ревизором, и с бригадиром поезда, и переговоры эти закончились тем, что на
следующей крупной станции, куда прибыл поезд, Ивановский сбегал в
вокзальную кассу и едва успел захватить последний билет на уже занятое ею
место. Билет был до Гродно, и девушка скоро пришла в себя, даже
заулыбалась, окончательно пережив свои злоключения. Оправившись от
волнений, она оказалась общительной и, в общем, приятной девчушкой, вскоре
не без юмора поведавшей им о своем дорожном происшествии. Оказалось, что
она живет в Гродно и в Минск ездила к родственникам, которых никогда не
видела, и тут такое несчастье в вагоне. У нее все забрали из чемоданчика,
кроме того, унесли плащик, жакет и, разумеется, деньги. Но вот она спасена
и очень обязана обоим за их великодушное участие и помощь.
другое: - А вы давно в Гродно?
его сестра, тоже русская. Только мама полька.
лукавой усмешкой.
служить едете?
к области военной тайны, с легкостью, однако, разгаданной их попутчицей.
Но что было скрытничать! Действительно, неделю назад после окончания
училища они получили назначение в армию, штаб которой размещался в этом ее
Гродно.
Гродно - ничего городок?
сказал во всем сомневающийся Гомолко. - Запрут куда-нибудь в лесной
гарнизон.
мало походило на восторги этой девчушки. Еще в училище, в многомесячных
летних лагерях, леса, поля, вся эта удаленность от постоянных очагов
обитания с их не бог весть каким, но все же устроенным бытом успевали так
надоесть к осени, что самая роскошная природа становилась несносной -
хотелось в город. Правильно кем-то сказано, что военные не замечают
природы, для них важнее погода.
искренность, что Ивановский заулыбался, готовый уже согласиться на любой
гродненский лес. И вообще что-то ему все больше в ней нравилось, в этой
миловидной, с кокетливо рассыпанными по лбу светлыми кудряшками девушке в
цветастом ситцевом платье. Ему уже было неловко за ту фривольную шутку на
вокзале в Барановичах, за их навязчивость, которую извиняло разве что их
последующее участие.
запад. За окном проносились зеленые июньские поля, перелески,
величественные сосновые боры, деревни и хутора, хутора повсюду. Ивановский
никогда не был в этой стороне Белоруссии, и теперь в нем вспыхнул
неподдельный интерес ко всему, что относилось к этой жизни, неведомой для
него.
крохотного привокзального базарчика, и Ивановский, выскочив на платформу,
торопливо накупил в газетку немудрящей крестьянской снеди - огурцов,
редиски, крестьянской колбасы и даже миску горячей, рассыпчатой, вкусно
пахнущей молодой картошки. Потом они ели все вместе, парни заботливо
угощали девушку, которая совсем уже освоилась в их компании, охотно
смеялась, шутила, за обе щеки уплетая огурец с картошкой. После обеда,
наверно, что-то уловив в поведении Игоря, Николай благоразумно устранился,
забравшись на верхнюю полку, чтобы поспать.
столиком.
какое-то запоздало появившееся чувство вины, словно какую-то неловкость за
свои намерения, хотя намерений у него с самого начала никаких не было.
Янинка же, судя по всему, чувствовала себя вполне свободно и естественно.
Почти не смущаясь, она сняла маленькие, белые, на пробковой подошве
босоножки и, обтянув на коленках короткое платьице, удобнее устроилась на
твердом сиденье, все время с какой-то милой хитринкой заглядывая ему в
глаза.
манер произнеся это слово, и Ивановский внутренне улыбнулся, вспомнив свое
недалекое детство, школу, известную поэму Якуба Коласа и это белорусское
название никогда им не виданной реки. - Сразу под окнами крутой спуск, две
вербы и плоты у берега. Я там купаюсь с плотов. Утром выбегу раненько, на
реке еще легкий туман стелется, вода теплая, нигде никого. Накупаюсь так,
что весь день радостно.
замечательно, - сказал Ивановский.
проточная, как слеза. Летом на реке прелесть. Да что там! Вот приедем -
покажу. Уверяю, понравится.
что-то: домик, две вербы на обрыве и плоты у берега, с которых можно
нырять в глубокий быстроводный Неман. И он рисовал это в своем
воображении, хотя по опыту знал, что самое богатое представление никогда
не отвечает действительности. В действительности все иначе - хуже или
лучше, но именно иначе.
давным-давно были знакомы, а он все продолжал чувствовать какую-то
необъяснимую скованность, которая не только не проходила, но как будто все
больше овладевала им. Игоря тревожило, что, бесцеремонно окликнув ее в
Барановичах, он выказал себя человеком легкомысленным, склонным к мелким
дорожным авантюрам и что она не могла не понимать этого. Хотя никакого
легкомыслия в том не было, была простая ребяческая игривость, может, и не
совсем приличествующая двадцатидвухлетнему выпускнику военного училища,
только что аттестованному на должность командира взвода. Тогда, на
перроне, он толком и не рассмотрел ее, только увидел - рассматривал он ее
теперь широко раскрытыми, почти изумленными глазами, которые, как ни
старался, не мог оторвать от ее живого, светящегося радостью лица.
- она все больше очаровывала его своим юным изяществом и влекла чем-то
загадочным и таинственным, чему он просто не находил названия, но что
чувствовал ежеминутно. О ее дорожных злоключениях они не говорили, похоже,
она забыла о них и только однажды озабоченно двинула бровями, когда
переставляла на полке легонький свой чемоданчик.
Раньше мы краски из Варшавы выписывали.
на перрон. Янинка, размахивая своим пустым чемоданчиком, довела их до
штаба армии, благо тот был ей по пути, но в штабе, кроме дежурного, никого
не оказалось, надо было дожидаться утра. Переночевать можно было тут же
или в гарнизонной гостинице. Лейтенанты, однако, не стали искать гостиницу
и внесли свои чемоданы в какую-то маленькую, похожую на каптерку комнатку
с тремя солдатскими койками у стен. Гомолко сразу же начал устраиваться на
одной из них, что стояла под нишей, а Игорь, едва смахнув с сапог пыль,
поспешил на улицу, где на углу под каштаном его уже дожидалась Янинка. Она
обрадовалась его появлению, а еще больше тому, что он был свободен до
завтра, и они пошли по вечерней улице города.
теперь на ней была темная юбка и светлая шелковая кофточка с крохотным
кружевным воротничком; твердо постукивали по тротуару высокие каблучки
модных туфель. Принаряженная, она казалась взрослей своих юных лет и выше
ростом - почти вровень с его плечом. Они шли вечернею улицей, и ему было
приятно, то ее тут многие знали и здоровались, мужчины - со сдержанным
достоинством прикладывая руку к краям фасонистых шляп, а женщины -
вежливым кивком головы с доброжелательными улыбками на приветливых лицах.
Она отвечала с подчеркнутой вежливостью, но и с каким-то неуловимым
достоинством и сдержанно вполголоса рассказывала о попадавшихся на глаза
достопримечательностях этой нарядной, утонувшей в зелени улицы.
но вот церковь, построенная в память павших на русско-японской войне
девятьсот пятого года. Низенькая, правда, но очень аккуратная внутри
церковка. Я там крестилась. А дальше, смотрите, видите такие забавные
домики, вон целый ряд, с фронтончиками вроде гребешков. Это дома
текстильщиков из Лиона. Еще в семнадцатом веке богач Тизенгауз выписал из
Лиона ткачей и построил для них точно такие дома, как во Франции. А это
вот домик польской писательницы Элизы Ожешко, она здесь жила и умерла.
Знаете, писала интересные книжки.
Самойлова Елена
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Грабб Джеф
Белогорский Евгений