Бернса -- на английском языке. В эти годы блеснул одинокой вспышкой
единственный прижизненный сборник Роберта Фергюссона (1750 -- 1774),
написанный не на английском, но на разговорном шотландязыкеском (точней --
на эдинбургском диалекте). Спустя несколько лет Бернс, став, по шотландским
меркам, человеком довольно зажиточным, отыщет заброшенную могилу Ферпосона и
установит на ней памятник -- с эпитафией собственного сочинения. Увы, за всю
историю Шотландии никогда не складывались ее поэты в некую плеяду. Всю
историю собственно шотландской поэзии за последние шесть или семь столетий
можно изложить фразами: "В таком-то веке был такой-то поэт, а в следующем --
сперва один поэт, спустя еще полвека -- другой". И очень немногие из этих
поэтов писали именно на шотландском наречии, -- некогда короли Иаков I и
Иаков VI, а через много столетий -- Фергюссон и Бернс.
крайней мере второго тысячелетия после Рождества Христова, останется Бернс.
Он создал свой мир, свою поэтику и свою строфику, даже свой язык, а то, что
шел он не с пустого места, а от Фергюсона, лишь удваивает ценность наследия
обоих поэтов и делает необходимым во всяком уважающем себя издании
произведений Бернса поместить хотя бы небольшую подборку стихотворений
Фергюсона, -- увы, сохранилось их около трех десятков, а что сверх того, то,
вероятней всего, не очень искусная подделка, каковых мы в родной российской
словесности навидались сверх всякой меры, и да простят меня переводчики,
переводившие эти сомнительные стихи сомнительного Бернса и сомнительного
Фергоссона: я принял на себя ответственность, я все эти "сомнительные"
(иногда очень недурные поэтически) произведения печатать отказался.
столетия со дня смерти поэта. Говорят, Великобритания стихов больше не
читает, ими там не интересуются, поэзия ушла в прошлое, никому не нужна, и
-- главное -- нет ее в смете предусмотренных расходов (впрочем, я всего лишь
пересказываю мнение Британского совета в Москве -- за что купил, за то
продаю). Остается порадоваться, что Россия стихи читает: в том числе
шотландские стихи по-русски. В полной мере сбывается пророчество Осипа
Мандельштама, относящееся, правда, скорей к Макферсону-Оссиану, но пригодное
и для его современника Бернса. Это стихотворение уже упоминалось выше, его
стоит привести целиком:
Ферпосона отечественным поэтам-переводчикам. Читатель же волен выбирать из
двух возможностей: а) читать; б) не читать. Он может выбрать второй вариант,
но потеряет право называться читателем. Он может прочесть предлагаемую книгу
и остаться: а) доволен; б) недоволен. Первый случай прекрасен, второй --
тоже удовлетворителен. Значит, это сокровище -- не для него. Значит, оно
опять уйдет к правнукам. Впрочем, к ним оно уйдет в любом случае.
стихотворцев в наибольшей степени соответствует идеалу поэта (...)
через мгновение: -- Но почему?
чтением наших современников и ближайших потомков. А ведь мы еще и сейчас,
видимо, даже по именам не знаем многих гениев века девятнадцатого. Особенно
тех, вокруг которых нет волнующей легенды, или же тех, у кого легенда об их
жизни заслонила большую часть того, что было ими создано, как случилось с
Уайльдом. И не потому, что гений остался безвестен среди современников или
забыт потомством. А потому, что наша библиотека давно из Александрийской
превратилась в Вавилонскую: все в ней есть, но что именно и где именно --
никто не знает. Полностью, изданы по-русски Шекспир, Мильтон -- и вот,
наконец-то Китс. Читатель держит в руках если не первое на русском языке
собрание его сочинений, то впервые выходит полное собрание поэтических
произведений Китса.
есть ответ даже тот, кто вовсе никаких стихов не читает, Китса знает -- хоть
немного. Шекспира англичанин проходил в школе, Мильтона знает по имени, --
хотя едва ли читал, больно длинно писал великий слепец, о Байроне слышал,
что был такой лорд, боровшийся за свободу Греции, писавший длинные стихи, --
но едва ли простой англичанин, будь он даже не рядовым, держи он даже у себя
на книжной полке полного Байрона в недорогом "вордсвортовском" издании, из
Байрона хоть что-то вспомнит. Легенда -- есть, а вот в непременный круг
чтения для англичанина Байрон не входит.
рождения Китса, даже биологи появлялись в радио-- и телепередачах, чтобы
разобрать, к примеру, сонет "Кузнечик и сверчок" и констатировать, что с
энтомологией у Китса -- полный порядок. Даже члены правящей ныне
лейбористской партии, на своих съездах еще недавно певшие "Интернационал",
три восьмистишия (XIV-- XVI) из поэмы Китса "Изабелла" знают наизусть, их
Бернард Шоу объявил истинно марксистскими, -- даром что поэму Китс окончил
как раз за месяц до рождения Карла Маркса. А политики прежних лет, люди
истинно культурные, -- Маргарет Тэтчер, к примеру, -- Китса цитировали
довольно часто. Англия без Китса немыслима, -- как Голландия без полей
цветущих тюльпанов, как Испания без ритмов гитары-фламенко.
Процитирую предисловие Е.Г. Эткинда к вышедшей в 1997 году в "Новой
библиотеке поэта" книге "Мастера поэтического перевода, XX век":
Шенье, Барбье, Беранже, Гейне, Байрона? Называю только тех, кто стал
неотъемлемой частью русской литературы в XIX веке -- наряду с нашими
собственными поэтами. Позднее к ним были присоединены Данте, Шекспир, ГЕте.
В конце XIX -- начале XX века русская поэзия открыла для себя Уолта Уитмена,
Эдгара По, Шарля Бодлера, Леконта де Лиля, Артюра Рембо, Поля Верлена,
Райнера Мария Рильке. Без них наша литература непредставима".
половине XX века была прекрасно представима. Представляется необходимым
подробно рассказать, как сто лет ушло у поэтов-переводчиков на то, чтобы
целиком перевести хотя бы лирику и основные поэмы Китса; его драмы и
неоконченные поэмы выходят по-русски только теперь.
до печатного станка русский перевод из Китса: к столетию со дня рождения
поэта Николай Бахтин (1866 -- 1940) под псевдонимом Н. Нович опубликовал
сонет Китса "Моим братьям". Издатели первого советского научно
подготовленного издания Китса в "Литературных памятниках" (1986) об этом
переводе не знали, как не знали и о том, что в 1903 году Вс.Е. Чешихин
опубликовал около 30 строк из поэмы Китса "Гиперион". Первыми переводами из
Китса считались опубликованные в 1908 году переложения Корнея Чуковского
("Слава" и "День"), выполненные без соблюдения ритма и формы оригинала; увы,
славный Корней Иванович, как и большинство теоретиков поэтического перевода,
Корнев Павел
Корнев Павел
Акунин Борис
Прозоров Александр
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия