сверкали, горели, поражая своей причудливостью. Каким образом
родилось это изысканное уродство химер? Или эта фантастичность
четырехглазки? Природа была неистощима на выдумку и всякий раз
проявляла безупречный вкус. Чего стоили сочетания цветов
коралловых рыб! Казалось, все это имеет какой-то глубокий
смысл, зачем-то нужно, чтобы эти рыбы были ленточные, а эти -
шаровидные. Но мне этого уже не узнать. Не придется попробовать
их на вкус, увидеть, как их ловят. Дразня своей огромностью и
новизной, приоткрылся передо мной уже недосягаемый мир. И
собственная жизнь, в который раз за последнее время, показалась
слишком короткой. Я подумал, что и японского языка мне уже не
выучить, и не дожить до той поры, когда люди сумеют понимать
друг друга без переводчика. Ведь будет же такое время. Да, и не
сменить уже специальность. На рыбалку и на ту уже не собраться.
Ни на что времени не осталось. Расписание стало слишком
жестким...
римского трибуна. - О вы, рыбовладельцы! - воскликнул он,
обращаясь к хорошенькой японке за прилавком. - Скажите мне,
ради чего природа трудилась миллионы лет, изощряясь,
совершенствуя эти организмы? Смотрите, какие диковинные вещи
она придумала: вот глаза, как перископы, а этот могучий хвост -
словно винт корабля. И все это, по-вашему, для того, чтобы
привлечь покупателя? Финиш всех усилий эволюции - прилавок? Все
для рыбы, а рыбы для продажи. Все для продажи. Смотрите, на
улице светает, и новые краски играют на жабрах. Кальмары
порозовели. Зарделись кальмарчики! Нынешний восход солнца
добавит вам еще двадцать иен на килограмм. Японка улыбчиво
кланялась. Мы с господином Конеко почтительно внимали
обвинителю этого рыбовладельческого общества.
фамилией, вы все, кто спешит мимо, не понимаете меня, и облик
мой бесследно исчезает из вашей сетчатки! Вы, барышники,
перекупщики, маклеры, лоточники, приказчики, торговцы! Я говорю
вам - должна же быть какая-то иная цель у этой красоты! Кроме
барыша и наживы! Что-то ведь и еще имела в виду природа! Милая
японочка надеялась, что Глеб все же купит парочку скатов или
хотя бы акулий плавник.
розовые рефрижераторы, груженные розовыми бочками. Грузчики с
узкими повязками на розово-бритых головах садились перекусить.
Аукционы кончились. Город просыпался. Улицы были еще пусты, но
мусорщики жгли на перекрестках маленькие костры из бумаг и
отбросов. Горький белый дым стлался по мокрому асфальту.
Куда-то пробежала женщина в черных брюках, с малышом за спиной,
в руках она держала охапку цветов. Ночные бары были закрыты, а
утренние еще не открылись.
хотел вставать, он притворялся спящим. В подъезд шикарного
отеля вышел швейцар. Начищенная золотая ливрея горела на нем.
Он стоял, выпятив грудь, чувствуя себя генералом. Он мечтал
стать генералом. Л вдруг подумал, что если бы японцы первыми
придумали атомную бомбу, он эту бомбу сбросил бы па
американцев.
увидел, все теперь будет питать эту предвзятость.
лежали, большие и маленькие, на земляной площадке. И на каждом
была цена. Камни стоили дорого. Мы так долго рассматривали их,
пытаясь понять, чем же определялась их стоимость, что не
заметили, как открылась мастерская. Полутемная
мастерская-магазин, плечистый хозяин в халате улыбнулся нам из
ее глубины, показав свои длинные, расходящиеся веером зубы, и
уселся работать. Он делал очередной камень. Он орудовал резцом
и молоточком, потом он водил напильником, брал какие-то
пропитанные краской губки. Действия его были странны, потому
что непонятно было, чего он добивается. Перед ним стоял камень,
обыкновенный камень. Он скалывал какой-то кусочек, прищурясь,
оглядывал и так, и этак, что-то еще выковыривал, где-то
заглаживал, втирал краску.
пояснил Конеко-сан.
Значит, эти камни изготовляются. Смотри, он втирает зеленую
краску. Делает камень старым.
Конеко-сан.
Глеб.
посмотри, какой получается старинный замшелый камень. Сколько в
нем поэзии и раздумий! На десять тысяч иен, не меньше. Хочешь,
я тебе куплю в подарок? Отправишь его багажом и поставишь у
себя дома. Вместо телевизора. Придешь с работы и смотри... Лицо
Глеба передернулось, как от боли. Он ничего не ответил.
Напрасно я так сказал, несправедливо.
угловатые. Скалистые, маленькие, как бы настольные, утесистые,
в трещинах, напоминающие замки; большущие, похожие на вулкан по
дороге из Кимамото; театральный вулкан, откуда шел оранжевый
дым и пахло серой, а кругом были желтые бетонные доты, на
всякий случай, чтобы укрыться от лавы. И дальше были горы,
похожие на эти камни со светлыми верхушками, или, вернее, эти
камни были куда более похожи на горы, чем сами горы, затянутые
понизу голубыми сетями от камнепада, а некоторые были залиты
бетоном, и бетон, чтобы не портить пейзажа, был покрашен в
зеленый цвет. Это были капитально отремонтированные, ухоженные
горы, снабженные канатными дорогами и отелями.
мы можем отличить настоящее от подражания. Мне и в голову не
приходило, что камнями здесь тоже торгуют. Дешевые копии,
дорогие копии. Но, может, мы не имеем права смеяться над этим.
И все равно, камни - это одно, а Сад камней - другое. Не важно,
как их располагать. - Он совсем развеселился: - Ты знаешь,
говорят, что древние японские художники время от времени меняли
свои имена. Они не боялись как бы начинать сызнова. Все-таки
это удивительно. И великолепно. И героично!
было. Я попробовал представить, как я, Сомов, принимаю другую
фамилию, появляюсь где-нибудь в Харькове, и нет у меня ничего -
ни звания, ни наград, ни трудов, а есть только то, что я знаю,
что умею. Ставят меня каким-нибудь младшим научным сотрудником,
и все начинается с нуля. Надо доказать, что ты что-то можешь,
тягаться с этими быстрыми, языкастыми, самоуверенными юнцами.
Что ты для них: стареющий специалист, который не достиг за свою
жизнь вроде бы ничего, кроме возраста, - следовательно,
неудачник. Легко вообразить, с какими насмешками принимались бы
мои замечания и всякие предложения. Бог ты мой, какое трудное
это было бы испытание!.. Но зато я был бы тот, кто я есть
сегодня, а не тот, кем я был... Лавочки открывались одна за
другой. Хозяева выставляли к входу обычные счастливые амулеты
торговли - больших гипсовых собак и кошек. Бежали школьники в
форменных костюмчиках, умытые, краснощекие. Шагали в свои офисы
клерки. На улицах становилось тесно. Двигались машины,
автобусы, мотоциклы, в воздухе нарастал запах бензина, запахи
гари, угля, асфальта, запахи толпы, запахи закусочных, но
сквозь все это еще можно было различить свежий запах рыбного
рынка.
Березин Федор
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Березин Федор
Андреев Николай