добавил:
вместе. Мотор и после ремонта не сможет проработать целых полтора часа,
большой расход масла. А ведь ночь. Куда в заливе сядешь?
Ленинграда толстый лед. Как-нибудь сяду, - ответил я.
еды для твоей семьи. В Ленинграде ведь голодно. Ну, и на случай вынужденной
посадки, если на лед или... В общем там дней на семь хватит.
счастливого плавания!..
еще с четырьмя летчиками, не имевшими опыта ночных полетов... И высота -
всего полтораста метров. Черта с два я соглашусь когда-либо полететь так еще
раз! Оглядываюсь, вижу навигационные огни самолетов. Все летят довольно
плотным строем. Вспомнил свои слова, сказанные летчикам перед вылетом:
держаться вместе, строй не растягивать, пилотировать плавно. За водной
поверхностью следят только ведущие, при потере пространственной ориентации
пилотировать по приборам, держать высоту не ниже ста метров. Ведомые,
подчеркнул я, пилотируют, наблюдая за положением самолета ведущего.
легче держаться в строю. А мне? У меня как-никак опыт: четыре года учился
летать по приборам и ночью в аэроклубах Осоавиахима. Я уверен, что долечу и
группу доведу. Только бы выдержал мотор...
нет радио. Качнуть крылом? На земле не договорились о таком сигнале. Ильин
уходит с ведомым. Минута, другая, и их огоньки чуть-чуть видны... Я тут же
подумал и, как выяснилось потом, не ошибся, что у Ильина развернуло влево
подвесной бак.
Один самолет приблизился к моему крылу метров на пять. По конфигурации
правого подвесного бака определяю, что это Татаренко. У Ильина баки другой
формы - сигарообразные. За капитана можно не тревожиться, он летает ночью
превосходно. И все-таки найдет ли он Кронштадт, в этом районе никогда не
летал.
масла. Светящаяся стрелочка приближается к знаку "максимум". Сейчас, по
расчету времени, мы должны пролететь угловатый, скалистый остров Гогланд,
его высота 80 метров, наша - 120. У этого острова делают остановку все
корабли, идущие с Ханко.
Расчет мой точен. Немного доворачиваю вправо на остров Лавенсари. Он низкий.
За ним остров Сескар - круглый, покрытый густым сосновым лесом. Теперь до
Кронштадта - одна вода. Облака прижимают нас к морю. Видимость ухудшается.
Но коварную стрелку я вижу отлично. Она переступила красную вертикальную
черту. "Эх, масло, масло..." Нужно переводить мотор на другой режим.
Скорость упадет до 280 километров. Поймут ли меня ведомые? Сбрасываю
подвесные баки, чтобы снизить сопротивление воздуха.
песчаный пляж. Это единственное, пожалуй, место в Финском заливе для
вынужденной посадки на фюзеляж... Нет, надо лететь, потому что я сейчас не
командир, а поводырь у слепых.
полета. Я своим сердцем слушаю сердце самолета-мотор. От него все сильнее
несет запахом перегретого масла, но он пока тянет.
по-прежнему 80 метров. Неужели галлюцинация? Опять смотрю вперед и вниз -
подо мной все белым-бело. Фу-у, да ведь это же лед! Краем глаза вижу, как
справа пошли круто вверх навигационные огни крайнего самолета и скрылись в
облаках.
сможет сделать в облаках в слепом полете? Может быть, все же сумеет взять
себя в руки, поднимется за облака, где за ними сегодня луна. А под луной
можно по расчетному времени дойти до Ленинграда и покинуть самолет с
парашютом. Но думать о Цоколаеве нет времени. Смотрю на остальные пять
самолетов - держатся вместе, но с каждой минутой положение становится все
сложнее, все напряженнее: облака почти до земли, никакой видимости. Считаю
время по секундомеру. Лететь еще минут десять.
больному, сейчас нужен холодный компресс.
"Приземлюсь" потому, что нет термина "приледнюсь". Я сяду, а вот Старухин,
не умеющий летать по приборам ночью, обязательно упадет. Он летит,
прижавшись к моему самолету, как ребенок к груди матери. Как же я смогу
сесть, оставить его одного, неопытного, в слепом полете? Нет, это не по мне.
Но как я поступлю на самом деле через секунду-другую, что предприму - не
знаю.
маленькое зарево от двух-трех костров.
посадки. Посредине поля во всю длину цепочка огоньков, а по границе
аэродрома сквозь дымку тумана светят десятки костров. И в этот момент мотор
мой чихнул и остановился. Все, больше никому ничем я помочь не могу. Делаю
резкий разворот влево на 90 градусов и с ужасом вижу, что самолет Старухина
падает. Почему? Видимо, сразу потерял пространственную ориентировку и
сорвался в штопор...
шасси и, не выпуская щитков, делаю парашютирующую посадку, откалывая серию
"козлов". Торможу изо всех сил и останавливаюсь в двадцати метрах от
укрытия, того самого укрытия, где стоял мой самолет до перелета на Ханко.
сторону садящихся самолетов. Приземляется Татаренко, молодец! Потом в
плотном строю идут сразу три. Сели. Пять из восьми... Как после тяжелого
боя. Но вот над головой шум мотора. Кто?
Ильин.
кабин. Первым подошел Татаренко, вытер пот с лица, громко выругался и обнял
меня так, словно мы не виделись несколько лет.
аэродрома. Нет Геннадия Цоколаева. Неужели и храбрейший "кавказец"? Не
верится. Мы ждем еще двадцать минут. Но ожидание наше напрасно. А на
следующий день мы узнаем, что Цоколаев сел без горючего на торосистый лед,
недалеко от берега Ораниенбаумского плацдарма, разбил вдребезги самолет, но
сам остался, к счастью, жив.
получив сообщение Васильева о прилете истребителей с Ханко, приказал за час
до нашей посадки зажечь шестьдесят больших костров и бочек с мазутом по
краям аэродрома, а также упросил командира Кронштадтской базы включить
электроосвещение в западной части острова, зажечь фонарь на маяке Толбухин и
поставить лучи всех прожекторов в этом районе вертикально вверх.
ужин. Коронец извинился за бедность стола и развел руками - больше угостить
нечем. Поднял стопку разбавленного спирта.
невозможное не только в боях, но и при перелете в совершенно нелетную
погоду.
сказать несколько слов.
грустные, усталые, - сказал Коронец.
от неожиданности смутился, встал. Она подала стопку мне, а сама достала из
кармана фартука знакомую плитку шоколада "Золотой якорь" и сказала:
Ханко. Теперь вы вернулись, и я возвращаю ее вам, чтоб мое сердце было
спокойно. Хотя мне, официантке, и не положено сто грамм, но я выпью эту
рюмку за будущие ваши победы.
спасла твоя большая вера в мое возвращение. Пусть же она спасет и моих
друзей до конца войны!
чашу.
не пришедших за ночь к острову кораблей.
много знакомых кораблей, но нет самого красивого и большого. Неужели?..
людьми. Впоследствии мы узнали, что эти корабли задержались, оказывая помощь
подорвавшемуся на минах турбоэлектроходу "И. Сталин", на котором были наши
техники, инженеры, мотористы. Спасатели с большим трудом сняли около 1600
человек. Когда же неуправляемый корабль вынесло на сплошное минное поле и
прогремели еще два взрыва, спасателям не оставалось ничего иного, как
бросить его и уйти к острову Гогланд...