велико было, по-видимому, его отвращение к этой эмблеме войны), и поспешно
вышел из зала, чтобы исполнить приказание короля.
упоминали, здесь были большей частью люди низкого звания, обязанные своим
возвышением при королевском дворе отнюдь не доблестным подвигам на поле
брани. Бледные от испуга после только что происшедшей сцены, они
переглядывались в сильном смущении. Людовик презрительно посмотрел на них и
сказал:
самоуверенность графа де Кревкера, герцог Бургундский имеет в его лице
отважного и верного слугу. Хотел бы я знать, где мне найти такого же верного
посла, чтобы отвезти мой ответ?
Ни один из нас, я уверен, не откажется отвезти герцогу Бургундскому ваш
вызов на конце своего меча.
государь, - прибавил старый Кроуфорд. - Ни я и ни один из моих подчиненных,
достойных того по своему званию, ни на минуту не задумались бы проучить
этого гордого графа за его дерзость. Моя рука еще достаточно тверда,
государь, только бы ваше величество соизволили дать мне свое разрешение.
дело, которое могло бы принести славу нам самим, нашему государю и Франции.
безумной отваге, которая из-за какого-нибудь пустого вопроса рыцарской чести
готова погубить вас самих, французский престол и всю страну. Все вы знаете,
как дорог сейчас каждый час мира, чтобы залечить раны нашей истерзанной
страны, а между тем каждый из вас готов очертя голову ринуться в бой из-за,
какой-нибудь выдумки бродячего цыгана или из-за бежавшей красавицы, которая,
быть может, стоит немногим больше его... Но вот и кардинал - надеюсь, с
мирными вестями... Ну что, ваше святейшество, удалось вам вразумить этого
взбалмошного графа?
этому гордому графу, какое оскорбление он нанес вашему величеству своим
дерзким упреком, прервавшим аудиенцию; я сказал ему, что его повелитель, во
всяком случае, не мог уполномочить его на столь наглый поступок, который был
вызван лишь его собственным необузданным характером, и объявил ему, что
такое поведение отдает его в руки вашего величества и что теперь в вашей
власти наказать его, как вы найдете нужным.
чтобы сесть на коня, - продолжал кардинал. - Он повернул ко мне голову,
выслушал мою речь, не меняя позы, и ответил: "Если бы я был за пятьдесят лье
отсюда и мне сказали бы, что король французский оскорбил моего государя, я,
не задумываясь, вскочил бы на коня и прискакал сюда, чтобы облегчить свою
душу ответом, который я только что ему дал".
всяких признаков гнева или волнения, - я говорил, что в лице графа Филиппа
де Кревкера герцог, наш кузен, имеет самого достойного слугу, когда-либо
служившего государю... Но вы все-таки уговорили его подождать?
свой вызов, - ответил кардинал. - Он остановился в гостинице "Лилия".
- Такой слуга - драгоценный камень в венце государя... Двадцать четыре часа?
- прошептал он, глядя прямо перед собой задумчивым взором, словно старался
заглянуть в будущее. - Двадцать четыре часа?.. Не много времени!.. Впрочем,
за двадцать четыре часа, употребленные с умом, можно сделать больше, чем за
целый год, проведенный беспечным бездельником... Но что же я!.. На охоту! В
лес, в лес, господа! Любезный родич герцог Орлеанский, отбросьте вашу
скромность, хотя она вам очень к лицу, и не обращайте внимания на
застенчивость Жанны. Скорее Луара перестанет сливаться с Шером, чем Жанна
откажется от вашей привязанности.., а вы - от ее, - добавил Людовик вслед
бедному принцу, который медленно побрел за своей нареченной. - Запасайтесь
копьями, господа, потому что мой доезжачий Аллегр выследил нынче вепря,
который задаст работу нам всем: и людям и собакам... Дай мне твое копье,
Дюнуа, и возьми мое: оно для меня тяжело, а ведь ты никогда еще не жаловался
на тяжесть копья. На коней, на коней!
Глава 9
ОХОТА НА ВЕПРЯ
своего государя, на этот раз он сделал непоправимую ошибку. Ослепленный
тщеславием, он вообразил, что, уговорив графа де Кревкера отложить свой
отъезд, оказал королю такую услугу, какую не сумел бы ему оказать никто
другой. А так как кардиналу было известно, какое важное значение придавал
Людовик отсрочке войны с герцогом Бургундским, то он невольно давал ему
понять, что вполне понимает всю важность своей услуги. Он держался ближе
обыкновенного к особе короля и все время старался наводить разговор на
утренние события.
не любят, чтобы подданные приближались к ним, всем своим видом показывая,
что помнят об оказанных ими услугах и тем самым как бы требуют награды или
благодарности. А Людовик, самый подозрительный из всех когда-либо живших
монархов, положительно не выносил людей, ни слишком высоко ценивших свои
услуги, ни пытавшихся проникнуть в его тайны.
осторожными людьми, кардинал, вполне довольный собой, продолжал ехать рядом
с королем, при каждом удобном случае заводя разговор о Кревкере и о его
посольстве; и хотя очень возможно, что в ту минуту этот предмет больше всего
занимал мысли Людовика, именно о нем-то он меньше всего желал говорить.
Наконец король, долго и со вниманием слушавший кардинала, хотя ни одним
словом не поддерживавший разговора, сделал знак Дюнуа, ехавшему немного
поодаль, чтобы тот приблизился к нему с другой стороны.
очень хочется заставить нас начать совет о делах государства.
Дюнуа. - Я рожден сражаться за Францию, мое сердце и рука к ее услугам, но
голова моя не годится для советов.
король. - Он исповедовал Кревкера у ворот нашего замка и передал нам всю его
исповедь... Или, может быть, не всю? - добавил король с особым ударением на
последнем слове и бросил на кардинала взгляд, сверкнувший из-под густых
темных бровей, словно клинок обнаженного кинжала.
исповеди, но нет sigillum confessionis <Тайны исповеди (лат.).>, которая не
растаяла бы под дыханием вашего величества.
нами чужими тайнами, то он, естественно, ожидает от нас такой же
откровенности и выражает вполне разумное желание, чтобы мы пошли ему
навстречу и сообщили, действительно ли обе дамы де Круа находятся в наших
владениях. К сожалению, мы не в силах удовлетворить его любопытство, так как
нам неизвестно точное местопребывание странствующих красавиц, переодетых
принцесс и оскорбленных графинь, могущих скрываться в пределах наших
владений, которые, благодарение господу богу и пресвятой деве Эмбренской,
слишком обширны для того, чтобы мы имели возможность ответить на этот вопрос
его святейшества. Но предположим, что местопребывание этих дам мне известно.
Что бы ответил ты, Дюнуа, на повелительное требование нашего кузена?
желаете: войны или мира? - сказал Дюнуа с прямотой, свойственной его
открытому, смелому характеру, благодаря которому он заслужил привязанность и
доверие короля, ибо Людовик, как все коварные люди, настолько же любил
читать в чужих сердцах, насколько не любил открывать свою душу.
знал, чего я хочу, - сказал король. - Но допустим, что я решился на войну...
Как же мне тогда поступить с этой красавицей и богатой наследницей, если
предположить, что она находится здесь, у меня?
чтобы любить, и рука, чтобы защищать ее, - ответил Дюнуа.
прямотой более тонкий политик, чем я тебя считал.
Клянусь Орлеанской девой, я так же прямо иду к своей цели, как смело сажусь
на коня. Но ваше величество должны заплатить Орлеанскому дому хоть одним
счастливым супружеством - вот что я хотел сказать.
счастливая парочка?
смея ни удалиться от короля, ни ехать порознь у него на глазах, они ехали
рядом, но все-таки ярда на два друг от друга - расстояние, которое робость
одной и отвращение другого не позволяли им уменьшить, а страх - увеличить.