Чтение 24–й страницы книги ~Французов ручей~

--Не опасней, чем все остальное, -- невозмутимо улыбаясь, ответил он,
словно не придавая особого значения происходящему, потом помолчал и добавил:
-- Хотите мне помочь?

--Конечно, -- откликнулась она.

--Тогда спуститесь с Пьером Бланом к ручью и попробуйте найти лодку. В
нескольких милях отсюда, на холме, стоит деревушка. Рядом, почти у входа в
залив, -- небольшая пристань. Там наверняка есть лодки. Возьмите первую
попавшуюся, переправьтесь в Фой-Хэвен и вызовите Филипа Рэшли.

--Хорошо, -- сказала она.

--Дом его вы найдете без труда, он стоит рядом с церковью, окнами на
причал. А причал вон там, где горит фонарь.

--Вижу, -- ответила она.

--Постарайтесь во что бы то ни стало заманить его на корабль.
Придумайте любую причину, лишь бы он поверил. И не забывайте все время
держаться в тени -- в темноте вас еще можно принять за юнгу, но на свету вы
выдадите себя с головой.

--А если он не захочет идти?

--Сделайте все, чтобы его уговорить.

--А если он что-то заподозрит и схватит меня?

--Тогда ему придется иметь дело со мной.

Он отошел от нее и спустился к воде. Матросы двинулись следом за ним.
Она увидела, что они сняли камзолы и шляпы, а башмаки повесили на шею,
продев шнурки сквозь пряжки. Она посмотрела на корабль, нетерпеливо рвущийся
с якоря, на сигнальный фонарь, мигающий под ветром, и подумала о команде,
которая мирно спит в своих каютах, не подозревая об угрозе, надвигающейся из
темноты. Все произойдет быстро и бесшумно: не скрипнет весло в уключине, не
мелькнет за кормой тень от лодки -- лишь чья-то мокрая рука высунется из
воды и ляжет на якорную цепь, а еще через некоторое время к кубрику
протянется цепочка влажных следов да несколько смутных фигур скользнут по
палубе. Затем послышится осторожный шепот, свист, чей-то тихий, сдавленный
крик, и все будет кончено.

Она поежилась, чувствуя в душе предательскую робость, но он посмотрел
на нее с берега, улыбнулся и проговорил:

--Идите, вам пора.

И, повинуясь ему, она побрела вдоль ручья, спотыкаясь о камни и
скользкие водоросли, а Пьер Блан послушно, как верный пес, затрусил за ней.
Она шла не оборачиваясь, зная, что они уже вошли в воду и плывут к кораблю,
а ветер тем временем усиливался, вода бежала все быстрей, и, когда она
наконец подняла голову, резкий порыв с юго-запада хлестнул ей в лицо дождем.

13

Дона, съежившись, сидела на корме маленькой лодки и смотрела, как Пьер
Блан возится в темноте с веслами. Дождь струился по ее плечам, рубашка
совсем промокла. Отлив уже добрался до заводи, где стояли лодки; белые
буруны, вскипая, бились о ступени причала. Домики на холме, казалось,
вымерли, и Пьеру Блану без хлопот удалось отвязать ближайшую лодку. Едва они
выгребли на середину ручья и слева распахнулся широкий залив, как ветер со
всей силой обрушился на них. Короткие волны, подгоняемые отливом, перелетали
через низкие борта. Дождь лил не переставая; холмы скрылись за мутной
завесой. Дона совсем продрогла в своей тонкой рубашке и чувствовала себя
жалкой и беспомощной. Ей казалось, что все случившееся произошло по ее вине,
что это она принесла кораблю несчастье и теперь, нарушив морской закон и
взяв на борт женщину, он неизбежно обречен на гибель.

Она взглянула на Пьера Блана: он больше не улыбался, а изо всех сил
налегал на весла, то и дело посматривая через плечо на залив. Город был уже
совсем близко, она ясно различала домики, вытянувшиеся вдоль причала, и
высокий церковный шпиль.

Все это было похоже на сон, мрачный, тяжелый сон, который и она, и этот
смешной коротышка Пьер Блан должны были обязательно досмотреть до конца.

Она наклонилась к нему, он на секунду поднял весла, и лодка заплясала
на коротких волнах.

--Я пойду одна, -- сказала она. -- А ты оставайся у причала и жди меня
в лодке.

Он с сомнением посмотрел на нее.

--Так будет лучше, -- твердо проговорила она, положив руку ему на
колено. -- Если я не вернусь через полчаса, плыви к кораблю.

Он помолчал, обдумывая ее предложение, потом кивнул, по-прежнему без
улыбки. . Они подплыли
к причалу, тусклый свет фонаря упал на их лица. Под лестницей бурлила вода.
Дона остановилась на корме, держась рукой за перила.

--Не забудь, Пьер, -- сказала она, -- если через полчаса меня не будет,
сразу же плыви к кораблю.

И, отвернувшись, чтобы не видеть его встревоженного лица, она взбежала
по ступеням и быстро двинулась по улице к церкви, невдалеке от которой, у
подножия холма, стоял один-единственный дом.

Из окон первого этажа струился слабый свет, с трудом пробиваясь сквозь
задернутые шторы; на улице не было ни души. Дона нерешительно остановилась
под окном и подула на замерзшие пальцы. Затея с Филипом Рэшли снова
показалась ей опасной и ненужной. Зачем вызывать его из дома, если он
наверняка скоро уляжется в постель и безмятежно проспит до утра? Дождь лил
как из ведра, она промокла насквозь и чувствовала себя одинокой, беспомощной
и несчастной.

Неожиданно окно над ее головой распахнулось, и она испуганно прижалась
к стене. Послышалось чье-то тяжелое дыхание, протяжный зевок и звук
выбиваемой о подоконник трубки -- на плечо ей посыпались угли. Затем в
глубине комнаты заскрипел стул, и мужской голос о чем-то негромко спросил.
Человек, стоявший у окна, ответил -- Дона с ужасом узнала голос Годолфина.

--Похоже, с юго-запада надвигается буря, -- произнес он. -- Напрасно ты
поставил корабль так близко к заливу. Если ветер к утру не переменится, ему
несдобровать.

Наступила тишина. Дона отчетливо слышала стук своего сердца. Она совсем
забыла о Годолфине, а ведь он был шурином Филипа Рэшли. Всего неделю назад
она пила чай у него в гостиной, и вот теперь он стоял в двух шагах от нее и
угли из его трубки сыпались ей на плечо.

Она вспомнила об их сделке с французом и о его обещании добыть парик
Годолфина. Так вот оно что -- выходит, он все предусмотрел заранее. Он знал,
что Годолфин останется ночевать в Фой-Хэвене, и решил одновременно с
кораблем заполучить и его парик.

Несмотря на терзавшее ее беспокойство, она не удержалась от улыбки:
Боже мой, какое безрассудство -- рисковать жизнью ради глупого уговора! Но
именно за это она его и любила: за умение молчать и все понимать без слов,
привлекшее ее с самого начала, за способность отказываться от житейских благ
и за это отчаянное, неукротимое безрассудство.

Годолфин все еще стоял у окна, громко сопя и позевывая. До нее внезапно
дошел смысл его слов о неудачной стоянке, выбранной Рэшли для корабля. Она
поняла, как, не навлекая на себя подозрений, выманить их из дома. Из комнаты
снова послышался тот же голос, и окно над ее головой захлопнулось. Забыв об
опасности, она лихорадочно обдумывала свой план. Волнения сегодняшней ночи
воскресили в ней ту леденящую радость, которую она испытывала, разъезжая
верхом по улицам Лондона, - - смелая, беззаботная, опьяневшая от вина и
презрения к людской молве.

Однако теперешнее приключение было гораздо серьезней тех невинных
забав, которыми она пыталась скрасить томительные ночные часы, когда
лондонский воздух становился невыносимо душен, а приставания Гарри особенно
надоедливы. Она подошла к двери и, не раздумывая больше ни о чем, ударила в
большущий колокол, висевший снаружи.

В ответ послышался лай собак, тяжелые шаги, скрип засовов, и на пороге,
загородив своей мощной фигурой дверной проем, возник Годолфин.

--Что тебе нужно? -- сердито рявкнул он, глядя на Дону поверх пламени
свечи, которую держал в руке. -- Зачем ты явился в такой поздний час, когда
все честные люди уже ложатся спать?

Дона отступила в темноту, будто бы напуганная этим неласковым приемом.

--Капитан послал меня за мистером Рэшли, -- проговорила она. -- Он
хочет отвести корабль подальше от залива, пока не разыгрался шторм.

--Кого там еще принесло? -- послышался изнутри голос Филипа Рэшли,
заглушаемый лаем собак, которые выскочили из комнаты и накинулись на Дону.

--На место, Рэйнджер! На место, Танкред! -- отпихнув их ногой, крикнул
Годолфин и проговорил, обращаясь к Доне: -- Зайди в дом, мальчик, и объясни
все толком.

--Нет, сэр, мне надо идти, я промок до костей. Передайте мистеру Рэшли,
что капитан ждет его на корабле, -- ответила Дона и отступила еще дальше,
потому что Годолфин вдруг нахмурился и озадаченно уставился на нее.

Из комнаты снова послышался раздраженный голос Филипа Рэшли:

--С кем ты там разговариваешь, черт возьми? Это кто, Джим, сынишка Дэна
Томаса?

--Не торопись, приятель, -- произнес Годолфин, хватая Дону за плечо. -
- Мистер Рэшли хочет с тобой поговорить. Тебя ведь зовут Джим Томас, верно?

--Да, сэр, -- ответила Дона, в отчаянии цепляясь за первое попавшееся
объяснение. -- Капитан сказал, что дело срочное. Мистеру Рэшли надо
немедленно идти на пристань. Кораблю угрожает серьезная опасность. Нельзя
терять ни минуты. Мне тоже нужно бежать, сэр. Моя мать заболела, меня
послали за врачом.

Но Годолфин, не отпуская ее, поднял свечу повыше и принялся
вглядываться в ее лицо.

--Что это у тебя на голове? -- спросил он. -- Может быть, ты тоже
болен, как и твоя мать?

--Что за чушь? -- заорал Рэшли, появляясь в прихожей. -- Мать Джима
Томаса уже десять лет как покоится в могиле. Откуда взялся этот мальчишка?
Что случилось с кораблем?

Дона стряхнула с плеча руку Годолфина и опрометью кинулась бежать через