Чтение 24–й страницы книги ~Планета обезьян~

Мы отправились неделю спустя. Зира полетела с нами, но через несколько
дней она должна была вернуться, чтобы в отсутствие Корнелия следить за
работой института. Сам же Корнелий рассчитывал задержаться на месте
раскопок гораздо дольше, разумеется, если находки окажутся действительно
интересными.

Нам предоставили специальный самолет, весьма похожий на наши первые
реактивные самолеты, но гораздо более комфортабельный, с отдельным
маленьким салоном, куда снаружи не проникало ни звука и где можно было
спокойно разговаривать. Там я и встретился с Зирой.

Я был счастлив, что отправился в это путешествие. С обезьяньим
обществом я уже достаточно освоился, поэтому нисколько не удивился и не
испугался, увидев за штурвалом нашего лайнера пилота-шимпанзе. Гораздо
больше меня занимали расстилавшийся внизу пейзаж и великолепное зрелище
восхода Бетельгейзе. Мы летели на высоте примерно десяти тысяч метров.
Воздух был удивительно прозрачен, и гигантская звезда вставала над
горизонтом, как наше солнце, видимое в мощную подзорную трубу. Зира не
уставала им восхищаться.

- Скажи, бывают у вас на Земле такие же прекрасные восходы? -
спрашивала она. - Может ли твое солнце сравниться красотою с нашим?

Я отвечал ей, что Солнце не такое красное и большое, как Бетельгейзе,
но мы им вполне довольны. Зато наша Луна гораздо больше и ярче ночного
светила Сороры.

Мы веселились, словно школьники, отпущенные на каникулы, и я шутил с
Зирой, как со старой доброй знакомой. И когда через несколько минут к нам
присоединился Корнелий, я чуть ли не обиделся на него за то, что он
помешал нашей болтовне. Корнелий был озабочен. Впрочем, все последнее
время он заметно нервничал. Чтобы довести до конца предпринятые им
изыскания, ему приходилось работать невероятно много, и порой он пропадал
у себя в лаборатории по целым дням. О своей работе он не говорил никому, и
даже Зира, как мне кажется, знала о ней не больше меня. Мне же было
известно только, что его волновала проблема происхождения обезьян и что
взгляды ученого-шимпанзе все более и более расходились с общепризнанными
теориями. В то утро Корнелий впервые познакомил меня с некоторыми своими
соображениями, и я понял, почему моя скромная личность разумного человека
представляет для него такую огромную ценность. Он начал с того, о чем мы
беседовали и спорили уже тысячи раз.

- Вы мне говорили, Улисс, что у вас на Земле обезьяны - настоящие
животные, не так ли? И что, напротив, люди достигли такого уровня
цивилизации, который равен нашему, а во многом даже превышает его? Не
бойтесь меня оскорбить: для ученого истина дороже самолюбия.

- Да, во многом мы вас обогнали, это несомненно. И лучшее тому
доказательство - мое присутствие на Сороре. Вы же, мне кажется, еще
находитесь в этом отношении на стадии...

- Знаю, знаю, - устало прервал меня Корнелий. - И об этом мы уже
говорили. Мы только проникаем в области, которые для вас перестали быть
тайной несколько столетий назад... И в этом отношении меня тревожат не
одни ваши рассказы, - продолжал он, нервно расхаживая по маленькому
салону. - Вот уже долгое время меня преследует одна страшная мысль, даже
не мысль, а догадка, но подтверждаемая некоторыми конкретными фактами. Мне
кажется, что эти тайны мироздания уже были разгаданы здесь, на нашей
планете, в далеком прошлом другими разумными существами.

Я мог бы ему ответить, что это впечатление, будто совершаешь уже кем-то
когда-то сделанное открытие, возникало у многих ученых Земли. Может быть,
это чувство вообще является универсальным, и, может быть, именно на нем
зиждется представление о существовании бога. Но я не решился его прервать.
Он был весь во власти еще не оформившейся смутной мысли и выражался с
большой осторожностью.

- ...Другими разумными, - задумчиво повторил Корнелий. - И возможно,
что это были вовсе не...

Неожиданно он умолк. У него был страдальческий вид, как у человека,
который ощупью приближается к истине, невыносимой и неприемлемой для его
сознания.

- Вы мне говорили также, что обезьяны у вас обладают высокоразвитым
подражательным инстинктом, не правда ли?

- Они подражают нам буквально во всем, то есть, я хочу сказать, во всех
действиях, не требующих осмысленного подхода. Это в них так развито, что
глагол "обезьянничать" стал у нас синонимом глагола "подражать".

- Зира, - пробормотал Корнелий убитым тоном, - не кажется ли тебе, что
нам тоже свойствен этот дух "обезьянничанья"?

И, не дав ей возможности вымолвить слова в защиту своих сородичей,
Корнелий взволнованно продолжал:

- Это начинается с раннего детства. Все наше обучение основано на
подражании.

- Но ты же знаешь, это орангутанги...

- Да, все дело в них, потому что они воспитывают молодежь своими
книгами. Они заставляют ребенка-обезьяну повторять все ошибки наших
предков. Этим и объясняется медлительность нашего прогресса. Вот уже
десять тысяч лет мы остаемся все такими же и топчемся на месте!

Здесь следует сказать несколько слов о медлительности развития
обезьяньей цивилизации. Меня это поразило, когда я изучал их историю, и в
этом я увидел основное отличие обезьян от людей. Правда, и у нас были
периоды почти полного застоя. У нас тоже были свои орангутанги,
составлявшие идиотские программы, оглуплявшие молодежь, и это длилось
довольно долго.

Но не так долго, как у обезьян, а главное, совсем на другой ступени
эволюции. Темный период застоя, на который жаловался ученый-шимпанзе,
затянулся здесь на десять тысячелетий. За это время ни в одной области не
произошло сколько-нибудь заметных сдвигов, разве что за последние
десятилетия. Но самое любопытное во всем этом для меня было то, что их
первые легенды, первые летописцы, первые воспоминания рассказывают о
высокоразвитой цивилизации, по сути своей мало чем отличающейся от
современной. Древние документы десятитысячелетней давности
свидетельствуют, что общая сумма знаний и достижения тех далеких времен
были вполне сравнимы с сегодняшними знаниями и достижениями. Но о том, что
было еще раньше, не сохранилось ни записей, ни устных преданий, ни одного
даже памятника - полный мрак и пустота! Короче, создается такое
впечатление, будто обезьянья цивилизация чудесным образом возникла сразу
десять тысяч лет назад и с тех пор почти не изменялась. Средняя обезьяна
находила это в порядке вещей и ни над чем не задумывалась. Однако пытливые
умы, такие, как Корнелий, не могли примириться с существованием этой тайны
и мучительно пытались в нее проникнуть.

- Но ведь есть же обезьяны, способные к созидательному творчеству, -
запротестовала Зира.

- Да, появились, - согласился Корнелий, - особенно за последние годы.
Со временем мысль может воплотиться в действие. Так оно и должно быть, ибо
таков естественный ход эволюции... Но то, чего я хочу, Зира, то, чего
страстно добиваюсь, - это узнать, как все началось!.. Сегодня мне уже не
кажется столь невероятной мысль, что в основе всей нашей цивилизации лежит
простое подражание.

- Подражание чему? Или кому?

Но тут Корнелий замкнулся и опустил глаза, словно сожалея, что сказал
слишком много.

- Я еще не сделал окончательных выводов, - проговорил он наконец. - Мне
нужны доказательства. Может быть, мы найдем их в руинах погребенного
города. Согласно отчетам он существовал не десять тысяч лет назад, а
много-много раньше, в эпоху, о которой мы не знаем ничего.

3

Корнелий умолк: казалось, ему было трудно говорить на эту тему, но и то
немногое, что я успел понять из его рассуждений, взволновало меня
необычайно. Археологи открыли в пустыне множество строений, целый город,
погребенный под толстым слоем песка. К сожалению, от него остались одни
развалины, но эти развалины - я чувствовал - хранили удивительную тайну, и
я поклялся в нее проникнуть. В этом не было ничего невозможного для того,
кто умеет наблюдать и сопоставлять, однако орангутанг, руководивший
раскопками, такими качествами явно не обладал. Он принял Корнелия с
должным почтением к его высокому рангу и в то же время с еле скрываемым
презрением к его молодости и необычным идеям, которые по неосторожности
тот иногда высказывал.

Нужно обладать поистине ангельским терпением, чтобы вести раскопки,
увязая на каждом шагу в песке, среди камней, рассыпающихся в прах от
малейшего прикосновения. Но мы занимаемся этим вот уже скоро месяц. Зира
давно улетела, однако Корнелий все еще упорствует. Он работает с такой же
страстью, как и я, ибо тоже уверен, что именно здесь, среди этих древних
руин, таится ответ на великую загадку истории, которая его мучит.

Меня не перестает поражать обширность его знаний. Прежде всего он
захотел сам установить возраст города. В таких случаях обезьяны пользуются
методами, похожими на наши, сравнивая геологические данные с результатами
химических и структурных анализов. Проделав всю эту работу самостоятельно,
Корнелий должен был согласиться с мнением официальных ученых: город