Но мысль мелькнула и пропала.
бессмысленно. - Боже мой, как у меня все нелепо получается! И как тогда
было хорошо на море!"
старую рыжую пушку у входа на камнях, маленького человека с указкой в руке
- это вдруг на мгновение пришло к нему, согрело его, и он улыбнулся.
приближающихся. Он к ней обратился с чем-то, она не ответила.
остановился поодаль и с любопытством оглядел Клару. Всю, с ног до головы.
У кривоногого были курчавые черные волосы, густые брови, сросшиеся на
переносье, острый маленький подбородочек, быстрые, острые мышиные глазки.
А в общем - чахлое, ничтожное личико.
нашивки). - Товарищ Зыбин? Мы не дойдем с вами до машины? Нужно
поговорить.
игру, и взглянул на Клару. Она молча стояла у дерева и смотрела на них.
посмотрел на высокого. Тот все так же молча рассматривал Клару.
вечером, - сказал он деловито.
искать, - серьезно сказал кривоногий. - Мы довезем ее. Да, впрочем, вы
сами довезете. Нам ведь вас только на пару слов.
Они дадут нам проститься?
неподвижно). - Вы смотрите, как они нам не доверяют.
доверие.
никуда не пойдем.
мелкие, хищные и незначительные, сближались, и лицо теперь казалось почти
черным.
- Паспорт у вас с собой?
взял его, открыл, закрыл и сунул в карман.
выполняем закон. Мы сделаем что-нибудь не так, а потом вы нас затаскаете
по прокурорам. Знаем мы это! Нет, у нас все в порядке.
выглядело как заголовок. Подпись была голубая, факсимильная. Его фамилию
вписала от руки круглым, почти ученическим почерком какая-то молодая
секретарша, нежная мамина дочка.
он высокого.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
он три года назад прожил целых два месяца.
гору, то под гору, с лавочками-прилавочками, с садами-садочками и,
наконец, с курортным базарчиком над самым-пресамым морем.
шумным и веселым местом города. На середку его выкатывались два дубовых
бочонка, устанавливали их на козлы, и усатый грек в белом фартуке, вечно
под хмельком, с шуточками-прибауточками угощал всех желающих настоящим
портвейном и мадерой. Пара стаканов - полтинник, пять стаканов - рубль; за
два рубля - пока назад не пойдет.
верно, подташнивало, но все равно к вечеру ишачок увозил уже пустые
бочонки.
морские коньки, похожие на бессмертники, связки белых и желтых ракушек -
бусы, плоские сиреневые камешки - с морем, чайками и пальмами и, наконец,
крабы. Вот крабов было тут больше всего - наверно, сотни, - всяких:
желтых, красных, розовых, багровых, почти черных - их притаскивали из дома
на лотках и осторожно расставляли по циновкам... Так они стояли на колючих
ножках, сверкали лаком, походили то на туалетные коробки, то на
туфельки-баретки, то на огромные круглые пудреницы, и вокруг них всегда
толпились курортники. Зыбина они интересовали не слишком, но на базар он
ходил: ему тоже до зарезу нужен был краб, но не такой, как тут, а
настоящий, черный, колючий, в шипах и натеках, с варварски зазубренными
клешнями, в зеленых подводных пятнах на известковом шишковатом панцире -
но именно таких на базар-то и не выносили. Вероятно, они были все-таки не
ходкий товар, да и то сказать, разве такого поставить на комоде на белое
покрывало с мережкой между круглым зеркалом и той же самой туалетной
коробкой?
одну из пяти коек в угловой комнате, - он, листая каталоги и проспекты,
установил про себя три достопримечательности этого городишки. Первая - во
время оно здесь существовал крупнейший античный порт, отсюда вывозили в
Италию зерно (найдена обширная посвятительная надпись Посейдону, разрыты
остатки амфитеатра, работает городской музей). Вторая - возле городка
расположен едва ли не единственный на Черном море детский пляж (детский
парк, карусель, больница костного туберкулеза, а летом и Центральный
детский театр под художественным руководством Натальи Сац). Однако этот
пляж и выходил каждое утро Зыбину боком. Просыпался он рано, часов в пять,
одевался, брал книгу, бинокль и незаметно прошмыгивал на улицу, к морю.
Было тихо, светло, безветренно. Все еще спали: швейцар в дверях, дворник
на дворе, привратник у ворот - и никто не замечал ни как он уходил, ни как
возвращался. А возвращался он часов в семь и сразу заваливался спать.
Правда, в девять всех будили на завтрак, но он спал все равно. Но еще
через час хочешь не хочешь, а приходилось вставать. Угловая комната
выходила окнами на детский пляж, на какой-то особенный, специально
отгороженный сектор его, и по утрам стекла дребезжали от детского визга.
Пока дети баловались и свободно могли упасть и захлебнуться, мамаши сидели
на простынях и шумно переживали: "Рудик, ты куда полез! А что я тебе
сказала, Рудик, сегодня утром?! Только до грудки, только до грудки,
скверный мальчик! А, ты вот как!" - и вслед за этим всегда раздавался
резкий визг. Конечно, спать было уже невозможно, он вставал, одевался в
пижаму, садился перед окном с книжкой в руках, но не читал, а смотрел на
море. И через некоторое время наступала тишина, детей уводили. Мамаши
вставали с простынь, переговаривались, расхаживали, слегка массировали
себе ладонями животы и ляжки. Потом они лезли в море, но так как это были
особые мамаши, то купались они без всякого плеска и шума, достойно и не
особенно долго. Через полчаса, обалдев от солнца и моря, они уже
выкарабкивались на берег и забирались под навес, там они пили из зеленых
термосов, похожих на осоавиахимовские противогазы, горячее какао,
раздирали багровыми ногтями апельсины и наконец, напившись и наевшись,
вяло сваливались на бок и тихо засыпали. И все на пляже засыпали тоже.
Ветер бродил по песку, вздувал юбки и блузки, добирался до зонтиков и
корябал их спицами песок, колыхал огромные, голубые, как глобусы, мячи, и,
так ничем основательно и не заинтересовавшись, тихонечко уходил с пляжа.
книгу на тумбочку, переодевался и шел в столовую. И дальше все шло как по
заведенному: обед, купанье, прогулка, кино или что-нибудь в этом роде,
потом ужин, вечерняя прогулка и сон. Но иногда перед обедом случалось
необычайное: на пляже - и всегда в одно и то же время! - появлялась тонкая
женская фигурка: черное трико, загорелые ноги, короткая светлая гривка.
Она шла, болтала руками, смеялась, пинала подвернувшийся мячик, и он летел
через весь пляж, бросала кому-то что-то веселое и исчезала так же
внезапно, как и появлялась.
единственный в Советском Союзе Институт виноградоводства и виноделия.
Лондон Джек
Жюль Верн
Ковальчук Вера
Суворов Виктор
Глуховский Дмитрий
Афанасьев Роман