Японская война! Ожили! Стали сперва заходить к Елисееву, покупать вареную
колбасу, яблоки... Потом икру... Мармелад и портвейн No 137. В магазине Елисеева
наблюдательные приказчики примечали, как полнели, добрели и росли их
интендантские покупатели. На извозчиках подъезжать стали. Потом на лихачах, а
потом в своих экипажах... -- Э... Э... А?.. Пришлите по этой записке мне... и
добавьте, что найдете нужным... И счет. Знаете?..-- гудел начальственно "низким
басом и запускал в небеса ананасом"... А потом ехал в "Эрмитаж", где уже
сделался завсегдатаем вместе с десятками таких же, как он, "вась-сиясей", и
мундирных и штатских. Но многих из них "Эрмитаж" и лихачи "на ноги поставили"!
"Природное" барство проелось в "Эрмитаже", и выскочкам такую марку удержать было
трудно, да и доходы с войной прекратились, а барские замашки остались. Чтоб
прокатиться на лихаче от "Эрмитажа" до "Яра" да там, после эрмитажных
деликатесов, поужинать с цыганками, венгерками и хористками Анны Захаровны --
ежели кто по рубашечной части,-- надо тысячи три солдат полураздеть: нитки
гнилые, бухарка, рубаха-недомерок... А ежели кто по шапочной части -- тысячи две
папах на вершок поменьше да на старой пакле вместо ватной подкладки надо
построить. А ежели кто по сапожной, так за одну поездку на лихаче десятки солдат
в походе ноги потрут да ревматизм навечно приобретут. И ходили солдаты
полураздетые, в протухлых, плешивых полушубках, в то время как интендантские
"вась-сияси" "на шепоте дутом" с крашеными дульцинеями по "Ярам" ездили... За
счет полушубков ротонды собольи покупали им и котиковые манто. И кушали господа
интендантские "вась-сияси" деликатесы заграничные, а в армию шла мука с червями.
Прошло время!.. Мундирные "вась-сияси" начали линять. Из титулованных
"вась-сиясей" штабс-капитана разжаловали в просто барина... А там уж не то что
лихачи, а и "желтоглазые" извозчики, даже извозчики-зимники на своих клячах за
барина считать перестали -- "Эрмитаж" его да и многих его собутыльников
"поставил на ноги"... Лихачи знали всю подноготную всякого завсегдатая
"Эрмитажа" и не верили в прочность... "вась-сиясей", а предпочитали купцов в
загуле и в знак полного к ним уважения каждого именовали по имени-отчеству.
"Эрмитаж" перешел во владение торгового товарищества. Оливье и Мариуса заменили
новые директора: мебельщик Поликарпов, рыбник Мочалов, буфетчик Дмитриев, купец
Юдин. Народ со смекалкой, как раз по новой публике. Первым делом они перестроили
"Эрмитаж" еще роскошнее, отделали в том же здании шикарные номерные бани и
выстроили новый дом под номера свиданий. "Эрмитаж" увеличился стеклянной
галереей и летним садом с отдельным входом, с роскошными отдельными кабинетами,
эстрадами и благоуханным цветником... "Эрмитаж" стал давать огромные барыши --
пьянство и разгул пошли вовсю. Московские "именитые" купцы и богатей посерее шли
прямо в кабинеты, где сразу распоясывались... Зернистая икра подавалась в
серебряных ведрах, аршинных стерлядей на уху приносили прямо в кабинеты, где их
и закалывали... И все-таки спаржу с ножа ели и ножом резали артишоки. Из
кабинетов особенно славился красный, в котором московские прожигатели жизни
ученую свинью у клоуна Таити съели... Особенно же славились ужины, на которые
съезжалась кутящая Москва после спектаклей. Залы наполняли фраки, смокинги,
мундиры и дамы в открытых платьях, сверкавших бриллиантами. Оркестр гремел на
хорах, шампанское рекой... Кабинеты переполнены. Номера свиданий торговали
вовсю! От пяти до двадцати пяти рублей за несколько часов. Кого-кого там не
перебывало! И все держалось в секрете; полиция не мешалась в это дело -- еще на
начальство там наткнешься! Роскошен белый колонный зал "Эрмитажа". Здесь
привились юбилеи. В 1899 году, в Пушкинские дни, там был Пушкинский обед, где
присутствовали все знаменитые писатели того времени. А обыкновенно справлялись
здесь богатейшие купеческие свадьбы на сотни персон. И ели "чумазые" руками с
саксонских сервизов все: и выписанных из Франции руанских уток, из Швейца- рии
красных куропаток и рыбу-соль из Средиземного моря... Яблоки кальвиль, каждое с
гербом, по пять рублей штука при покупке... И прятали замоскворецкие гости по
задним карманам долгополых сюртуков дюшесы и кальвиль, чтобы отвезти их в
Таганку, в свои старомодные дома, где пахло деревянным маслом и кислой
капустой... Особенно часто снимали белый зал для банкетов московские иностранцы,
чествовавшие своих знатных приезжих земляков... Здесь же иностранцы встречали
Новый год и правили немецкую масленицу; на всех торжествах в этом зале играл
лучший московский оркестр Рябова. В 1917 году "Эрмитаж" закрылся. Собирались в
кабинетах какие-то кружки, но и кабинеты опустели... "Эрмитаж" был мрачен,
кругом ни души: мимо ходить боятся. Опять толпы около "Эрмитажа"... Огромные
очереди у входов. Десятки ручных тележек ожидают заказчиков, счастливцев,
получивших пакет от "АРА", занявшего все залы, кабинеты и службы "Эрмитажа".
Наполз нэп. Опять засверкал "Эрмитаж" ночными огнями. Затолпились вокруг
оборванные извозчики вперемежку с оборванными лихачами, но все еще на дутых
шинах. Начали подъезжать и отъезжать пьяные автомобили. Бывший распорядитель
"Эрмитажа" ухитрился мишурно повторить прошлое модного ресторана. Опять
появились на карточках названия: котлеты Помпадур, Мари Луиз, Валларуа, салат
Оливье... Но неугрызимые котлеты--на касторовом масле, и салат Оливье был из
огрызков... Впрочем, вполне к лицу посетителям-нэпманам. В
швейцарской--котиковое манто, бобровые воротники, собольи шубы... В большом зале
-- те же люстры, белые скатерти, блестит посуда... На стене, против буфета, еще
уцелела надпись М. П. Садовского. Здесь он завтракал, высмеивая прожигателей
жизни, и наблюдал типы. Вместо белорубашечных половых подавали кушанья служащие
в засаленных пиджаках и прибегали на зов, сверкая оборками брюк, как кружевом.
Публика косо поглядывала на посетителей, на которых кожаные куртки. Вот за
шампанским кончает обед шумная компания... Вскакивает, жестикулирует, убеждает
кого-то франт в смокинге, с брюшком. Набеленная, с накрашенными губами дама
курит папиросу и пускает дым в лицо и подливает вино в стакан человеку во
френче. Ему, видимо, неловко в этой компании, но он в центре внимания. К нему
относятся убеждающие жесты жирного франта. С другой стороны около него трется
юркий человек и показывает какие-то бумаги. Обхаживаемый отводит рукой и не
глядит, а тот все лезет, лезет... Прямо-таки сцена из пьесы "Воздушный пирог",
что с успехом шла в Театре революции. Все -- как живые!.. Так же жестикулирует
Семен Рак, так же нахальничает подкрашенная танцовщица Рита Керн... Около
чувствующего себя неловко директора банка Ильи Коромыслова трется Мирон Зонт,
просящий субсидию для своего журнала... А дальше секретари, секретарши,
директора, коммерсанты Обрыдловы и все те же Семены Раки, самодовольные,
начинающие жиреть... И на других столах то же. Через год в зданиях "Эрмитажа"
был торжественно открыт Моссоветом Дом крестьянина.
Охотный ряд -- Чрево Москвы. В прежние годы Охотный ряд был застроен с одной
стороны старинными домами, а с другой--длинным одноэтажным зданием под одной
крышей, несмотря на то, что оно принадлежало десяткам владельцев. Из всех этих
зданий только два дома были жилыми: дом, где гостиница "Континенталь", да
стоящий рядом с ним трактир Егорова, знаменитый своими блинами. Остальное все
лавки, вплоть до Тверской. Трактир Егорова когда-то принадлежал Воронину, и на
вывеске была изображена ворона, держащая в клюве блин. Все лавки Охотного ряда
были мясные, рыбные, а под ними зеленные подвалы. Задние двери лавок выходили на
огромный двор--Монетный, как его называли издревле. На нем были тоже одноэтажные
мясные, живорыбные и яичные лавки, а посредине--двухэтажный "Монетный" трактир.
В задней части двора -- ряд сараюшек с погребами и кладовыми, кишевшими
полчищами крыс. Охотный ряд получил свое название еще в те времена, когда здесь
разрешено было торговать дичью, приносимой подмосковными охотниками. Впереди
лавок, на площади, вдоль широкого тротуара, стояли переносные палатки и
толпились торговцы с корзинами и мешками, наполненными всевозможными продуктами.
Ходили охотники, обвешанные утками, тетерками, зайцами. У баб из корзин торчали
головы кур и цыплят, в мешках визжали поросята, которых продавцы, вынимая из
мешка, чтобы показать покупателю, непременно поднимали над головой, держа за
связанные задние ноги. На мостовой перед палатками сновали пирожники, блинники,
торговцы гречневиками, жаренными на постном масле. Сбитенщики разливали, по
копейке за стакан, горячий сбитень -- любимый тогда медовый напиток, согревавший
извозчиков и служащих, замерзавших в холодных лавках. Летом сбитенщиков сменяли
торговцы квасами, и самый любимый из них был грушевый, из вареных груш, которые
в моченом виде лежали для продажи пирамидами на лотках, а квас черпали из ведра
кружками. Мясные и рыбные лавки состояли из двух отделений. В первом лежало на
полках мясо разных сортов -- дичь, куры, гуси, индейки, паленые поросята для
жаркого и в ледяных ваннах--белые поросята для заливного. На крючьях по стенам
были развешаны туши барашков и поенных молоком телят, а весь потолок занят
окороками всевозможных размеров и приготовлений--копченых, вареных, провесных.
Во втором отделении, темном, освещенном только дверью во двор, висели десятки
мясных туш. Под всеми лавками -- подвалы. Охотный ряд бывал особенно оживленным
перед большими праздниками. К лавкам подъезжали на тысячных рысаках
расфранченные купчихи, и за ними служащие выносили из лавок корзины и кульки с
товаром и сваливали их в сани. И торчит, бывало, из рогожного кулька рядом с
собольей шубой миллионерши окорок, а поперек медвежьей полости лежит пудовый
мороженый осетр во всей своей красоте. Из подвалов пахло тухлятиной, а товар
лежал на полках первосортный. В рыбных -- лучшая рыба, а в мясных-- куры, гуси,
индейки, поросята. Около прилавка хлопочут, расхваливают товар и бесперебойно
врут приказчики в засаленных долгополых поддевках и заскорузлых фартуках. На
поясе у них -- целый ассортимент ножей, которые чистятся только на ночь. Чистота
была здесь не в моде. Главными покупателями были повара лучших трактиров и
ресторанов, а затем повара барские и купеческие, хозяйки-купчихи и кухарки. Все
это толклось, торговалось, спорило из-за копейки, а охотнорядец рассыпался перед
покупателем, памятуя свой единственный лозунг: "не обманешь -- не продашь".
Беднота покупала в палатках и с лотков у разносчиков последние сорта мяса:
ребра, подбедерок, покромку, требуху и дешевую баранину-ордынку. Товар лучших
лавок им не по карману, он для тех, о которых еще Гоголь сказал: "Для тех,
которые почище". Но и тех и других продавцы в лавках и продавцы на улицах
одинаково обвешивают и обсчитывают, не отличая бедного от богатого,-- это был
старый обычай охотнорядских торговцев, неопровержимо уверенных -- "не обманешь
-- не продашь". Охотный ряд восьмидесятых годов самым наглядным образом
представляет протокол санитарного осмотра этого времени. Осмотр начался с мясных
лавок и Монетного двора. "О лавках можно сказать, что они только по наружному
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Орлов Алекс
Херберт Фрэнк
Сертаков Виталий
Прозоров Александр