продырявленное ведро (перед уборочной ведра в колхозе специально дырявили,
чтобы население не воровало их для хозяйственных надобностей, однако все
равно воровали, поэтому каждому студенту-батраку предписывалось в обед и
после работы личное свое ведро уносить в лагерь). Так и шел с этим ведром,
будто школьник с портфелем приглянувшейся одноклассницы, насупленно молчал,
сопел. Линда шагала рядом, такая бодрая, чистенькая - не чета прочим,
усталым, тяжким, изгвазданным.
- Хочу с тобой в паре.
общих основаниях, норму начнут требовать, как со всех. А так, стоит мне
мигнуть - мальчики сами помогать рвутся. Как трактор погрузят, сразу в
борозду, за меня работу делать. А я сижу себе, покуриваю...
ней к озеру. Плелся сзади, тупо и мрачно, не понимая толком, зачем он это
делает.
дожидаясь Нила, сиганула в воду, подняв сноп брызг. Он же остановился возле
того места, где красной кучкой лежала сброшенная одежонка, бросил ведро,
расстегнул штормовку, но тут же застегнул. Вечера уже становились
по-осеннему холодными, к тому же внезапно дунул резкий, обжигающий ветер.
вода в озере, нагретая за погожий день, казалась из-за холодного воздуха еще
теплее - прямо парное молоко, а не вода.
купаться. А раз вода теплая - тем более не пойдет. Пусть она увидит, как ему
плохо.
восторга. Не девчонка, а наяда, озерная нимфа. И такая же бесчувственная...
почему-то вызвала резкое отвращение. "Сигарета, сигарета, даже ты мне
изменяешь", - грустно переиначил он слова известной песенки.
принялась лихорадочно вытираться.
громко и часто. - Н-нил, будь д-другом, разотри м-меня...
растирать, словно желал стереть, содрать эту нежную кожу, от его
прикосновений из синей превращающуюся в розовую. Сначала он тер ее мокрой
курткой, потом куртка свилась в жгутик и упала к его ногам, и он тер уже
ладонями ее хрупкие плечи, спину, бока. От его неловкого движения выстрелила
куда-то в траву пуговица от лифчика, и взгляду его предстали остренькие, с
темными затвердевшими сосками груди. Тихо и утробно рыча, он принялся мять
эти груди, потом повалил ее на траву и упал сам, и руки его скользнули ей на
бедра и поехали вниз по стройной ноге, утаскивая с собой трусики...
должен будешь на мне жениться.
контуженный медведь.
рядом с ним, ласково взяла ладонью за подбородок, повернула его лицо к себе.
могу... Моя бедная мама... сестра... обе были обмануты... брошены... Я
росла, не зная отца...
мокрой голове, по плечу, такую трогательную, хрупкую, беззащитную, утешал,
как мог.
отправилась спать, расшалившаяся Линда написала губной помадой на серой
кухонной стене, красиво и крупно:
сполз с тюфяка. Слабость вскоре прошла, оставив сухость и жжение во рту, но
Нил понял, что нешуточно заболевает. Загреметь в местную, определенно
препаршивую больницу ему не улыбалось, и он попросту удрал, оставив записку,
что заболел и уехал в город. Административных последствий он не опасался,
зная, что : справку из поликлиники получит наверняка.
неотложку. Диагноз был поставлен сразу и без колебаний, и Нил оказался на
улице Лебедева, в гепатитном отделении Военно-медицинской академии.
степеней. Желтизны кожи не было вовсе, желтизна в уголках глаз прошла на
третий день. Собственно медицинское вмешательство сводилось к тому, что у
него ежедневно брали кровь из вены и три раза в день давали по куску сорбита
- белого, сладкого и довольно противного вещества, заменяющего сахар. Плюс
диета без острого, жареного, жирного и бульонов. Как поведал Нилу лечащий
врач, до более радикального лечения гепатита медицина не дошла и вряд ли
когда-нибудь дойдет.
чувствую. Отпустили бы. Мне учиться надо.
А повышенная трансаминаза?
миром затруднена предельно - единственный на весь корпус телефон-автомат не
работал, свидания, по причине инфекционного характера заболевания, строго
запрещены, разрешалось только получать передачи и обмениваться записками.
он писал только ей. Просил книжек и сигарет. С сигаретами некурящая бабушка
вечно путала, вместо болгарского "Кома" приносила мерзейший кубинский "Ким",
вместо болгарской же "Тракии" - кубинскую "Трою" или отечественную "Тройку",
от которой першило в горле и тяжелело в груди. Соседи были вялы, пожилы и
малоинтересны, за исключением, пожалуй, профессора-кибернетика, обучавшего
Нила игре в преферанс, и усатого рокера первого призыва, игравшего в
легендарных "Аргонавтах". Рокер, правда, был тяжел - лежал под капельницей в
отдельной палате, совершенно бронзовый. Потом вроде бы пошел на поправку,
вылезал, опираясь на палочку, в коридор, где, собственно, они с Нилом и
общались. А через три дня помер, чем устроил на отделении небывалый
переполох. Из разговоров врачей Нил понял, что чрезвычайность происшествия
заключалась не в летальном исходе, а в том, что наступил он в результате
приема смертельной дозы алкоголя, неизвестно как и через кого попавшего на
режимное отделение. Меры безопасности были удвоены - каждый предмет в
поступивших передачах внимательнейшим образом просматривался, все емкости
вскрывались, пронюхивались и пробулькивались. Попутно зачем-то конфисковали
карты. Стало совсем тоскливо. Ладно больные, им не до скуки, у них есть
занятие - болеть. А здоровые? Нил и еще парочка таких же страдальцев в
охотку подряжались мыть полы и туалеты, таскать туда-сюда бачки с едой,
белье, посуду и прочее.
подошел дежурный врач, тронул за плечо и шепотом сказал:
интересное, чем вынос сверхкомплектного жмурика. Нил спустился следом за
врачом на первый этаж, но тот свернул не направо, в приемный, а налево, в
ординаторскую. Широко раскрыл дверь, жестом подозвал Нила и провозгласил:
первые мгновения комната показалась ему пустой. Затем он увидел, что за
самым большим столом с табличкой "Майор медицинской службы Никулин В. С."
сидит кто-то небольшой и худенький.
сюда?
дверь. Ну как ты, болящий? Скучал без меня?
привстав на цыпочки, поцеловала.
пару шагов и принялась разглядывать его.
вообще не понимаю, зачем меня здесь держат.
чего-нибудь?
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Андреев Николай
Мацумото Сэйте
Березин Федор
Володихин Дмитрий