потому шла очень медленно. Более всего выдавали ее возраст облезлые хвост и
грива. Несмотря на эти мелкие недостатки, хозяин чрезвычайно гордился своей
лошадью, и, когда Хью в тот день подвел ее к крыльцу, Джон удалился за
стойку и в уединении своей лимонной рощи даже несколько раз громко засмеялся
от избытка восторга и гордости.
равновесие, появился на пороге. Красота! До чего ретива! Какая кость!
подумал и Хью, сидя боком в седле в ленивой позе и согнувшись так, что
подбородок его почти упирался в колени. Не пользуясь ни свободно
болтавшимися стременами, ни уздечкой, он разъезжал взад и вперед по зеленой
лужайке перед домом.
к безмолвному Хью, а к своему сыну и наследнику, который появился на
крыльце, уже совсем одетый и готовый в путь. - Не пускай ее вскачь. - Да мне
это вряд ли удалось бы, отец, - отозвался Джо, безнадежно глядя на кобылу. -
Ну, ну, пожалуйста, без дерзостей, сэр! - осадил его мистер Уиллет. - А чего
тебе еще нужно? Тебе, пожалуй, и дикий осел или зебра покажутся слишком
смирными? Ты хотел бы скакать на рычащем льве, не так ли? Помалкивай уж
лучше!
переставал задавать вопросы, на которые Джо никогда не отвечал, он обычно
кончал свой монолог приказом Джо замолчать.
после того, как некоторое время в сильнейшем изумлении таращил глаза на
сына. - Заломил шапку набекрень, как настоящий разбойник! Уж не собираетесь
ли вы пристукнуть виноторговца, сэр?
спокоен, отец.
осматривая сына с головы до ног. - Каковы заносчивость и спесь, какая
сердитая мина! И зачем это ты нарвал столько крокусов и подснежников?
ничего дурного нет в том, что я захвачу его с собой.
что виноторговцев интересуют цветочки!
красными носами бутылки и кружки. Цветы я везу Варденам.
Давай деньги, отец, и отпусти меня поскорее.
ехать обратно, дай кобыле хорошенько отдохнуть. Слышишь?
тоже заруби себе на носу.
Почему ты против этого, отец? Всякий раз, когда ты посылаешь меня в Лондон,
мне разрешается только пообедать в "Черном Льве", с тем, что ты сам
заплатишь за этот обед, когда будешь в Лондоне. Неужели мне нельзя доверить
несколько шиллингов? Зачем ты меня обижаешь? Не могу я спокойно терпеть
такую несправедливость!
словно не веря ушам. А что ты называешь деньгами - гинеи? Разве у тебя нет
карманных денег? Разве, кроме денег на уплату дорожного сбора, я не отсчитал
тебе еще шиллинг и шесть пенсов?
держал и не видывал даже такой кучи денег! Шиллинг даю тебе на всякий случай
- кобыла может потерять подкову и мало ли что еще. А шесть пенсов - это на
развлечения в Лондоне. И советую тебе - поднимись на Монумент* и посиди -
это самое лучшее развлечение. Там не будет никаких соблазнов - ни вина, ни
женщин, ни беспутной компании. Сиди себе и думай. Так я развлекался в твоем
возрасте.
поехал со двора. Такой ловкий и смелый наездник заслуживал лучшего коня.
Джон, стоя на крыльце, провожал их глазами (вернее - свою серую кобылу, на
Джо он и не глядел) и только минут через двадцать после того, как ездок и
лошадь скрылись из виду, он сообразил, что они уехали, медленно вошел в дом,
и скоро уже сладко дремал за стойкой.
выбирая дорогу, пока гостиница не осталась позади. Тут она, согнув ноги, как
марионетка, неуклюже и топорно подражающая галопу, сразу прибавила шагу -
опять-таки по собственному почину. Видимо, обычный маршрут всадника был ей
хорошо знаком, и это-то побудило ее перейти на рысь и свернуть на 6оковую
тропу меж изгородей, которая шла вовсе не к Лондону, а параллельно проезжей
дороге и, пролегая в нескольких стах ярдов от "Майского Древа", в конце
своем упиралась в ограду парка. В парке стоял большой старый кирпичный дом,
тот самый Уоррен, о котором уже упоминалось в первой главе. Круто
остановившись в рощице около дома, лошадь была явно очень довольна, когда
всадник, соскочив, привязал ее к дереву.
каких поручений.
привязь, он вошел в парк.
прохаживаясь мимо него, беспрестанно поглядывал украдкой на окна, в
особенности - на одно из них. Дом был мрачный, безмолвный, с гулкими
дворами, давно необитаемыми башнями и анфиладой запертых комнат, где все
обветшало и постепенно разрушалось.
печаль. Высокие чугунные ворота, много лет не открывавшиеся и побуревшие от
ржавчины, повисли на ослабевших петлях и заросли высокой буйной травой, -
казалось, они пытались уйти в землю и скрыть в благодетельной гуще зелени
следы своей унылой старости и ветхости. Украшавшие стены барельефы
фантастических чудовищ, позеленевшие от времени и сырости и кое-где
замшелые, имели вид зловещий.
той же мрачностью и запустением - казалось, радость изгнана отсюда навсегда.
пылающий огонь в камине, трудно было поверить, что в этих неприветных стенах
чье-то сердце может узнать счастье или беспечное веселье. Все это было, но
давно миновало, и казалось, что видишь перед собой лишь призрак дома,
вернувшийся в своем былом обличье на место, где он стоял когда-то.
владельца и характером нынешнего, но при воспоминании о том, что здесь
произошло, людям невольно приходило на мысль, что дом этот - самое
подходящее место для такого злодеяния и, быть может, ему даже предопределено
было стать ареной ужасной драмы. Под влиянием таких мыслей пруд, где найдено
было тело управляющего, казался людям каким-то особенно черным и угрюмым,
колокол на крыше, возвестивший в тот вечер полночному ветру об убийстве,
представлялся страшным призраком, и зазвони он сейчас, у всех волосы встали
бы дыбом, а когда голые ветви наклонялись друг к другу, то чудилось, будто
они тихонько шепчутся о преступлении.
делая вид, что рассматривает дом и любуется пейзажем, или прислонялся к
дереву в беспечно-равнодушной позе праздного зеваки, но при этом все время
следил за тем окном, на котором с самого начала было сосредоточено его
внимание. Так прошло с четверть часа - и, наконец, в этом окне мелькнула
белая ручка. Увидев сделанный ему знак, Джо с почтительным поклоном отошел
от дома и, когда уже садился на лошадь, пробормотал про себя: "Значит,
сегодня поручений нет".
протест мистера Джона Уиллета, и букет весенних цветов - все
свидетельствовало, что, если у Джо нет чужих поручений, зато есть у него в
Лондоне собственное дельце, связанное с особой, интересующей его больше, чем
какой-то виноторговец или даже слесарь. Так оно и было. Рассчитавшись с
виноторговцем (этот почтенный старец торговал в погребке около набережной
Темзы, и лицо у него было такое багровое, как будто он всю жизнь собственной
головой поддерживал массивные своды своего погреба) и получив от нею
расписку, Джо ушел, отказавшись от четвертого стакана старого хереса, чем
несказанно удивил краснолицего джентльмена, который, вооружившись буравом,
собирался сделать набег по меньшей мере еще на два десятка покрытых пылью
бочонков и после ухода гостя долго еще стоял как истукан, словно
пригвожденный к стене своего погреба. А Джо дошел до Уайтчепла и,
управившись со скромным обедом в "Черном Льве", презрев совет отца насчет
Монумента, направился прямо к дому слесаря, куда его влекли прекрасные глаза
Долли Варден.
улицы, на которой жили Вардены, он долго не решался подойти прямо к дому.
Сначала доходил минут пять по соседней улице, потом пять минут - по
другой... Потеряв таким образом целых полчаса, он, наконец, очертя голову,
устремился вперед и с пылающим лицом и громко стучавшим сердцем вошел в
полную дыма мастерскую.
конторки, на которой он производил какие-то подсчеты, и глядя на гостя через
очки. Кажется, живой Джо. Вот это здорово! Ну, что поделывает славная
чигуэлская братия, Джо? Как там у вас, а?
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Ильин Андрей
Пехов Алексей
Посняков Андрей