сотни, а может, и большего количества анкет, которые Якову Марковичу
приходилось заполнять, он помнил назубок. Это было очень важно, чтобы, не
дай Бог, в каком-нибудь пункте случайно не описаться. Сам Яков Маркович в
этом слове почему-то всегда ставил ударение в начало, хотя имел в виду
исключительно истечение слов. Он утверждал, что эти ответы каждый советский
человек должен помнить и после кончины, поскольку неизвестно, берут ли
русского, не говоря уже о еврее, без анкеты в ад, а уж в рай, так это
совершенно точно, нет.
что ни на один вопрос, даже вовсе простой, Яков Маркович не мог ответить
"да" или "нет". В каждом "нет" было все-таки немножечко "да", а в каждом
"да" -- какой-то процент "нет". Наиболее истинным он считал то, что было
написано в предыдущей анкете, а об остальном мог только догадываться,
известно остальное или неизвестно в каких-либо организациях лучше, чем ему
самому. С уверенностью он мог лишь указать свой нынешний псевдоним, хотя и
тут, конечно, имелся один процент туда и один сюда.
черты оседлости. Она рассказывала сыну, что в молодости, когда за ней,
большевичкой, после ссылки нелегально проживавшей в Петербурге, стала
следить полиция, она уехала в Берлин и там познакомилась с настоящим
немецким коммунистом. Возможно, он тоже был еврей, но может быть, что и нет.
Сарра Раппопорт вспоминала, как в берлинской синагоге, по настоянию ее
родителей (отец Сарры имел часовую мастерскую), раввин сделал обрезание ее
мальчику 13 января 1917 года и записал его рождение этим днем в книге под
именем Янкель.
-- мне делают обрезание все кому не лень.
мужа Сарра звала Марком, товарищи -- Меером. Настоящее его имя никогда не
употребляли. В синагоге Янкеля записали по фамилии отца, но пока мальчик был
маленьким, отца у них в доме не поминали; он остался в Германии, а Сарра,
вернувшись после революции в Россию, боялась, что сын проболтается! Она
предполагала, что раз его отец не пишет, значит, он в подполье. И поэтому
фамилию сыну она написала свою.
в Совнаркоме. Говорил он почти по-русски, передал привет и посылку. Он
уговаривал мать уехать к отцу, который, оказывается, давно переселился в
Соединенные Штаты и имеет там свой маленький бизнес.
Сарра на гостя. -- Но передайте ему, что я своих убеждений не переменю ни за
какие коврижки!
коммунист у нас в Америка. Здесь коммунист много, у нас мало. И потом... Он
все-таки отец на ваш ребенок... Он вас любит!
избежание недоразумений, и в анкетах писал, что родственников за границей
нет. При получении паспорта, не имея свидетельства о рождении, вместо
Берлина назвал другой хороший город -- Бердичев, потому что он тоже
начинался с Бер. И, как впоследствии сам убедился, он поступил весьма
дальновидно. Что из документов он мог предъявить в милиции? Только старый
паспорт Сарры, с которым она до революции ездила за границу и обратно. И
когда предъявляешь какой-нибудь документ, сразу начинается путаница. В
паспорте было записано: "Вероисповедание иудейское".
-- "индей". А когда он удивился, успокоила:
был ни Яковом, ни Марковичем, ни Раппопортом. Он родился неизвестно точно
когда и абсолютно точно не в Бердичеве. Он не примкнул ни к одной из
существующих национальностей, и ему оставалось стать в СССР родоначальником
и представителем новой нации -- индеев.
представленные ему списки ответственных и не очень ответственных работников
аппарата, отмечая некоторых галочками, возле Сарры Раппопорт он поставил
синим карандашом точку, задумался и даже пососал трубку. Сарру он знал очень
хорошо. Они часто виделись до революции. Он принимал ее за грузинку и слегка
за ней ухаживал. Тогда она была почти девочка, тоненькая, как виноградная
лоза, с черной косой, а в 19-м вернулась в Россию после родов похорошевшей,
разве что самую малость располневшей. Сталин встретил ее в ЦК,
по-товарищески положил руку на плечо и предложил работать у него в Рабкрине.
Рабоче-крестьянской инспекции Варлаама Аванесова, работавшего в тесном
контакте с Дзержинским. Своего заместителя Сталин, однако, не любил за его
бесконечные возражения, без которых тот никак не мог обойтись. Поговаривали,
что к этому примешивалась и нелюбовь грузина к армянам вообще, но это была
неправда. Пристроив Сарру к Аванесову, Сталин стал приглашать ее к себе на
дачу в Барвиху, гулял с ней в лесу. Однажды на тропинке, когда Сталин как бы
случайно положил Сарре руку пониже талии, им навстречу попался Владимир
Ильич. Он остановился и со свойственной ему прямотой и лукавством пригрозил
пальцем:
мелкобуржуазные отношения, а? Надо натравить на них Рабоче-крестьянскую
инспекцию!
обещая в случае согласия развестись с женой. Но Сарра почему-то ему
отказала. Больше Сталин ее на пикники не приглашал.
мог меня усыновить! И я бы звал его "товарищ Папа".
Сарры Раппопорт в молодости была очень красивая кожа. А затем -- нанесенную
ему обиду. И вспоминал Аванесова, который к этому времени умер. Аванесов был
очень эгоистичным человеком. Когда в 18-м к нему пришел комендант Кремля
Мальков и спросил, что делать с Фаней Каплан, которая ранила Ленина,
Аванесов сам дал распоряжение ее расстрелять, даже не посоветовался. Не
иначе как он хотел выслужиться перед Лениным, а его, Сталина, оставить в
стороне. Между прочим, Фаня была еврейкой. И кажется, Сарра говорила, что до
революции была с ней знакома. Товарищ Сталин еще немного подумал, поставил в
списке возле фамилии Раппопорт галочку и наискосок приписал: "Не связана ли
с покушением на Ленина?"
возмущенное письмо: "Коба! Я требую, чтобы ты немедленно меня освободил.
Ведь это же гнусно -- сводить личные счеты с женщиной!" За слова "гнусно" и
"требую" Сарру Раппопорт расстреляли.
скульптором-монументалистом. Его дипломная работа называлась "Ленин и Сталин
в Горках". Сталин приехал, они сидят на скамье, и Ленин вдохновенно
рассказывает о будущем, а Сталин вдохновенно развивает положения Ленина. В
этом была совсем маленькая историческая натяжка: в период времени,
остановленный Раппопортом для вечности, Ленин был уже немым. Но зато с точки
зрения социалистического реализма все было правильно.
благополучно. Жаль только, что он, сын революционера и революционерки,
писать об этом не мог, сперва как сын заграничного отца, потом как сын
репрессированной матери, а впоследствии -- чтобы не упрекнули, что раньше
скрывал правду. Яков Маркович не хуже других усвоил, что анкета есть донос
на себя, и не спешил вписывать подробности. Но перестал он спешить, уже
когда обжегся.
крыши Дворца Советов. Дворец строился на берегу Москвы-реки, на месте
взорванного храма Христа-Спасителя. Скульпторы рабоче-крестьянского
происхождения стали подтрунивать над индеем Раппопортом, в результате чего в
Якове Марковиче первый и последний раз в жизни взыграло национальное
чувство. И он подал в милицию заявление об изменении своей национальности,
чтобы в паспорте было написано "еврей", но если это нельзя, то был согласен
на любую другую национальность, лишь бы такая существовала.
-- А в действительности ты кто?
приехали. На допросах он узнал, что занимался шпионажем в пользу Индейской
республики. Его даже не били. Ему дали отдохнуть от пищи и воды два дня, а
потом покормили селедкой. Еще через два дня, скучая по воде, он вспомнил,
что действительно является резидентом службы госбезопасности буржуазной
республики Индея. Яков Маркович боялся только, что заставят показать Индею
на карте. Но этого не потребовалось.
резидентами, понял?
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Курылев Олег
Пехов Алексей
Глуховский Дмитрий
Майер Стефани