Христа, но не в рубище, а во вполне приличном костюме с
жилеткой, галстуком и даже, кажется, с цепочкой от часов.
Рядом с ним помещался Карл Маркс. Два портрета справа
изображали Энгельса и Ленина. Но меня потрясли портреты не
основоположников единственно правильного научного
мировоззрения и даже не Иисус Христос (хотя он в этой
компании выглядел не совсем своим), а лицо, запечатленное на
среднем портрете. Этот бородатый человек, в просторной
армейской робе с маршальскими погонами и слегка распахнутым
воротом был похож... ну на кого бы вы подумали?.. Да, да?
Все на того же Лешку Букашева, с которым я пил пиво в
Английском парке, который три часа тому назад следил за моим
вылетом в Мюнхенском аэропорту и которого я вроде бы только
что видел в диковинном космическом аппарате. Этот Лешка,
хотя и с бородой, был больше похож на настоящего Лешку,
потому что вид был такой же благополучный и самоуверенный,
как в жизни, правда, взгляд у этого был намного
пронзительнее, чем у живого.
Почему мне все время мерещится этот проклятый Букашев?
Неужели я уже допился до белой горячки?
каком космосе не был, а летел на самом обыкновенном
"Боинге". Допустим. Проксима Центавра и космический
аквариум, внутри которого плавал Букашев, были всего лишь
оптическими трюками, разработанными в лабораториях КГБ. Но
что означает вся эта мешанина портретов? Тоже трюки только
для того, чтобы ввести меня в заблуждение? Этого быть не
может.
власти на моей родине всегда относились с предельной
серьезностью, за всякие вольности в этом деле в прежние
времена давали довольно-таки большие сроки. Поверить в то,
что их повесили всего лишь ради примитивного обмана
попавшего в ловушку растяпы, я, честно говоря, просто не
мог. Но тогда что же это все-таки может значить? Что я
должен был предположить? Что Лешка на своем "Иле" летел
быстрее, чем я на "Боинге"? Что за три часа полета он успел
дослужиться до маршала, отрастить бороду, захватить власть и
развешать свои портреты? Предположения дикие, но ничего
более правдоподобного мне в голову не приходило.
подкатили два громоздких транспортных средства лягушиного
цвета. Какая-то странная комбинация бронетранспортера с
паровозом. Во всяком случае, передвигались они, вероятно, с
помощью пара, густые клубы которого вырывались из
расположенной на носу трубы. Как только бронетранспортеры
остановились между нами и перекошенным "Илом", из откинутых
люков один за другим, как грибы из корзинки, посыпались
военные в коротких штанишках и с короткими автоматами. Они
тут же рассредоточились и стали вокруг самолета, направив на
него стволы своего оружия.
сообщил, что московские власти трапа так и не нашли и
пассажирам придется воспользоваться аварийной веревочной
лестницей, за что он, капитан корабля, от имени экипажа и
всей компании "Люфтганза" приносит свои глубочайшие
извинения.
они готовы были спускаться не то что по веревочной лестнице,
а даже и просто по веревке. Тем более, что портреты, как я
заметил, никого, кроме меня, нисколько не взволновали.
"дипломат" и оказался последним в очереди. Предпоследним
был мой юный сосед.
пассажирам счастливого времяпровождения и напоминали, что
обратный рейс состоится ровно через месяц.
меня там, внизу. Поэтому, поравнявшись с одной из
стюардесс, я спросил ее, не может ли она выдать мне еще пару
бутылочек "Смирнофф", и, широко открыв рот, показал, что там
все горит.
объяснила, что компания обслуживает пассажиров только во
время полета, а полет закончен.
знаками объяснял, что очень нужно, поскольку имею небольшой
копфшмерце, то есть головную боль, но она к моим объяснениям
осталась равнодушной, как природа.
покинули самолет. Я подошел к распахнутому люку, глянул
вниз и отшатнулся. Земля была далеко, а веревочная лестница
казалась очень ненадежной. И вообще, с какой стати, платя
такие деньги, я должен лазить по каким-то веревкам, как
обезьяна? Но, когда я посмотрел, что творится внизу, мне и
вовсе стало не по себе. Пассажиры, спустившиеся до меня,
стояли, окруженные плотным кольцом военных, направивших на
них автоматы. Военные подгоняли пассажиров и поодиночке
чуть ли не вталкивали в один из бронетранспортеров.
с четырьмя звездочками на погонах, видимо, капитан.
повиновались безропотно. Только один пытался
воспротивиться. Это был мой сосед- террорист.
коммунист. Не надо давай- давай, надо дружба-мир.
Давай-давай не надо.
Надо давай-давай. - Он засмеялся и дал бедняге пинка, от
которого тот влетел в машину, как мяч в во- рота.
себе, и я невольно попятился внутрь космоплана, по тут же
наткнулся на что-то железное. Я оглянулся и вздрогнул.
Сзади, упираясь в меня автоматом, стоял неизвестно как
оказавшийся здесь коротконогий солдат и, не мигая, смотрел
на меня своими раскосыми азиатскими глазами.
услышал снизу фразу, меня удивившую.
не наш.
вниз, на лету перебирая перекладины веревочной лестницы.
как Рамазаев и его командир вскочили в плюющуюся паром
машину и она отвалила, дав резкий тревожный гудок.
Та улыбнулась и вдруг быстро протянула мне пузырек
"Смирнофф".
полученное, но увидел, что внизу появилась новая группа
военных: трое мужчин и две женщины. Они были тоже в
коротких штанах и юбках, но лучшего качества, чем те,
первые. И все, кроме одного, в кепках. У всех троих мужчин
и у одной женщины звезды на погонах были явно генеральского
достоинства, другая женщина, помоложе, была всего лишь
капитаном. Один из генералов был, видимо, духовного звания.
На нем была темная, но очень короткая, до колен, ряса с
лампасами в нижней части, на голове монашеский клобук, тоже
с большим козырьком, и на груди крупная и, может быть, даже
серебряная звезда. На концах каждого луча звезды были
кресты. Такая же звезда с крестами была и на клобуке. У
женщины-генерала были лампасы на юбке, но в целом форма ее
особого удивления не вызывала.
женщины-капитана всего две какие-то медали. Видимо, все
были очень коротко пострижены, потому что даже у женщин
волосы из-под кепок не выбивались.
остановились и смотрели на меня снизу вверх, слегка жмурясь
от слепящего солнца и приветливо улыбаясь. Я им тоже
неуверенно улыбнулся и продолжал стоять, не зная, что
делать. Так мы и играли в гляделки, пока из группы военных
не вышел вперед, видимо, главный из генералов. Он был самый
высокий из них, самый упитанный, и на погонах у него было не