Чтение 24–й страницы книги ~Привидение в кроссовках~

- Гав!

- Мышь?

- Гав!! - нервничал Снап. Жаль, что собаки не умеют говорить. Ротвейлер явно пытался сообщить мне нечто важное.

- Гав, гав!!!

- Пойдем, дорогой, спать пора, это мыши, но тебе никогда их не поймать.

Но Снап сел и настойчиво повторил:

- Гав, гав!!!

Затем он принялся возбужденно скулить и царапать передними лапами пол и стену.

- Перестань.

- Гав!

- Пошли баиньки.

- Гав!!

- Иди сюда, конфетку дам.

- Гав!!!

- Да что ты там ищешь, в конце концов?!

Недоумевая, я наклонилась. В Ложкине нет тараканов, а в книжном магазине нет-нет, да и пробежит рыжий гость. Когда наши собаки впервые увидели прусаков, они просто обалдели от удивления и мигом открыли на них охоту.

- Пойдем, Снапун, наверх. Оставь несчастного таракана. Он спешит домой к жене и детям, - вздохнула я и невольно прибавила:

- Бедный Ху-чик!

- Вау! - завыл Снап и лринялся яростно скрести стену.

- Ау-у-у-у, - отозвалось еле слышно привидение.

- Вау!!!!

- Ау-у-у-у...

Внезапно у меня в мозгу что-то щелкнуло, разрозненные кусочки головоломки встали на свое место, и из груды непонятных ошметков получилась цельная картина. Я мигом припомнила втягивающееся в стену привидение, Хучика, путающегося под ногами, потом кроссовку, которая осталась лежать в зале. Я опросила всех. Спортивный башмак никому из персонала не принадлежал. А теперь скажите, может ли призрак носить вполне материальную обувь? В памяти мелькнула фраза, сказанная сегодня Викой: "Ксюша там что-то узнала и хотела попасть в магазин из квартиры Алтуфьевой ночью. Я спросила с удивлением: "Сквозь пол думаешь просочиться?" - "Нет, сквозь стену", - ответила Ксюша. Я подлетела к Снапу и заорала:

- Хучик, маленький!

- У-у-у, - зарыдал невидимый мопс.

- Подожди, любимый, сейчас!!!

- А-а-а, - плакал, надрываясь, Хуч.

Я принялась ощупывать стену. На что надо нажать, чтобы она раздвинулась?

Но руки натыкались на плитки, которыми было обложено скрытое пространство.

- О-о-о, - заходился Хучик в истерическом плаче.

- Сейчас, дорогой, - выкрикнула я и бросилась на улицу.

ГЛАВА 29

- Кто там? - бдительно поинтересовалась из-за двери Татьяна Борисовна.

- Директор книжного магазина Даша Васильева.

- Радость моя, - загремела замками старушка. - Входите, ангел небесный.

- Бога ради, простите, - затараторила я, прямо как Маня, - уже очень поздно, просто непростительно тревожить вас в такое время...

- Что вы, Дарьюшка, - улыбнулась Алтуфьева, - во-первых, я считаю вас своей родственницей. Ну надо же, ведь вас звать как мою маменьку любезную. Кабы вы знали, какие меня обуревают воспоминания. А во-вторых, я полуночница, до четырех утра по комнатам шастаю. Смолоду такая была, а уж к старости совсем сна лишилась. Правда, последнее время, недели две тому назад, ну не поверите, в восемь вечера укладывалась и почти до полудня спала без сновидений, вот уж диво дивное. Но теперь опять...

- Татьяна Борисовна, милая, - выпалила я, - покажите, как открывается подземный ход?

Алтуфьева посмотрела на меня слегка удивленным взглядом, зачем-то поправила камею на воротничке блузки и уточнила:

- Не подземный, а тайный.

- Что?

- Подземный ход, что явствует из его названия, пролегает под землей. А папенька сделал тайный коридор, с третьего этажа на первый.

- Пожалуйста, покажите.

- Что у вас за нужда такая? Чувствуя огромную усталость, я рассказала про привидение и Хучика.

- Бедная собачка! - пришла в ужас старушка. - Смотрите скорей.

Татьяна Борисовна подбежала к большому зеркалу, нажала на одну из бронзовых бомбошек, украшавших старинную раму. Раздался легкий скрип, потянуло холодом, нос уловил запах сырости.... Огромное зеркало отъехало в сторону, и открылся вход. Я глянула внутрь. Вниз вела крутая железная винтовая лесенка, очень узкая, с крохотными перильцами.

- Вот ведь какие мастера были, - вздохнула Татьяна Борисовна, - сколько лет тому назад сработано, а как новое. Механизм ни разу не заело, хоть им практически не пользуются. Мне теперь не спуститься и не подняться, ноги не те, а вы сходите, полюбопытствуйте.

- Хучик, Хучик, - позвала я.

Раздался плач, потом сопение, следом показался несчастный мопс. Увидев меня, он завизжал от восторга и кинулся целоваться.

- Маленький мой, - бормотала я, вытирая своим пуловером его мордочку, по которой горохом катились слезы, - ну, ну, успокойся, сейчас пойдем домой, кушать.

Услыхав знакомый глагол, оголодавший Хуч взвыл, словно сирена пожарной машины.

- Какой очаровательный! - умилилась Татьяна Борисовна. - Можно его угостить?

- Пожалуйста.

- А чем?

- Хуч ест все.

- Он меня послушается, коли позову?

- Если предложите перекусить, пойдет за вами на край света.

- Дорогой, хочешь творог? - поинтересовалась Татьяна Борисовна.

Мопс сел перед старушкой и, преданно заглядывая той в глаза, принялся вертеть жирненьким, свернутым колечком хвостом.

- Тогда пошли на кухню!

Я шагнула в тайный ход. Хуч секунду колебался, не зная, как поступить: бежать за хозяйкой или идти подкрепиться.

- Душенька, - крикнула старушка, - там найдете на каждой площадочке, сбоку, ручки, потяните за них и выход откроется! Хучик, иди сюда, вот твой творожок.

Очевидно, мопс решил, что я вернусь и беспокоиться не о чем, а вот следующего предложения поужинать может и не последовать. Поэтому не побежал за мной, а кинулся к Алтуфьевой.

Я пошла по крутым ступенькам одна. Вскоре и впрямь показалась крохотная площадка, а в стене торчало нечто, больше всего похожее на рычажок. Я подергала железку. Стена абсолютно беззвучно отъехала в сторону. Я высунулась наружу. Так, все правильно. Перед глазами предстал торговый зал. Слева - автомат и ларек с открытками, справа, словно изваяние, сидел Снап. Увидав голову хозяйки, торчащую из стены, ротвейлер сначала разинул пасть, потом недоуменно бормотнул:

- Гав.

- Не волнуйся, милый, - успокоила я собаку, - ты совершенно здоров. Я не твой глюк, скоро вернусь.

Дальше ступеньки привели к еще одной площадке. Я дернула вновь за рычажок и оказалась в подвале, в пространстве между шкафчиками для одежды. Обозрев пустое помещение, я пошла назад.

На кухне у Татьяны Борисовны шел пир горой.

- Уж не знаю, правильно ли я сделала, - сообщила пожилая дама, - но дала ему еще йогурт, кусок сыра и бутерброд с паштетом. Только, по-моему, Хуч не наелся. Он все проглотил в мгновение ока и по-прежнему выглядит несчастным.

- Хучик способен истребить запасы в "Рамсторе", - успокоила я Татьяну Борисовну, - и казаться умирающим от голода. Надо же, как интересно, тайный ход! Кто же его придумал? И как получилось, что он сохранился после всех перестроек?

- Не откушать ли нам чайку, - предложила Татьяна Борисовна, - с кексом и шоколадными конфетами? Грешна, люблю сладкое, а вы, Дарьюшка? Полакомимся, поболтаем...

Минут через десять Алтуфьева наполнила чашки. Все мои знакомые старушки пьют желтоватую водичку, которую невоздержанная на язык Манюня называет мочой молодого поросенка. Одни это делают из экономии, заливают в чайник воду по десять раз: есть хоть какой-то оттенок - и ладно. Другие, менее стесненные в средствах, пьют противный жидкий напиток из соображений здоровья, боясь перегрузить сердце и сосуды. Но Татьяна Борисовна не принадлежала ни к той, ни к другой категории. Старушка заварила "Ахмад", темно-коричневый, крепкий, настоящий чифирь, и налила его в изящные старинные чашечки, не разводя кипятком.

- Дом проектировал мой папенька, - завела она рассказ, - он обожал маменьку, женился, уже достигнув солидного общественного положения.

Борис Алтуфьев очень любил супругу, старался выполнять все ее прихоти. Кстати, Дарья была не капризна и не истерична. Мужа просьбами не изводила. Оказалось, что она домоседка. Балам и светским развлечениям мадам Алтуфьева предпочитала рукоделие и книги. Борис, небольшой любитель праздных развлечений, был готов ради молодой супруги таскаться по чужим гостиным. Дарьюшка же в первые полгода после свадьбы покорно наносила визиты вместе с мужем. Но однажды она разрыдалась:

- Борис, отправляйся без меня.

- Что произошло, душенька? - изумился супруг. - Никак ты занедужила?

- Сердце мое, - всхлипывала жена, - более нет мочи по раутам ходить. С души воротит, не гожусь я для светской жизни, уж не изволь гневаться, дорогой, дома останусь, скажусь больной, езжай один, авось княгиня не прогневается, коли скажешь, что я головой мучаюсь.

- Никуда я не поеду, - ответил Борис, - самому от гостиных тошно.

- Что же тогда мы по балам крутимся?

- Так я ради тебя старался, полагал, молодой даме вальсировать хочется.

- Друг мой, - кинулась на шею мужу Дарьюшка, - по мне лучше в капоте, с книгой!

Так они и стали проводить время в халатах, у камина, выбираясь в гости только в случае крайней необходимости. Как многие дамы того времени, Дарьюшка обожала романы Джейн Остин и сестер Бронте. Много уютных вечеров провели они с мужем, читая про замки, привидения и секреты. Поэтому, когда затеялось строительство дома, Борис решил сделать сюрприз любимой - тайный ход.

Увидав винтовую лестницу, Дарья всплеснула руками. Борис смеялся, сюрприз удался на славу. Потом они с женой забавлялись, как дети, пользуясь тайным ходом...

Прошло время, грянул большевистский переворот. Алтуфьевым стало не до шуток. Сначала их выселили на третий этаж, потом Бориса арестовали, затем он сгинул в аду ГУЛАГа. Дарьюшка жила тихо-тихо, работала в издательстве корректором, больше всего боясь, что проклятые большевики доберутся и до нее с дочерью. Но страшная машина репрессий иногда давала сбой. Ни жену Алтуфьева, ни дочь не тронули, более того, про них словно забыли. На первом и втором этажах ютились в коммунальных квартирах жильцы. На третьем проживали Алтуфьевы. Правда, большая половина комнат, шесть из девяти, была отдана под нотариальную контору, но все-таки у Танечки в тот год, когда погибла Дарьюшка, оставалось целых три помещения. Невероятная роскошь для москвичей тех лет.

Потом Татьяна Борисовна очень удачно вышла замуж за авиаконструктора. Коммунисты не трогали людей, успешно работающих на оборону, к тому же шла Отечественная война, и НКВД временно успокоился.

Шли годы, продолжалась жизнь. Родился сын, Костя, умер муж. Потом с первых двух этажей выселили коммуналки и начали оборудовать книжный магазин. Татьяна Борисовна спустилась к директору и рассказала о тайном ходе. Мужчина пришел в восторг и велел строителям оставить все, как есть. Честно говоря, ему безумно понравилась Алтуфьева, у них даже случился роман. И директор пользовался винтовой лесенкой, чтобы незаметно подняться к своей даме. Из подвала ход открывался при помощи кнопки, спрятанной под батареей, а на первом этаже "ключом" служил старинный глобус, его следовало повернуть под определенным углом, и часть стены сдвигалась.

Потом директор умер, пришел новый, но ему Татьяна Борисовна ничего не стала говорить, она хранила тайну довольно долго, открыв ее только нескольким людям: сыну, его жене, Елене Карелиной и еще одной особе. Купив магазин, Лена Карелина принялась его переделывать и мигом обнаружила секретный ход. Моя подруга, как все женщины, обожает всякие чудеса и секреты. К тому же ей было жаль разрушать винтовую лесенку. Запирающие механизмы работали исправно, вот Ленка и решила оставить ход в целости и сохранности.

- Кому вы еще рассказывали о нем? - поинтересовалась я.

- Ах, детка, - вздохнула Татьяна Борисовна, - тут прямо роман приключился!

И она пересказала мне историю с письменным столом. Я упорно ахала, изображая невероятное удивление. Затем старушка продемонстрировала само письмо и горестно вздохнула:

- Значит, и впрямь в доме был спрятан клад. Только, естественно, он давным-давно кем-то найден.

- Почему вы так думаете? Вдруг лежит себе и ждет вас!

Алтуфьева улыбнулась:

- Нет, конечно. Понимаете, Дарьюшка, комнаты много раз перестраивались. На первом этаже вообще снесли все стены, кроме несущих... Правда...

- Что? - поинтересовалась я.

- Мне так думается, что захоронка находилась на втором этаже.

- Почему?

Татьяна Борисовна подошла к хорошенькому комодику, украшенному медальонами, выдвинула ящичек, вытащила элегантный портсигар и вздохнула.

- Душенька, поскольку мы с вами родственницы, признаюсь еще в одном грехе. Ужасно, конечно, это совершенно неподходящее занятие для дамы, но я курю! Вот!

И она с лихостью подростка щелкнула зажигалкой. Я рассмеялась и вытащила "Голуаз". Алтуфьева пришла в полный восторг:

- Милая моя! Совершенно очевидно, что мы родные души. Что же касается клада, то вот вам мои соображения.

На первом этаже особняка Алтуфьевых помещался зал для балов, гостиная, куда съезжались на визиты великосветские знакомые, столовая и кухня.

- Прятать что-нибудь там папенька бы никогда не стал, - поясняла Татьяна Борисовна, - слишком много посторонних имели доступ в эти помещения.

На третьем этаже, в правом крыле, помещались покои Танечки: детская, классная комната и спальня няни. Слева жили камердинер Бориса, две горничные и повар-француз. Может, вам покажется странным, что детские покои и комнаты прислуги находились на одном этаже. Но, во-первых, их разделял огромный холл, девочка никогда не сталкивалась с обслуживающим персоналом, а, во-вторых, так уж было принято в те годы. Детей любили, давали им отличное образование и безукоризненное воспитание, но... Но до шестнадцатилетия наследников в гостиную не пускали. Когда в доме намечался прием, детям накрывали отдельный стол. Такова была система воспитания.

Сыновья и дочери обращались к родителям на "вы", никаких ночевок в большой кровати матери или фамильярных отношений с отцом. Между старшим и младшим поколением соблюдалась дистанция, впрочем, тот, кто читал писателей XIX века, и без меня знает о привычках дворянства тех, канувших в пучину времени, лет. Поэтому Татьяна Борисовна сообразила, что и на третьем этаже ничего не могло быть схоронено. Оставались комнаты на втором. В них жили Борис и Дарья. Огромные спальни, кабинет, гардеробная, библиотека, ванные комнаты, где-то там, в анфиладах, и таилось сокровище.

- Поймите меня правильно, Дарьюшка, - вещала Татьяна Борисовна, - я, слава богу, отлично обеспечена, совершенно не нуждаюсь, сыта, одета, обута. От матушки остались кое-какие сбережения. Поверьте, материальная сторона клада меня не волнует. Ну, рассудите сами, кому мне оставлять накопленное? Муж умер, единственный сын погиб...

Из родственников только внук да невестка. Но она отвратительная женщина, хамской крови. Странно, что Костя решил именно ее взять в жены. Мне не хочется даже упоминать ее имя и фамилию, гадкая особа, к тому же нечиста на руку. Ну а с внуком я тоже практически не общаюсь. В детстве он был вылитый Костик и радовал меня этим, а потом начал все более и более походить на мать, отношения наши свелись к нулю.

Правда, последнее время невестка стала мила, пару раз заглядывала в гости, приносила отвратительные, псевдошоколадные конфеты. Я, наивная душа, решила попробовать одну, чтобы сделать жене Костика приятное. Раскусила шоколадку, вроде ничего, хотя, конечно, дрянь отменная. А через десять минут мне стало плохо, в голове все завертелось, легла в кровать и провалилась в сон до следующего обеда. Понятное дело, что шоколадка была испорченной. Я потом на коробке срок годности нашла, представьте, душенька, он истек за два месяца до того числа, как бонбоньерка на стол попала! Естественное дело, мой организм, привычный к хорошим продуктам, не вынес и отреагировал столь странным образом, хотя... Она внезапно замолчала.

- Что? - тихонько поторопила я пожилую даму.

- Понимаете, душенька, - с достоинством ответила Татьяна Борисовна, - вот моя новая родственница, тоже Дарья Ивановна Васильева, ну та, которая письмо принесла, припоминаете?

Я кивнула. Еще бы не помнить. Только никакая она не Дарья Ивановна Васильева, а Ксения Шмелева, решившая поживиться за чужой счет.

- Вот она, милая такая девушка, - продолжала Алтуфьева, - стала сюда каждый вечер заглядывать. Она сирота, вот душенька и тянется к пожилым людям.

Я вздохнула. Бедная Татьяна Борисовна, считающая всех, носящих имя Дарья, своими родственниками обмануть старушку ничего не стоит. А между прочим, у Ксении жива мать, кстати, очевидно, весьма энергичная особа, если вышла на пороге семидесятилетия замуж.

- Она тоже привезла конфеты к чаю, но свежие, вкуснейшие, - повествовала старушка, - и вот удивление! Я, душечка, всю жизнь бессонницей маюсь, а тут съем пару шоколадок, и веки прямо каменеют, бегу в кроватку, а просыпаюсь затем около полудня. Я сначала решила, дело в погоде, но потом поняла - шоколад. Это он на меня лучше таблеток действует.

Я опять вздохнула. Конфеты тут ни при чем, вернее, ассорти, выпускаемое на фабрике, абсолютно безвредно. Просто Ксюша накачала вкусные "Трюфели", "Белочки" или "Мишки" лошадиной дозой снотворного. А когда доверчивая Татьяна Борисовна удалялась в опочивальню, девица вновь входила в квартиру и принималась за обыск. Очень уж Шмелевой хотелось получить богатство!

- И вы ей рассказали про тайный вход, - скорей утвердительно, чем вопросительно сказала я.

- Как-то само собой вышло, - ответила старушка, - мы вспоминали прошлое, ну я и обмолвилась невзначай. Она пришла в такой восторг, пару раз туда-назад сбегала по лестнице, все ахала и восклицала:

- Господи, как здорово!

- Татьяна Борисовна, а кто еще в курсе существования винтовой лесенки?

Пожилая дама принялась загибать пальцы:

- Естественно, мой супруг, потом сын и его жена, вот не знаю, сообщила ли она внуку... Олег Николаевич...

- Это кто?

Татьяна Борисовна зарделась.

- Первый директор книжного магазина, помните, я рассказывала, мы с ним нежно дружили, еще Елена Карелина, которой принадлежит "Офеня", Дарья Ивановна и вы, ангел, все на этом.

ГЛАВА 30

Лежа на диване и ощущая, как Хучик мирно сопит у меня под боком, я размышляла о ситуации. Значит, так, подведем итог, расставим точки над "i", систематизируем наблюдения, подобьем бабки...

В магазине по ночам орудует привидение. Сначала-то я испугалась и даже решила, что в здании и впрямь поселился призрак, но теперь абсолютно уверена, к фантомам незваный гость не имеет никакого отношения. Во-первых, он потерял кроссовку, а во-вторых, когда понял, что я не перепугалась, как всегда, до колик, а решила драться, спасся бегством и шмыгнул в тайный ход. Если бы не Хучик, бросившийся за этой "субстанцией", обряженной в белое покрывало, и оказавшийся в каменном плену, я бы, наверное, до сих пор пребывала в уверенности, что привидение просочилось сквозь стену. Но некто очень торопился и, взлетев по винтовой лесенке вверх, мигом закрыл вход.

Мопсик же, обладатель кривых лапок и объемистой филейной части, не поспел за вором. Оказавшись в наглухо запертом пространстве, он начал выть и стенать, испугав до обморока Свету. Бедный Хучик, намучился и изнервничался. И почему он бросил меня, кинувшись за призраком?.. Я погладила шелковое тельце песика. Мопс шумно вздохнул и лизнул мою руку теплым язычком.

- Спи, милый, мама не даст тебя в обиду.

Словно поняв эти слова, Хучик распахнул бездонные карие глаза, моргнул пару раз и вновь провалился в сон.

Значит, привидения нет. А есть хитрый, расчетливый негодяй, решивший заполучить клад. Отчего, спросите вы, я считаю преступника мужчиной? Бог мой, это же так просто, на кроссовке стоял размер - 44. Покажите мне хоть одну даму, носящую подобные баретки. Разве что члены российской сборной по баскетболу, но у них рост, ого-го, под два метра, а призрак выглядел небольшим, выше меня, но не слишком крупным...

Итак, припомним, кто знал о тайном ходе. Сам Борис Алтуфьев и его жена, этих отметаем сразу, потом муж-авиаконструктор. Его со спокойной совестью вычеркиваем из списка вместе с сыном Костей и первым директором книжного магазина Олегом Николаевичем. Все эти люди умерли задолго до происходящих сегодня событий.

Невестка Татьяны Борисовны. Ох, не нравится мне неожиданно вспыхнувшая у снохи любовь к свекрови. Столько лет не общались, а потом, здравствуйте, явилась в гости и конфеты притащила. И бедняге Алтуфьевой, любившей сладкое, стало плохо, когда она съела пару шоколадок. Может, конечно, все дело в давно истекшем сроке изготовления лакомства, а может, невестка тоже что-нибудь натолкала в шоколадки и обыскивала квартиру свекрови в надежде найти нечто ценное. Но сноха Алтуфьевой не спускалась в магазин, кроссовку-то потерял мужчина.

Теперь Ксения Шмелева. Вот она, безусловно, пользовалась винтовой лесенкой бегала туда-сюда и шныряла по магазину, только она никак не могла пугать меня, потому что ее тело увезли в морг, а призрак продолжал разгуливать по залу как ни в чем не бывало.

Ну и кто у нас остается, если исключить меня? Внук Татьяны Борисовны. Вот он подходит по всем статьям, и кроссовка придется ему впору. Правда, Алтуфьева была не уверена, знает ли ее внук правду о винтовой лесенке, только мне думается, что он в курсе.

Ну какая мать скроет от сына историю об алмазах? Тем более такая, как невестка Алтуфьевой, жадная, неразборчивая баба, укравшая у свекрови безделушки. Нет, внучок все знает. Небось они с маменькой обсуждали, где спрятано сокровище, строили планы, надеясь огрести денежки... Я незнакома с этими людишками, но отчего-то они мне видятся именно такими: жадными, с бегающими глазами и потными руками.

И еще одно. Скорей всего внучок и убил Ксению, они небось столкнулись на винтовой лесенке. Представляю, как он озверел, тем более что сей гражданин являлся бывшим мужем Ксюши. Следите за моей мыслью? Помните историю про письменный стол? Татьяна Борисовна попросила свою невестку, работающую в каком-то магазине, продать письменный стол. А та обратилась к Ксении Шмелевой, к своей снохе, которая служила в "Афине". Стол благополучно продался, потом случился развод... Вот оно как. Завтра все узнаю, надо только еще раз уточнить имя бывшего супруга Ксении, и убийца найден!

Утро началось с ликующего вопля Мани:

- Мусечка, Хучик вернулся!

Девчонки влетели ко мне в комнату около семи утра, в пижамах, таща мопса. Леля держала Хуча за передние лапы, Маня за задние.

- Вот, - потрясли они собакой, - вот!!!

Я хотела было рассказать детям правду, но вовремя прикусила язык. Маня мигом растрезвонит новость по магазину. Девчонки-продавщицы начнут, визжа от восторга, лазить по лесенке. Мало того, что рабочий день пойдет насмарку, так еще неизвестно, как отнесется Татьяна Борисовна к тому, что ее тайна стала широкоизвестна. И непонятно, понравится ли подобное Лене Карелиной. Ведь она, купив магазин, никому ни слова не проронила о винтовой лесенке, мне в том числе, а мы считаемся близкими подругами.

Быстро прокрутив все эти мысли в плохо соображающей со сна голове, я села и, старательно изображая удивление, воскликнула:

- Правда, какое счастье!

- Вот он, - ликовали девицы, плюхая Хуча на одеяло, - совсем не похудел, где только прятался, безобразник!

День понесся по кругу. Около часа я позвонила Виктории в салон и спросила: