Сильвой, все мои слова показались мне чистейшим безумием. Нет, я не хочу
сказать, что мои чувства к Сильве стали более определенными, менее
двусмысленными. И я, конечно, не солгал Дороти в тот день, когда сравнил
эту привязанность с той, которую она питала к своей сиамской кошке. Но
разве не признал я зато (или по крайней мере не перестал отрицать), что
меня всем существом мощно, неодолимо тянуло к Сильве? А ведь я скрыл от
Дороти еще более опасные мысли, и тот факт, что она угадала главное,
ничего не менял: я все-таки кое-что утаил от нее. Я ни словом не
обмолвился о том восторге, который охватил меня при мысли, что любовь
способна превратить Сильву в настоящую женщину. Разумеется, обретя былое
хладнокровие, я все-таки попробовал убедить себя, что строю иллюзии, что
все перевернул с ног на голову и что на самом деле Сильву нужно сначала
сделать женщиной для того, чтобы она смогла узнать настоящую человеческую
любовь. Но именно с этим я и не мог смириться, не мог видеть Сильву такой,
какая она сейчас, - прелестным созданием, отданным, однако, на милость
темным инстинктам животного естества. Я твердо решил вырвать ее из этого
состояния, зажечь в ней искру человеческого разума. Дороти предупредила
меня на сей счет: я рисковал серьезно увлечься женщиной, которая в большой
мере будет моим собственным творением. Но я знал, что все равно поступлю
так, а не иначе. И, зная это, тем не менее предложил Дороти свою любовь, а
теперь чувствовал свою страшную вину перед ней.
поступил в будущем, покажи себя Дороти менее предусмотрительной или менее
откровенной? В лучшем случае поручил бы Сильву заботам миссис Бамли - но
тогда что сталось бы с ней впоследствии? А в худшем - последовал бы
благоразумным советам доктора Салливена, тут же сдав ее в какой-нибудь
приют. Ну а то, что это оборвет напрочь ее развитие?.. Да разве так оно не
благоразумнее? Может, ей стоило бы навсегда остаться лисицей. Ведь даже
при самом благоприятном стечении обстоятельств она, превратившись в
женщину, будет отличаться такой отсталостью, такими проблемами в развитии,
что все равно не сможет войти как равная в наш современный мир. Так,
может, не готовить ее к столь сомнительной судьбе и не делать несчастной?
Но упрямый внутренний голос протестовал во мне против этих
пессимистических прогнозов, убеждая, что бросить Сильву в ее теперешнем
состоянии означает чуть ли не совершить преступление.
был прав: наступают времена "важных событий". Мог ли я предполагать, что
они - эти времена - так близки?!
поражая меня и Нэнни. Многие из них ускользали от нас (нельзя же быть
бдительным круглые сутки!), другие были обманчивы, Подобно всем приматам,
Сильва была одарена врожденной способностью к подражанию. Повторяя наши
слова и жесты, она в конечном счете связывала жесты со словами, что имело
видимость логики, но как трудно было понять, когда это делалось
сознательно, а когда - нет. Сколько раз Нэнни и я смотрели друг на друга,
задыхаясь от волнения, решив, что мы наконец стали свидетелями великого
шага нашей ученицы, выхода за пределы узкого круга животного
существования, - и сколько раз приходилось нам разочаровываться: то была
лишь видимость, обыкновенное обезьянничанье, пустая пародия на реальность.
Достаточно вспомнить тот случай перед зеркалом - розу в волосах. Но было
множество и противоположных случаев, когда жест, который должен был бы нас
заинтриговать, задержать наше внимание, оставался преступно не замеченным
нами. Помню, например, такое мелкое происшествие: однажды вечером Фанни
приготовила нам шоколадное мороженое, и Сильва, попробовав его, принялась
дуть в свою тарелку. Мы ужасно смеялись над ней, не сразу отдав себе
отчет, до какой степени этот забавный промах являл собой связь причины со
следствием. Лишь много позже мы вспомнили этот случай и уже тогда, a
posteriori, оценили его скрытый, но вещий характер; но как легко быть
пророком после свершившегося события! Короче говоря, то медленное,
прерывистое развитие, с рывками вперед и огорчительными отступлениями,
больше походило на успехи дрессируемого животного, чем на развитие
отсталого ребенка, и сбивало с толку как Нэнни, так и меня. Ничто не
предвещало нам, что натура Сильвы изменялась: она была лисицей, все более
и более домашней, иногда просто на удивление ручной, однако не следовало
по этому поводу строить химеры. По крайней мере именно в этом мы себя
пытались убедить.
успехам, то есть к великим переменам, если даже и ожидал их со смесью
страха и надежды, все же не думал, что они наступят столь быстро и
внезапно. А может быть, людям всегда суждено позволять событиям, даже
предусмотренным заранее, застать себя врасплох? Возьмите, к примеру,
войну.
веские причины. После той драматической сцены, когда Дороти, боясь
признания, заставляла меня молчать, она приехала ко мне со своим отцом
всего один раз. По правде говоря, я никак не мог избавиться от тягостного
впечатления, которое произвел на меня ее возглас: "Пустой панцирь!" В этот
последний визит Дороти показалась мне похудевшей и какой-то поблекшей. Она
избегала моих взглядов. Почудилось мне также, что и доктору было сильно не
по себе. Я сказал Дороти:
ней наедине.
доктором остались лицом к лицу.
ладится?
прийти в себя. Это потребует времени.
жизнь все поставит на свои места. Ну а как наша лисичка? - спросил он без
всякого перехода, будто спешил сменить тему. - Что нового?
новых слова, подхваченных у нас. Но в основном почти ничего.
следовать своим импульсам и вести себя прилично - это наказание, и только
наказание. Страх наказания заменяет ей разум или, если хотите, вторую
натуру - так, кажется, принято выражаться.
морали?
зверей. Видите ли, это подтверждает мою былую уверенность: я всегда
полагал, что тюрьма и смертная казнь в качестве назидательного примера
суть пережитки палеолита, подобный метод ничему не помогает и ничему не
мешает. Ведь не стало же в наши дни меньше грабежей и убийств, чем во
времена осков и вандалов. Нет, человеческое сознание питается совсем иными
источниками. Но какими, вот в чем вопрос. Вы и представить себе не можете,
сколько бедняжка Нэнни проглотила за последние недели ученых трудов по
психологии приматов, философии нравов или недавним открытиям о тайнах
сознания... Увы! Все это неприменимо в случае с женщиной-лисицей.
ключ к разгадке. Человек вдруг обнаружил, что он существует _отдельно_ от
окружающих вещей и от членов своего племени. Разумеется, племя послужило
ему зеркалом для этого открытия, но одновременно оно же и замедлило его.
Мы наталкиваемся все на ту же диалектику: сперва нужно, чтобы ваша лисица
поняла, что она существует, Нэнни и вы помогаете ей в этом, но вместе с
тем и мешаете. Вот почему я подумал о зеркалах. С этой стороны тоже ничего
нового?
больше пользы.
услышал моих последних слов). - Стало быть, вы находите, что она плохо
выглядит?
Дороти.
изменился, - подтвердил я. - Мне кажется, ее здоровье беспокоит вас
больше, чем вы хотите показать.
моей вины? - спросил я храбро.
добавить что-нибудь, то я этого так никогда и не узнал, ибо появилась
Дороти с чайным подносом, уставленным яствами; Нэнни отправилась наверх за
Сильвой.
лизнула руку, которой я заслонился от нее; всякий раз, когда ей
приходилось слишком долго сидеть у себя в комнате, она обретала свои
старые привычки и вспоминала о хороших манерах лишь по мере того, как
утоляла радость встречи. Итак, я отстранил Сильву, и теперь настал черед
доктора: она давно привыкла к его черному рединготу и питала к старику
самые дружеские чувства. Тот терпеливо позволил обцеловать и покусать
себя, потом в свою очередь мягко отстранил ее.
Контровский Владимир
Каменистый Артем
Махров Алексей
Роллинс Джеймс
Каменистый Артем
Прозоров Александр