(Каролина уже успела открыть фортепьяно и приготовить ноты). Суитингу
представился прекрасный случай показать себя с лучшей стороны, и ему не
терпелось поскорее начать; поэтому он с жаром взял на себя трудную задачу
упросить хоть одну из дам осчастливить общество и исполнить какой-нибудь
романс. Он упрашивал, отклонял отговорки, устранял трудности с таким
рвением, что наконец добился успеха: мисс Гарриет милостиво разрешила
подвести себя к фортепьяно. Тогда Суитинг вынул из кармана разобранную
флейту (он носил ее в кармане постоянно, как носят носовой платок) и свинтил
ее. Тем временем Мелоун и Донн стояли рядом и посмеивались над ним, что не
ускользнуло от внимания случайно оглянувшегося Суитинга; впрочем, в
предвкушении своего торжества, он ничуть не обиделся, убежденный, что в них
говорит зависть.
услышал, как Суитинг бойко играет на флейте, и он решил тоже чем-нибудь
отличиться, - ну, скажем, разыграть роль нежного вздыхателя (ему уже
случалось разок-другой выступать в этой роли, но довольно безуспешно, ибо
его старания, как ни странно, не были оценены должным образом); он
приблизился к дивану, где сидела мисс Хелстоун, и, грузно опустившись рядом
с ней, попытался завязать светскую беседу, всячески при этом гримасничая и
ухмыляясь. Стремясь очаровать ее, он вертел в руках диванные подушки и
соорудил наконец нечто вроде преграды между собой и предметом своего
внимания. Каролина, желая от него отделаться, под первым же благовидным
предлогом перешла в другой конец комнаты и уселась рядом с миссис Сайкс; по
ее просьбе эта любезная дама с большой охотой принялась показывать ей новый
узор для вязки; и, таким образом, Питер Огест остался ни при чем.
делать на диване с подушками в руках. А он-то собирался серьезно поухаживать
за мисс Хелстоун; подобно многим, он полагал, что ее дядя обладает
значительным состоянием, и раз детей у него нет, оно, вероятно, со временем
перейдет к его племяннице. Жерар Мур был на этот счет лучше осведомлен; он
своими глазами видел красивую церковь, воздвигнутую на деньги благочестивого
мистера Хелстоуна, и в глубине души не раз проклинал эту дорогостоящую
прихоть, вставшую на его пути к желанной цели.
колени вязанье, опускала голову, закрывала глаза и погружалась в
полузабытье, уставшая от бессмысленного гула, наполнявшего комнату, от
слишком громкой и фальшивой игры на фортепьяно, пискливых, прерывистых
звуков флейты, от смеха дяди, развеселившегося в обществе Ханны и Мэри
(хотя, по ее мнению, в их словах не было ничего забавного), но более всего
от неумолкаемо трещавшей у нее над ухом миссис Сайкс, болтовня которой
сводилась к четырем темам: ее собственное здоровье и здоровье многочисленных
членов ее семьи; "Миссионерская" и "Палестинская" корзины; последнее
собрание библейского общества в Наннли и то, которое состоится на следующей
неделе в Уинбери.
ухватилась за представившуюся ей возможность выскользнуть из комнаты. Она
направилась в столовую, чтобы передохнуть с минутку в одиночестве у камина,
где еще тлели угли; здесь было пусто и тихо, со стола убрано, стулья
расставлены по местам; Каролина опустилась в большое удобное дядино кресло и
сомкнула веки, чтобы отдохнуть, не слушать пустые разговоры, не глядеть на
пустых людей. Однако мысль ее тотчас же унеслась к белому домику,
воображение помедлило на пороге гостиной и заглянуло в контору в поисках
благословенного места, осчастливленного присутствием Роберта. Однако Роберт
был вовсе не там, он находился на расстоянии полумили от дома и был гораздо
ближе к Каролине, чем она могла предположить. В эту минуту он уже пересекал
церковный двор и подходил к их дому, однако он пришел вовсе не к Каролине, -
просто ему нужно было кое о чем сообщить мистеру Хелстоуну.
звонит сегодня уже в пятый раз; ты вздрогнула, ты уверена, что уж это-то он,
- он, о ком ты все время мечтаешь. Ты сама не знаешь почему, но сердце твое
чует, что это так; Фанни открывает дверь, ты напряженно прислушиваешься: так
оно и есть! Это его голос - низкий, с легким иностранным акцентом, в котором
для тебя столько прелести; ты привстала - "Фанни скажет ему, что у дяди
гости, и он тотчас уйдет! Нет, нет, этого нельзя допустить" - и против воли,
наперекор рассудку, ты идешь к дверям и замираешь у порога, готовая
броситься вперед, не дать гостю уйти; но нет, он входит в переднюю и
говорит: "Раз уж ваш хозяин занят, проводите меня, Фанни, в столовую да
принесите чернила и перо, я напишу ему записку".
хочется ускользнуть, скрыться куда-нибудь, но в столовую ведет только одна
дверь; выхода нет, она в западне; а ведь Муру, наверно, будет неприятно ее
видеть; только что она готова была бежать ему навстречу, - сейчас она готова
бежать прочь от него. Но бежать некуда, и кузен уже входит в столовую. Да,
этого она и боялась, - на его лице мелькнули недовольство и удивление,
мелькнули и исчезли. Каролина растерянно пробормотала что-то вроде: "Я
только на минутку зашла сюда... отдохнуть..."
всякий понял бы, что в ее жизни произошла какая-то горестная перемена, лишив
ее веселости и самообладания. Муру, наверно, вспомнилось, как, бывало, вся
просияв, она доверчиво бросалась ему навстречу; он, конечно, заметил, что
потрясение, пережитое утром, не прошло для нее даром; сейчас была
возможность еще раз выказать своей кузине холодность, если уж он твердо
решил изменить их отношения. Но, как видно, на фабричном дворе, днем, среди
деловых забот это сделать было легче, чем в тихой комнате, в минуту
вечернего отдохновения. Фанни зажгла стоявшие на столе свечи, принесла
чернила, перо и бумагу и удалилась. Каролина метнулась было за ней, и Мур,
будь он последователен в своем поведении, должен был бы позволить ей уйти;
однако он продолжал как ни в чем не бывало стоять в дверях, преграждая ей
путь; он не просил ее остаться, но и не выпускал из комнаты.
сдавленным голосом.
гонцом.
мои машины; он из той же шайки, которая напала на склады Сайкса и Пирсона, и
я надеюсь, что завтра утром он будет уже в тюрьме. Вы запомните?
тоном; она даже покачала головой и вздохнула. - Вы хотите, чтобы его судили?
защиты своей собственности. Этот человек - опасный негодяй, его необходимо
обезвредить, лишить возможности причинять зло!
злопамятны. Некоторые хвастают тем, что способны держать камень за пазухой
целых семь лет, затем перевернуть его, подождать еще семь лет и наконец
бросить в намеченную жертву.
землякам! Но не беспокойтесь за меня, Лина. Я всегда начеку с вашими
добродушными соотечественниками. Не тревожьтесь за меня.
- Она умолкла.
Божья, не так ли?
за меня молитесь?
Луи, и Гортензию.
язычник, мне приходит в голову, что кто-то молится о прощении моих грехов,
содеянных за день, и о мирной ночи для меня. Я не верю в силу официальных
молитв, но молитвы искренние, слетающие с невинных уст, восходят к небесам и
принимаются как жертва Авеля, если тот, о ком молятся, хоть немного достоин
их.
только для этого, дышит воздухом одних только фабрик и базаров, странно
произносить его имя в молитве и вспоминать о нем среди благочестивых
помыслов; и тем более странно, что доброе чистое сердце готово приютить его,
защитить его, хотя он этого и не заслуживает. Будь я советчиком моего
великодушного друга, я просил бы его забыть о недостойном, у которого
единственная цель в жизни - склеить свое разбитое состояние и очистить свое
имя от позорного пятна банкротства.
сердце девушки.
как о родственнике, - с живостью ответила она. - Теперь я уже лучше понимаю
жизнь, Роберт, чем в дни вашего приезда в Англию, лучше даже, чем неделю
тому назад, чем вчера. Знаю, ваш долг - поправить свои пошатнувшиеся дела, и
вам сейчас не до сентиментальностей. Но и вы не должны впредь истолковывать
ложно мое дружеское отношение к вам, - ведь сегодня утром вы меня неверно
поняли.
Свержин Владимир
Сертаков Виталий
Верещагин Олег
Конан-Дойль Артур
Трубников Александр
Громыко Ольга