Посмотрим, надолго ли ее хватит", - подумал Алексей Иннокентьевич и
продолжал:
оплошности раскрыта разведшкола.
русского наступления, - как видите, фон Хальдорф, я знаю о вас тоже
немало, - вы попытаетесь вырваться из этой западни и, если это вам
удастся, будете следовать в район Берлина. И, если удастся, вот там
вам представится случай убедиться воочию, прав я или нет.
штурмбаннфюреру. Корнелиус не только шизофреник, но и пройдоха.
Откуда у вас такая информация, Малахов?
попытку улыбнуться. - Я ведь тоже еще не полный идиот, чтобы верить
любой глупости. Вы влипли больше меня. Я помню об этом. И вы не
забывайте тоже. - Фон Хальдорф открыл дверь и хлопнул в ладоши.
Появилась охрана. Фашист жестко чиркнул указательным пальцем: -
Увести.
лестнице в холл. Здесь столпились эсэсовцы, много эсэсовцев - тащили
откуда-то снизу ящики, все потные, багровые.
расставлены; лакированные краги отсвечивали густой медовой желтизной.
Его взгляд выражал безграничное презрение ко всему окружающему: к этим
смешным хоромам, к эвакуационной суете, к аресту русского разведчика.
Когда Алексея Иннокентьевича проводили мимо, граф даже не поглядел в
его сторону.
протиснулись в просторный тамбур. Здесь уже не было окон. Голые стены,
оклеенные вощеными обоями с каким-то тусклым геометрическим рисунком;
столик дежурного, над ним сепия - репродукция фото - фюрер окапывает
дерево; рядом круглый дверной проем, оправленный в стальное кольцо;
сверкающий никелем стальной диск двери с рукоятками управления,
смотровыми глазками и пулеметными бойницами открыт вовнутрь. Дальше
небольшая площадка (голый железобетон) и пологая лестница вниз.
предполагать, как оно велико. А замок лишь для маскировки.
круглой дверью. За ним длинный коридор в обе стороны. Ярко светятся
плоские плафоны.
хотя двери и здесь все той же внушительной конструкции. И возле обеих
сидят дежурные с автоматами.
совсем небольшой: две двери слева, две справа; на каждой запоры и
смотровые оконца с задвижками. Камеры.
сапог, в грубых шерстяных носках почти до коленей и в тапках. Он
только что кончил говорить по телефону, даже трубку не положил.
типа нужно освободить отдельную камеру?
хрюкнул ефрейтор. - Или городской тюрьмой.
открыли двери двух камер. "Шнель! Шнель!" Зашелестели непривычно
легкие неподкованные шаги нескольких пар ног. Лязгнул запор. Алексея
Иннокентьевича провели в освободившуюся камеру.
поперечные полосы матрацев. Проход узкий, в длину шагов пять, не
больше. На торцовой стене, ближе к полу, свежая штукатурка, даже
закрасить не успели. Пахнет известью, а так воздух хорош, хоть здесь и
сидели несколько человек сразу. Очевидно, принудительная вентиляция,
понял Алексей Иннокентьевич и без труда нашел под потолком забранное
прутьями отверстие.
скажем - не повезло. Уйти живыми им не удастся. Выходит, надо самим
напасть на немцев. Поймет ли капитан Сад, что у них остался
единственный выход напасть на замок? Немцев здесь много. Слишком
много. Володе с ними не справиться. Замок неприступен, а поджидать их
в пути, устроить засаду... Ну сколько они успеют убить? Ну двадцать
фашистов, ну двадцать пять от силы, а потом придется спасаться
самим... Это ничего, что я здесь, - заключил Алексей Иннокентьевич. -
Барон заинтригован и напуган. И он будет меня таскать за собой до тех
пор, пока не дознается об источниках.
заснул почти сразу. Разбудил его караульный - принес миску похлебки,
большой ломоть хлеба и кружку кофе. Похлебка оказалась ничего, и хлеб
хороший, а вот кофе был дрянной - коричневая бурда. Все же Алексей
Иннокентьевич и его выпил и опять лег спать, а когда снова проснулся,
в камере было темно и что-то лилось. Он сел и спустил с нар ноги, и
они окунулись в воду почти до коленей, а вода все прибывала.
15
низенький крепыш оберштурмфюрер, чем-то напоминающий издали Володьку
Харитончука; только у того физиономия была - само добродушие, а
эсэсовец глядел сквозь тонкие "золотые" очки, будто иглой колол.
фигура ввела противника в заблуждение; почему-то худоба у всех
ассоциировалась с отсутствием силы. Вот и теперь оберштурмфюрер так
повелительно взял Сергея за предплечье, так цепко взял, что бери этого
дурака на любой прием - можно шею ему свернуть, можно шарахнуть об
стену или, уж самое безобидное, сломать эту руку, - а он и опомниться
не успеет и не поймет, как это произошло.
плечо ремень автомата - пусть висит под мышкой, самое удобное
положение, чтобы вдруг открыть огонь, - и сказал:
далеко до Рэма, а главное - произношение хромало. Поэтому Сошников
предпочитал говорить коротко или вовсе отмалчиваться.
секунд было отлично видно в большом угловом окне второго этажа,
держался уверенно и даже улыбнулся собеседнику, очевидно, самому фон
Хальдорфу.
издали, - рассуждал Сошников, поднимаясь на крыльцо. - Или попытались
бы обезоружить. Но не тянули бы меня со всем арсеналом в дом. Ни к
чему им это..."
них Сошников мгновенно прочел такое, что понял: сорвалось... А в
следующую долю секунды он увидел, как на его тень, вырезанную черным
на солнечном квадрате у ног, падает поперек шеи черная тень.
душа держится, а ведь тоже - в разведку лезет! Только руки о них
пачкать...
гранаты. Пошарили - нашли пистолет. Еще ищут... Сколько их здесь было?
- двое на верхней площадке, по-моему, безоружные, жаль, точно заметить
не успел; один спускался по лестничной площадке с ящиком - точно без
оружия; справа дежурный, этот при "шмайссере", конечно; и еще один или
двое здесь же болтались; ничего о них вспомнить не могу... Ладно.
Оберштурмфюрер в одиночку действовать не рискнул бы. Предположим, его
страхуют еще двое, которых я заметить не успел. У эсэсовца только
пистолет в кобуре. Но по шее мне двинули прикладом "шмайссера".
Очевидно, и у другого то же... Итак: эти двое, обер с моим автоматом и
дежурный. Остальные не в счет. Но и эти четыре автомата... Плохо дело.
Уже что-то для начала.
патрон - шпарь сразу. Это выигранные полсекунды, может быть, даже
целая секунда...
руку, другой эсэсовец - за правую.
Посняков Андрей
Жюль Верн
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей