит.
Иногда ему казалось, что он лежит в бесконечной пустоте, когда Ланде с
трудом поднимал горячую дрожащую руку, у самого лица натыкался на невидимые,
намокшие, тяжелые ветви, и на его лицо падали крупные холодные капли. Голова
горела, страшный озноб рвал все тело, и Ланде бессильно корчился на земле,
напрасно стараясь согреться под мокрым подрясником. Перед открытыми глазами
во мраке сыпались огненные искры и крутились золотые круги. Физическая тоска
сжимала сердце.
горячие слезы на мокрую землю, попадали в рот, на судорожно колотившиеся
зубы.
странен во мраке и лесу, что ему самому показалось, будто все стихло на
мгновение; стихло и прислушалось; а потом еще сильнее, и близко и далеко,
зашумел по лесу дождь и захлюпала вода.
холодной луже. Был бред.
назад, и красные глаза в упор смотрели на Ланде. Что-то ужасное, насмешливое
и злое было в этой молчащей голове. Она тихо, медленно, чуть заметно кивала
Ланде. Вдруг все вокруг осветилось желтым светом, точно где-то близко, за
спиной, стала невидимая лампа и при ее странном свете Ланде, как будто со
стороны, увидел свое тело, скорченное в луже, безобразное и жалкое, облипшее
мокрым черным подрясником, грязное, несчастное, как червь. Страшная мука и
страх приблизились к сердцу Ланде. С диким, нелепым криком он сел,
стукнувшись головой о ветки. Целые струи холодной воды полились на него, но
он не очнулся. Масса знакомых лиц, живых, блестящих глазами, бесконечной
лентой уходящей вдаль, стали приближаться к нему. Они подходили, наклонялись
к нему, смотрели и отходили, а за ними шли новые. Лампа уже не стояла за
спиной Ланде, а как будто от него самого шел слабый, но ясный свет и ложился
на наклоняющиеся к нему лица все дальше и дальше во все стороны. Стало тихо
и хорошо. А потом опять засветилась лампа и опять корчилось черное, как
раздавленный червяк, тело, и опять что-то кивала заячья голова.
проникновения пронизал воспаленный мозг Ланде, и в ту же минуту вся жизнь
его раскололась надвое: будто то что-то громадное, светлое и чудесное в
своей непонятности, что он делал всю жизнь, отошло от него и медленно
расплылось, наполняя все вокруг; а его самого острое страдание, одинокое,
непобедимое и последнее схватило, впустило острые когти и страшно придавило
к земле.
XXV
жилья, наткнулись на мертвого человека.
скрючив пальцы рук. Голова на длинной тонкой шее подвернулась так, что лица
не было видно. На нем был черный подрясник, слежавшийся в грязные комья;
одна нога почему-то была босая. От трупа шел тяжелый мертвый запах и странно
и страшно мешался с тонким и сладковатым запахом вянущего папоротника,
которым поросло это место.
сапога. Мертвая ступня чуть-чуть шевельнулась и замерла.
постоял и вдруг с исказившимся от страха и непонятной ему самому мучительной
злобы лицом дернул и потащил труп из шалаша за ногу. Голова закачалась и
запрыгала по земле, руки шлепнулись на землю, как будто тяжело всплеснули, и
поволоклись, ковыряя пыль. И сразу пахнуло таким ужасным, омерзительным
запахом, что мужиков шатнуло.
было ожидать.
мертвыми мутными, как будто от тяжких слез, глазами. Холодный и немой, с
навсегда сжатыми губами, без слов говорящими о страшной тайне, он как будто
распространял вокруг себя вместе с тяжелым запахом скорбное молчание. На
груди разорвалась черная материя, желтела иссохшая, как глина, кожа, к
которой плотно налипли сухие листья и серая грязь, и казалось, что это земля
уж охватила его своими серыми щупальцами и медленно и неуклонно уже тянет в
себя.
нужно. Наконец, седой и величавый мужик вздохнул, снял шапку и
перекрестился. Перекрестился раз, подумал, сказал: - Вечная, значит,
память!.. - и перекрестился еще два раза. И все мужики поспешно, точно
сваливая с себя страшную томительную тяжесть, посдергивали шапки и
замелькали в воздухе пальцами.
высокое небо, как будто невидимым черным налетом, скованы тяжелым молчанием.
Но на самом деле все было радостно, светло сверкало и переливалось в свете
солнца вечно живой, свежей и веселой в самой смерти своей зеленью.
куста, золотого и яркого, увидел бледный силуэт иссохшей, неподвижной ноги.
1904
Ильин Андрей
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Маркеев Олег
Орлов Алекс