в руках. уже сверху оглянулся. Шумилин силился встать. Кровь пошла у него
горлом, течет по небритому подбородку, по голой груди, на бинты. Он
захлебывается ею, но расширенные, как от удушья, испуганные глаза пытаются
остановить меня. Понял, что я бросаю его.
до сих пор вижу его глаза. И уже никогда ничего не смогу ему обьяснить. Hо
за Днестром стояли мои пушки и не стреляли, потому что не было связи. А
немецкая артиллерия с закрытых и открытых позиций крушила все на плацдарме.
Мне нужно было воевать. И, отвернувшись, чтоб не видеть, я выскочил из
воронки.
щекой к жесткой, щетинистой, сухой и теплой щеке земли. Разрыв! Прижимаюсь
изо всех сил. Как трудно от нее оторваться! Еще разрыв! Отрываю себя от
земли.
подымается постепенно, и мне нe видно, что там происходит, кроме встающих
дымов разрывов. Изредка в кукурузе появляются люди, бегут вниз стороной,
словно скрываясь от кого-то. По частой стрельбе противотанковых пушек, по
сплошной трескотне пулеметов и автоматов чувствую, каков накал боя, и
кажется, он приближается сюда.
обмотках. Рядом воронка мины. Голова связиста втянута в плечи. Успел только
сжаться во время разрыва и так и остался уже. Не зная, чей это провод, я
соединяю концы и ползу дальше. Вдруг точно такая же связь, как моя,
попадается мне: красный глянцевый провод. Но мой должен идти по болоту. Я
все же подключаю аппарат. Кричу, кричу - и на том и на другом конце провода
молчат. Неужели в обе стороны порыв? Взяв провод в руку, бегу по нему к
Днестру. Порыв оказывается близко. Нахожу второй конец. Лежа срываю зубами
изоляцию, подключаюсь:
Теперь я вспоминаю: как раз тогда начался обстрел по болоту. Я еще подумал:
"Неплохо, пусть поучит его". Такого поучишь. Пересидел где-то, отключившись,
и вернулся мокрый, будто по болоту лазал Вот он отчего беспокоился, в глаза
не смотрел. "Товарищ лейтенант, вы же культурный человек..." Недаром я
всегда ждал от него подлости. Нагадил и скрылся. А Шумилин убит. Всю войну
провоевал. И детой трое. За кого-то теперь сиротами.
происходит? Связь перебило? Связистов по линии гони. Жалеешь их! - кричит он
оттуда.
заложило. Чей-то связист, рыскавший по полю на четвереньках, валится на бок.
И вдруг что-то взорвалось во мне.
творится вокруг.- Вы на меня сейчас не кричите! Ясно?
плацдармом наши бомбардировщики. Я еще долго не могу говорить, во мне все
дрожит. Потом докладываю обстановку.
от бомбовых ударов. Отключаюсь и иду туда. Пот ест лицо, щиплет
потрескавшиеся губы. Внезапно в кукурузе часто и оглушительно захлопали
противотанковые пушки, раздались крики, и, мгновенно возникший, несется сюда
рев мотора. На бегу стягиваю через голову автомат. Ремень зацепился за
пилотку, пилотка падает. Подбираю ее и вижу вдруг: низко над кукурузой,
распластав крылья, вспыхивающие мгновенным огнем, идет на бреющем полете наш
штурмовик. Под ним, стремясь уйти, ломится меж стеблей немецкий танк прямо
на батарею. И видно, как артиллеристы, стоя на коленях за щитами, торопятся.
видя, набегает на меня. Раскрытый, задыхающийся рот, опустошенные страхом
глаза.
обратную сторону.
биноклем. Аппарат, сползай на живот, бьет по коленям. Автоматная очередь.
Падаю. Отползаю в сторону. Еще очередь. Горячий удар по ноге. Выше колена.
Прижимаюсь к земле. Сверху падает на меня срезанный пулями кукурузный лист.
Земля сухая, теплая, лезет в нос. Осторожно оглядываюсь. Пехотинцев уже нет.
Смылись все-таки. Чувствую, как кровью намокает штанина, и от этого сразу
слабею. Тошнота подкатывает к горлу. Немец где-то рядом. И видит меня. А мне
он не виден.
меня сразу можно заметить. Осторожно отстегиваю лямки, шевелю плечом -
катушка сваливается на землю. Немец не стреляет. Это, должно быть, танкист.
Ему надо пробиться к своим. Я тихонько просовываю приклад автомата меж
стеблей, трясу слева от себя кукурузу. И сейчас же - очередь! Не видит меня,
на шорох бьет, туда, где шевелится кукуруза. Немного погодя трясу стебли
правей. Их сейчас же срезает. Вот он откуда бьет! Метрах в шестидесяти от
меня, озираясь, отползает с автоматом в руках танкист в черном, вывалянном в
пыли обмундировании. Прижимаясь к рыхлой земле, осторожно ползу за ним.
Раненую ногу жжет, колено мокро от крови. Немца уже плохо видно, только
мелькает за стеблями. Плечом вытираю потную щеку. Прикладываюсь к автомату.
Пот заливает глаза. Немец то возникает на мушке, то исчезает. Не разглядеть.
Тогда резко свищу. Шевеление стихло. Потом за стеблями понемногу
приподнимается светловолосая голова. Даю очередь. Голова падает. Жду. Тихо.
Подношу к глазам бинокль. Приближенный десятикратно, танкист лежит затылком
ко мне, так близко, что кажется, дотянешься рукой. Крови не видно. Несколько
стеблей у самой головы срезано пулями до основания, торчат низкие пеньки. Не
попади первый, вот так бы я лежал сейчас.
другой танкист, без мундира, в нижней рубашке. Сколько их было? Трое?
Четверо? Выскакивали, видно, через нижний люк. Танк стоит совершенно целый,
пятнистый, как немецкая плащ-палатка. Только без гусеницы, и спереди
сплавившаяся дыра. Если забраться под него, лучше НП не выдумаешь. Немцы по
нему стрелять не будут.
Каждый шаг горячей болью отдается в ноге. Пули уже посвистывают густо,
сшибая верхушки стеблей. Бегом, ползком добираюсь, спрыгиваю в траншею.
Пусто. Ни Коханюка, ни второго радиста нет. Все брошено. Только убитый
по-прежнему лежит в углу, засыпанный по плечи землей. Ждали, наверное, меня,
приказаний никаких нет, танки, обстрел. Быть в бою и не стрелять - не у
всякого нервы выдержат. Забегаю в землянку. После жары, и солнца - сыроватый
дух погреба. Плащ-палатка с нар содрана, шинели моей нет. Только фляжка
висит на колышке, вбитом в стену. Срывало фляжку. Пью, перевожу дыхание и
снова пью. Вода выходит из меня потом. Пустую фляжку бросаю на нары.
Прислушиваюсь к стрельбе сверху, расстегиваю брючный ремень. Рана
пустяковая, но перевязывать трудно. Такое место, что повязка едет вниз, на
колено. Вот если немцы захватят в таком положении, с подолом гимнастерки в
зубах.
себя уверенней. В тугой повязке рана спокойней. Передав на тот берег, что
буду менять НП, отключаюсь, с автоматом в руке перемахиваю через бруствер.
Сержант с красным, потным лицом. Воротник гимнастерки расстегнут, пыльный
чуб торчит из-под пилотки, веселые глаза подмигивают дружески.
новый прицел. Разрыва жду с замершим сердцем. Взлетела земля. Уходит!
"фердинанд" стоит на оголенной перепаханной земле. Как будто даже не
подбитый. Стоит и не шевелится больше.
смеемся. И отчего-то вдруг легко становится, словно груз с плеч.
Так и сидят за Днестром?
желтая кукуруза, зной. По всему полю встают дымы разрывов. Среди них
отползают рассыпанные цепи немецкой пехоты. Пулеметы захлебываются. Уже
ясно, что оборона устояла. Сейчас немцы перегруппируются и полезут снова.
бумажными стаканчиками. Лезет под танк, прижимая их к груди. Хрипит:
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Шилова Юлия