заработать лишний цент даже во внеурочное время. Я купил новый костюм,
белье, чемодан и прочее и сбрил буйную бороду бритвой, позаимствованной у
самого хозяина и перед его собственным зеркалом. Вместо косматого
калифорнийца во фланелевой рубахе, который его нанял, мой кучер повез в
"Метрополитэн-Отель" самого обычного, хорошо одетого джентльмена.
заглянуть в книгу постояльцев, сказав ему, что ожидаю брата из Олбени. Я
нарочно ни словом не обмолвился о Хэклере из Калифорнии, и портье был
уверен, что я прибыл из мест никак не более отдаленных, чем Филадельфия или
Балтимора. Так и есть - имя Хэклера значилось в книге.
что слышал, как он одобрительно отзывался об этой гостинице. Я слонялся
возле стойки и лестницы, пока мне не удалось узнать, что он уже спит. Тогда
я пошел к себе и стал обдумывать план действий. Признаюсь, я был в
растерянности. Я беспокойно метался на подушке. Пока я спешил вперед, мне
казалось, что стоит лишь прибыть вовремя, и все трудности будут позади, но
что же делать теперь? Битва еще только предстоит. Что же я должен делать?
Несомненно, утром Хэклер отправится в банк, чтобы получить деньги по
подложному чеку, а быть может, предъявит и векселя. Я должен это
предотвратить. Но как? Явиться в полицию и привести блюстителей порядка? И
думать нечего! Скандал, позор - вот к чему приведет этот шаг. Более того, в
глазах закона Хэклер может оказаться невинным, а я - злостным клеветником.
Тогда я подумал о том, не встретиться ли с ним в открытую и, если
понадобится, с пистолетом в руках потребовать, чтобы он вернул ценности
фирмы. Слишком дон-кихотский поступок для первоклассного отеля Нью-Йорка! Я
тщетно ломал себе голову.
Дым! В гостинице пожар! Я вскочил и впопыхах оделся. Нет худа без добра!
Дергая звонок, чтобы поднять людей, я подумал о Джорэме Хэк-лере.
до ушей спящих. Черные клубы дыма хлынули в коридоры, то тут, то там
выбивались змеи пламени, огненными языками они лизали стены и потолок.
Послышались вопли, двери распахнулись настежь, из номеров с криком
выскакивали полуодетые мужчины, женщины, дети. Повсюду царили панический
ужас и смятение. Огонь разгорался, из-за густого дыма ничего не было видно,
и люди отступали перед ним - все, кроме меня. Я ощупью двинулся к комнате
Джорэма Хэклера. Я знал, какой у него номер и где он находится. Я знал, что
рискую жизнью, но ставка стоила этого риска. Пробираясь вперед, я держался
за стену, и чуть не задохнулся в клубах дыма. Какой-то человек, полуодетый,
подгоняемый страхом, налетел на меня с вытянутыми руками и чуть не свалил
меня с ног. Он свирепо выругался, багровый отблеск пламени упал на его лицо
- это был Джорэм Хэклер!
себе ли у него бумаги? Быть может, и нет. Я надеялся, что нет. А вот и его
комната, в распахнутую дверь валят клубы дыма. И не только дыма. Тонкий язык
огня стлался по полу возле панели. Я влетел в комнату. Дым разъедал мне
глаза, я ловил ртом воздух, но ни дым, ни пламя не смогли бы заставить меня
вернуться. Одежда Хэклера и дорожный сундук были на своем месте. Сундук
открыт: бумаг в нем нет! Открыт и чемодан: и в нем нет бумаг! В отчаянье я
ударил себя по лбу. Он забрал их с собой! Я напрасно рисковал жизнью. Эмма
для меня потеряна! Я задыхался от дыма, нестерпимо жаркое пламя уже
подступало к кровати, занавески алькова превратились в высокий желтый столб
огня. Тонкий язык пламени почти лизал мне ноги. Снаружи слышался шум
пожарных машин и рев толпы, и вот, наконец, хлынула вода - принимались все
меры для тушения пожара.
изголовья постели сафьяновый бумажник. Негодяй забыл о нем, охваченный
слепым ужасом. Клочья горящего занавеса упали на меня и сильно обожгли мне
руки, но я овладел драгоценной добычей. Я раскрыл бумажник. Да, и чек и
бумаги, все тут! Заснув бумажник в боковой карман, я выскочил из комнаты и
изо всех сил помчался вниз. Струя за струей, из множества ведер, частично
уже приглушили пламя, и теперь пожарники одерживали победу.
Полузадыхающийся, обожженный, почерневший, но с гордо бьющимся сердцем, я
протолкался по забитой людьми лестнице - выбрался на воздух и... упал без
чувств...
- моя жена, брат ее излечился от своей болезни, раскаялся и исправился и
теперь живет в другой стране. Фирма "Сполдинг, Хаусерман и Ко" (Ко - это я)
назначила пенсию бедной девушке, которая должна была стать женой несчастного
Сима Грайндрода. О Хэклере мы больше не слышали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
сверкающих золотых лучей закатного солнца, коснувшихся даже зарешеченного
логова, в котором обитало грязное чудовище, во двор вошло дитя - маленькая
девочка с прекрасными белокурыми локонами. На ней была простая соломенная
шляпка, в руке - ключ от дверей. Девочка поспешно направилась к Путнику с
таким видом, словно очень ему обрадовалась и хотела поведать ему одну из
своих детских тайн, но, заметив фигуру за решеткой, в страхе отпрянула.
- Оно такое страшное.
страхе закрыла глаза руками.)
вопрошая, доволен ли тот произведенным впечатлением, а потом вывел девочку в
еще открытые ворота и, озаренный ласковым закатным солнцем, с полчаса
простоял с нею там, о чем-то беседуя. Наконец, подбадривая девочку, которая
обеими ручками вцепилась в его руку, он пошел обратно. Ласково погладив ее
по прелестной головке, он рассказал своему другу за решеткой следующую
историю.
компактного вида, пансион в миниатюре, можно сказать, карманный пансион.
Сама мисс Папфорд, ассистентка мисс Папфорд с парижским выговором, кухарка
мисс Папфорд, а также горничная мисс Папфорд вкупе составляют то, что мисс
Папфорд именует учебно-воспитательным и хозяйственным персоналом своего
колледжа-лилипута.
отсюда неизбежно следует, что она наделена мягким характером и сама бы
открыто призналась в том, что чрезвычайно чувствительна, будь это, по ее
мнению, совместимо с ее долгом перед родителями воспитанниц. Но, будучи
убежденной в обратном, она прячет эту свою черту как можно дальше от людских
глаз, что (благодарение богу!), к счастью, не так уж далеко.
некотором отношении личностью редкой одаренности, ибо она ни разу в жизни не
разговаривала с парижанином и никогда не выезжала за пределы Англии, если не
считать увеселительной прогулки на яхте "Живчик", заплывшей в иностранные
воды, что колышутся в двух милях от Маргейта во время прилива. Но даже столь
благоприятными географическими условиями для овладения французским языком во
всей его изысканности и чистоте ассистентка мисс Папфорд не воспользовалась
в должной мере потому, что увеселительная яхта "Живчик" в тот раз столь
ревностно стремилась оправдать свое назначение и название, что ассистентке
мисс Папфорд пришлось лежать на полу каюты и мариноваться в соленой морской
воде, словно ее солили для провиантских складов флота ее величества, и
одновременно претерпевать великое смятение духа, немощь тела и полное
повреждение накрахмаленных частей туалета.
неведомо ни людям, ни воспитанницам. Но произошло это давно. Среди
воспитанниц, несомненно, могло бы утвердиться мнение, что мисс Папфорд и ее
ассистентка - школьные подруги, если бы только эти воспитанницы дерзновенно
отважились представить себе, что мисс Папфорд появилась на свет без митенок,
без манишки, без золота на передних зубах и без мазков пудры на чистеньком
личике и носике. И в самом деле, всякий раз, когда мисс Папфорд в краткой
лекции излагает своим ученицам мифологию заблудших язычников (всегда
решительно игнорируя Купидона) и рассказывает о том, как Афина в полной
экипировке выпрыгнула прямо из головы Зевса, так и кажется, что она дает
понять: "Вот и я точно так же появилась на свет, в полной экипировке, с
Таблицей умножения, Грифельной доской и Картами".
давняя-предавняя дружба. И воспитанницы даже предполагают, что стоит им уйти
спать, как обе подруги называют одна другую просто по имени. Ведь однажды во
время грозы мисс Папфорд вдруг упала в обморок, и ассистентка мисс Папфорд
(никогда ни раньше ни позже не называвшая мисс Папфорд иначе, как мисс
Папфорд) бросилась к ней с криком: "О моя дорогая Евфимия!" И в самом деле,
на образце вышивки, что висит в классной комнате колледжа, значится им ч
мисс Папфорд - Евфимия (год рождения тщательно выщипан), вышитое вблизи двух
павлинов, которые, смертельно напуганные немецкой надписью, выползающей из
домика и гонящейся за ними с горы, удирают без оглядки, чтобы спрятать свои
профили в двух гигантских бобовых стеблях, произрастающих в цветочных
горшках.
что мисс Папфорд когда-то была влюблена и что предмет ее любви все еще
пребывает в этом мире. Более того, они полагают, что он - весьма влиятельная
персона. И более того, что ассистентка мисс Папфорд полностью осведомлена