вскочила с места. - Что же я ему скажу? Что надо говорить в таких случаях?"
глазами.
подумала Ляля и так же стремительно, не откладывая, как всегда делала, пошла
к Юрию.
остановилась в дверях.
Николаевна, тут такое дело, что ваша помощь необходима.
машинально стала перебирать пальцами зеленые и красные брошюрки, кучами
наваленные повсюду.
предстояло объяснить ей что-то страшно запутанное и длинное, заговорил
Шафров, - курские товарищи находятся в крайне стесненном положении надо им
непременно помочь. Вот я придумал дать концерт... а?
взглянула на Юрия с доверием и надеждой.
что Юрий совсем не смотрит на нее.
себя разбитым и не готовым отвечать Ляле. Он ожидал, что сестра придет за
советами, и терялся в полном бессилии прийти к какому-нибудь
удовлетворительному решению. Как он не мог отказаться от своих слов,
разубедить Лялю и толкнуть ее обратно к Рязанцеву, так он не мог и нанести
решительный удар ее наивному, птичьему счастью.
точно дело все усложнялось и запутывалось, - пригласить петь Санину и
Карсавину... сначала они споют соло, потом дуэтом... У одной контральто, у
другой сопрано, это будет красиво... Потом я сыграю на скрипке. Потом споет
Зарудин, а Танаров будет аккомпанировать...
машинально, думая совсем о другом, спросила Ляля.
они от нее не отстанут. Притом Зарудин рад петь где угодно, лишь бы петь. А
это привлечет к нам офицеров, и мы сбор сделаем на славу...
глядя на брата. "Не может быть, чтобы он забыл, - думала она, - как же он
может разговаривать об этом дурацком концерте, когда я..."
вы говорили...
бледным личиком и большими потемневшими глазами она показалась ему
удивительно слабенькой и печальной.
это так неясно, и для всех это проклятый вопрос, а для ее маленькой души...
Зачем я сказал!"
приехали...
страдальческий взгляд, растерянно сказал Шафрову:
было мучительно стыдно и страшно, точно он обманул Лялю.
неровным шагам, подумал Юрий.
напряженно-скорбном недоумении. Было похоже, точно она заблудилась в
туманном лесу. По дороге она взглянула в зеркало и увидела там потемневшее
больное лицо.
веселым барски самоуверенным голосом:
Увидев ее, Рязанцев круто оборвал речь, подошел к ней и так подал ей обе
руки, точно хотел обнять, но чтобы это движение было заметно и понятно
только ей одной.
усилием высвободила свою руку и, пройдя в зал, отворила стеклянную дверь на
балкон. Рязанцев со спокойным удивлением посмотрел ей вслед.
сказал он Николаю Егоровичу.
на балкон.
Но тучи, светлея и редея, уже расплывались вверху.
голову на дождь, и ее волосы сразу намокли.
себе, прижимаясь губами к мокрым пахучим волосам.
груди Ляли и, прежде чем она успела сообразить что-нибудь, руки ее, почти
против воли, обвились вокруг крепкой шеи Рязанцева и между долгими
дурманящими поцелуями Ляля сказала:
непоправимого, в конце концов, какое ей дело! Лишь бы любить и быть любимой
этим большим, красивым, с такой широкой грудью человеком.
поглядывавшею на сестру, и, улучив мгновение, Ляля умоляюще прошептала ему:
благополучно, но старался развить в себе презрение к этой мещанской
терпимости и мещанскому счастью. Он ушел к себе в комнату и почти до вечера
просидел один, а когда к сумеркам посветлело и прояснилось небо, взял ружье
и пошел на охоту, на то же место, где был вчера с Рязанцевым. О том, что
произошло, Юрий старался не думать.
звуков, и то там, то тут трава шевелилась, как живая, от скрытой в ней
таинственной жизни. Лягушки дружно изо всех сил заливались на все голоса,
какая-то птица выводила несложные скрипучие ноты, похожие на тррр... тррр...
утки бойко крякали где-то близко, в мокрой осоке, но на выстрел не летели.
Юрию и не хотелось стрелять. Он вскинул ружье на плечо и пошел домой,
прислушиваясь и приглядываясь к хрустальным звукам и глубоким, то темным, то
ярким краскам вечера.
Санина, сидевших возле самого огня.
Юрий.
Огонек, еще розовый, а не красный, как ночью, горел, как свечка, вверху
мирно и мягко вызвездило небо. Пахло свежей землей и обрызнутой влагой
травой.
он не может пойти к ним, что между ними и им стоит что-то непонятное, как
будто даже несуществующее, пустое, но совершенно неодолимое, как
пространство, лишенное воздуха.
красками, огоньками, звездами, людьми и звуками, воздушный и светлый, стал
отдельно от Юрия, маленького и темного внутри, как темная комната, в которой
что-то томится и плачет. И чувство одинокой тоски так охватило его, что,
когда он проходил вдоль бахчи, сотни арбузов, белевших в сумерках,
напоминали ему человеческие черепа, разбросанные по полю.
XVI
сверкающим голубым небом.
горячем мареве, разомлев от жары и опустив неподвижные листья, сонно стояли
деревья и короткие жидкие тени беспомощно лежали в пыльной нагретой траве.