обтянутый новым кителем худощавый Свиридов, без улыбки, безмолвно чокнулся
с Уваровым. Все неловко вставали, отодвигая стулья; потянулись друг к
другу стаканы, - и Сергея вдруг хлестнуло едкое чувство чего-то
фальшивого, неестественного, исходящего от Уварова; он тоже встал со
всеми, сжимая в пальцах рюмку, - стекло ее стало скользким. Рядом -
сдержанное шевеление голосов, шорох одежды, потом еле различимый шепот и
будто прикосновение Нининых теплых волос к его щеке:
взор, впалые щеки Свиридова, опущенные уголки рта белокурой девушки и
подумал со злым ожесточением к себе: "Зачем я шел сюда? Зачем мне нужно
было приходить сюда?"
голос, отдаленный, чужой, отдававшийся в ушах, и, глядя на Уварова, в его
крепкое лицо, от которого словно пахнуло болотной сыростью карпатского
рассвета, договорил глухо: - Я с тобой пить не буду! Не тебе говорить от
имени солдат!
лицо Уварова сейчас же отклонилось в тень абажура, потеряв резкость черт,
были очень ясно видны в одну полоску собранные губы.
преследует Аркадия! Он сводит свои счеты, - с отчаянием, рыдающим взвизгом
выкрикнула полная белокурая девушка. - Он ненавидит Аркадия!..
сказал кто-то. - Новый год! Портите всем настроение!
люблю! Драма в благородном семействе!
вежливо-недобрый баритон Константина, и локоть его толкнул локоть Сергея.
- Садись, Сережа, посидим и выпьем ради приличия...
тяжелый голос Уварова. - Особенно для фронтовиков... Но если, друзья, у
кого-то не в порядке нервы... Я здесь не несу никакой ответственности и
объясняю все только непонятной подозрительностью и неприязнью Сергея ко
мне. - Голос его перестал быть тяжелым, зазвучал тише, и, стараясь
улыбаться, он договорил со снисходительным спокойствием человека, не
желающего обострять случайное недоразумение. - Я не буду сейчас выяснять
наши фронтовые отношения. Не стоит портить праздник, друзья. Понимаю:
бывает неосознанная неприязнь...
им тогда в ресторане, когда он ударил Уварова и когда люди осуждали его,
Сергея, а не Уварова, и, подумав: "Ему стоит позавидовать - умеет себя
держать в руках..." - и, напряженным усилием сдерживая себя, сказал тем же
тоном, каким говорил сейчас Уваров:
шагами вышел в переднюю, решительно перешагнул через кучу галош, женских
бот, сорвал с вешалки шапку; в этот миг оклик из комнаты остановил его:
загораживая путь к двери.
чего, я спрашиваю?
доброты ко всякой сволочи, - жестко сказал он, выделяя слово "доброты", и
рывком потянул шинель со спинки стула, заваленного грудой пальто.
удивленно и прямо глядела на него, покусывая губы.
к ней, сразу отдалившейся и как бы ставшей чужой, с силой притянул ее к
себе. - Пойдем со мной или оставайся! Слышишь? Не хочу, чтобы ты
оставалась здесь. Ты это понимаешь?
предупреждающий голос, и Сергей, недовольный, обернулся к вышедшему в
переднюю Константину. - Я с тобой, Сережка, - пробормотал он, деликатно
вперив взор в потолок. - Потопали. Разбит выпивон вдрызг.
поспешно прошел в комнату, тщательно закрыл за собой дверь.
снимать, кидать на тумбочку, на спинку стула холодноватые чужие пальто, и
в этот момент послышался сзади сдавленный смех - Нина, прислонясь затылком
к стене, уронив руки, странно, почти беззвучно смеялась, говорила шепотом:
новогодняя ночь... Ты понимаешь, что делаешь? Вон там мое пальто,
Сережа...
увидел на ее шее, над шерстяным воротом свитера, светлые завитки волос и,
до спазмы в горле овеянный какой-то всепрощающей мучительной нежностью,
прижался к ним губами.
Сергея вперед на лестничную площадку, и здесь, исступленно обнявшись, они
несколько секунд стояли и целовались в тишине под неяркой, запыленной
лампочкой перед дверью. Дом праздновал. Где-то под ногами, на нижнем
этаже, приглушенно звучала музыка.
через обшарпанные ступени лестницы, наполняя лестницу гулом, и только на
первом этаже, не освещенном лампочкой, Нина, переводя дыхание, едва
выговорила, наклоняя голову Сергея к своему лицу:
15
ощупью поднялся по лестнице спящей квартиры, с пьяной осторожностью открыл
дверь в свою комнату; не зажигая света, долго пил из графина воду жадными
глотками. Затем упал на диван, не сняв костюма, лежал неподвижно в
темноте, его отвратительно подташнивало, и он не скоро уснул.
вкус был во рту.
смертельно виноват.
незнакомой компании - возвращаясь после встречи Нового года домой,
неожиданно вспомнил адрес Зои, с которой познакомился недавно, поехал на
окраину Москвы. Там, в чужой компании, много пил, ругался с хмельными
крикливыми парнями, потом вывел робко отталкивающую его Зою в переднюю,
целовал ее шею, грудь сквозь расстегнутую кофточку, и она говорила ему,
что сейчас не нужно, что сюда войдут, а он убеждал ее куда-то вместе
поехать.
вспоминать Константин, но помнил лишь смутные лица этой чужой компании,
крик, хохот, ощущение своих плоских, тогда казавшихся блистательными
острот, и эту переднюю, испуганно сопротивляющиеся глаза Зои, ее
испуганный шепот: "Костенька, потом, потом..."
испытывая брезгливость к себе, ко всему тому, что было в конце ночи. -
Зачем я живу на свете таким непроходимым ослом? Именно ослом, животным!.."
ничтожным и не искал, не находил оправдания тому, что было вчера. В его
памяти одним ясным пятном задерживалось начало вечера: елка, Ася,
мандарины, снегопад на улице, приход в студенческую компанию. Но все это
затмевалось, все было убито поздним, черным, ядовито-черным, уже пьяным,
бессмысленным.