силах был разгадать. Наконец он сказал:
только сам держался поодаль от родственников, но и меня не пускал к ним. Мы
расстались в одном городе соседнего графства. Оттуда я поехал в Солсбери,
увидел там объявление Пекснифа и написал ему, так как у меня есть, кажется,
врожденная склонность к занятиям подобного рода и я подумал, что это мне
подойдет. Как только я узнал, что объявление дал Пексниф, мне вдвое больше
захотелось поехать именно к нему, из-за того, что...
оно и есть. Вы были совершенно правы.
сколько потому, что дедушка терпеть его не может; а после того как старик
обошелся со мной так круто, мне, естественно, захотелось насолить ему
побольше. Ну вот я и очутился здесь, как уже говорил вам. Моя помолвка с той
девушкой, о которой я рассказывал, вероятно затянется надолго: виды на
будущее у нас с ней не блестящие, а я, конечно, и не подумаю жениться, пока
у меня не будет средств. Для меня, видите ли, совсем неподходящее дело
обрекать себя на убожество и нищету. Любовь в одной комнате, на четвертом
этаже и тому подобное...
прислоняясь к каминной доске. - Не говоря уже о ней. Хотя, разумеется, ей не
так уж трудно подчиниться необходимости в данном случае: во-первых, она меня
очень любит; а во-вторых, я тоже многим пожертвовал ради нее, мне могло бы и
больше повезти, знаете ли.
много времени, что он мог бы вздремнуть в промежутке, но все же в конце
концов он это сказал.
историей моей любви, - сказал Мартин, - и которым эта история заканчивается.
Помните, вы мне рассказывали вчера вечером по дороге сюда про вашу
хорошенькую незнакомку в церкви?
с которого только что поднялся Мартин, чтобы лучше видеть его лицо. -
Разумеется.
пристально глядя на Мартина. - Неужели?
от Пекснифа, у меня не осталось никаких сомнений, что это она приезжала и
уехала вместе с моим дедушкой. Не пейте так много этого кислого вина, не то
как бы вам не сделалось плохо, Пинч.
который он долго держал в руках. - Так, значит, это была она?
что, будь это на несколько дней раньше, он бы ее увидел, а теперь она, может
быть, за сотни миль от него, прошелся несколько раз по комнате, бросился в
кресло и надулся, как избалованный ребенок.
на чужое горе, а тем более на горе человека, к которому он чувствовал
симпатию и который был к нему дружески расположен (в действительности или по
предположению Тома) и желал ему добра. Каковы бы ни были его мысли несколько
минут тому назад, - а судя по его лицу, они были совсем невеселы, - он
постарался от них отделаться и преподал своему молодому другу наилучшие
советы и утешения, какие только пришли ему в голову.
нынешних испытаний и несчастий вы еще сильнее привяжетесь друг к другу,
когда настанут лучшие дни. Я читал, что так всегда бывает, да и чувство
говорит мне, что это естественно и справедливо, и так оно и должно быть. Что
долго не ладилось, - продолжал Том с улыбкой, которая, невзирая на его
некрасивое лицо, была гораздо приятнее улыбки многих надменных красавиц. -
что долго не ладилось, вряд ли может измениться так сразу, по нашему
желанию; надо принимать жизнь как она есть и переделывать ее понемножку,
вооружась терпением и бодростью. Я бессилен что-либо сделать, вы это хорошо
знаете, зато намерения у меня самые лучшие, и если бы я мог быть полезен вам
хоть чем-нибудь, как бы я был этому рад!
клянусь честью; спасибо вам на добром слове. Разумеется, - прибавил он после
минутной паузы, снова придвигая свой стул к огню, - я бы не постеснялся
воспользоваться вашими услугами, если бы вы могли мне помочь. Но только,
господи помилуй! - тут он сердито взъерошил волосы и посмотрел на Тома так,
словно жалел, что это он, а не кто-нибудь другой, - помощи от вас не больше,
чем от этой вилки или сковородки.
значило, я бы не нуждался в помощниках. Хотя вот что вы можете сделать, если
вам угодно, - и даже сейчас.
Извините, я оставлю вас на минутку в темноте, только сбегаю за книгой. Что
бы вы хотели? Шекспира?
годится. Я сегодня устал от новых впечатлений и всей этой сутолоки; а в
таких случаях, я думаю, нет удовольствия лучше, как заснуть, слушая чтение.
Вы ведь не обидитесь, если я усну?
покажется, что я задремал (разве только устанете сами); это так приятно - то
засыпать, то просыпаться, и опять слышать все те же звуки. Вам не
приходилось это испытывать?
подходящем настроении. Ничего, оставьте меня в темноте. Только поскорее!
одним из драгоценных томиков, взяв его с полки над кроватью. Мартин тем
временем устроился настолько удобно, насколько позволяли обстоятельства;
соорудив перед огнем диван из трех стульев, он подложил скамеечку мисс Мерри
вместо подушки и улегся, растянувшись во весь рост.
горячо любимое существо, выбрал пьесу я начал читать. Не успел он прочесть и
пятидесяти строк, как его друг уже захрапел.
через спинки стульев. - Он так еще молод, а у него столько горя. И с какой
благородной доверчивостью он все рассказал мне. Неужели это была она?
где остановился, и читал долго, совсем позабыв, что надо снимать нагар со
свечи, так что фитиль стал похож на гриб. Он до того увлекся, что забыл
подбрасывать уголь в камин, и вспомнил о своем упущения только тогда, когда
Мартин Чезлвит часа через два проснулся и закричал, вздрагивая от холода:
Велите принести еще угля. Ну и чудак же вы, Пинч!
ГЛАВА VII,
Дракон" остается без правой руки
такой быстротой и усердием, что у мистера Пинча появились новые основания
восхвалять природную даровитость этого молодого джентельмена и признавать
его неизмеримое превосходство над собой. Новый ученик принимал комплименты
Тома весьма благосклонно и, уже научившись за эти дни искренне уважать его -
правда, на свой лад, - предсказывал, что они навсегда останутся самыми
лучшими друзьями и что ни у одного из них (а тем более у Тома) не будет - он
уверен - причины жалеть о том дне, когда они познакомились. Мистер Пинч был
в восторге от его речей и чувствовал себя до такой степени польщенным этими
сердечными уверениями в дружбе и покровительстве, что не находил слов для
выражения своей радости. И в самом деле, насчет этой дружбы, какова бы она
ни была, следует заметить, что она заключала в себе больше оснований для
долговечности, чем иные многообещающие и скрепленные клятвой союзы, ибо до
тех пор, пока одной стороне доставляло удовольствие оказывать
покровительство, а другой - принимать его (в чем и заключалась сущность их
характеров), не было никакого вероятия, чтобы фурии близнецы - Зависть и
Гордость - стали между ними. Так, во многих случаях Дружба, или то, что
слывет ею, держится скорее на контрасте характеров, чем на сходстве,
опровергая старую истину.
головой ушли в работу. Мартин был занят своей начальной школой, а Томас -
подсчетом сумм, полученных с арендаторов, и комиссионных, причитавшихся
мистеру Пекснифу, причем в этом глубокомысленном занятии ему сильно мешала
привычка его нового друга громко насвистывать во время работы, как вдруг их
потревожило неожиданное вторжение человеческой головы в это святилище
таланта, головы, порядком взлохмаченной и не внушавшей особенного доверия,
Громыко Ольга
Орловский Гай Юлий
Свержин Владимир
Свержин Владимир
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия