Чтение 24–й страницы книги ~Ченслер~

его ко рту.

В этот вечер, несмотря на предложение Летурнера, я не ел ничего!..
Ничего!..

40. СЕДЬМОЕ ЯНВАРЯ

Морская вода, почти беспрестанно заливающая плот, как только
поднимается волнение, стала разъедать кожу на ногах у некоторых матросов.
Оуэн, которого боцман после бунта держит связанным на переднем конце
плота, находится в самом плачевном состоянии. По нашей просьбе с него
сняли веревки. Сандон и Берке тоже пострадали от едкой соленой воды, а мы
пока пощажены: волны почти не доходят до задней части плота.

Сегодня боцман, обезумев от голода, стал грызть куски парусов,
деревянные шесты. У меня еще и сейчас отдается в ушах скрип его зубов.
Несчастный не в силах дольше выносить такие мучения и старается хоть
чем-нибудь наполнить желудок, чтобы обмануть голод. После долгих поисков
он, наконец, находит болтающийся на одной из мачт обрывок кожи. Ведь кожа
все же вещество органическое, и он пожирает ее с невыразимой жадностью.
По-видимому, боцману становится легче. Все мы следуем его примеру. Кожаная
шляпа, козырьки фуражек, все съедобное, что мы сумели отыскать, - все идет
в ход. В нас говорит какой-то звериный инстинкт, которого мы не в
состоянии подавить. В эту минуту, можно подумать, что в нас не осталось
ничего человеческого. Никогда не забуду этой сцены!

Если голод и не утолен, то по крайней мере рези в желудке на время
утихли. Но некоторые из нас не могли вынести этой отвратительной пищи: их
вырвало.

Прошу извинить меня за эти подробности! Я должен передать без утайки
все, что перестрадали потерпевшие кораблекрушение на "Ченслере". Пусть
читатели узнают из моего рассказа, сколько моральных и физических
страданий может вынести человеческое существо! Пусть это послужит уроком,
вынесенным из моего дневника! Расскажу решительно обо всем; к сожалению, я
предчувствую, что мы не достигли еще предела наших мучений!

Во время этой сцены я сделал наблюдение, подтвердившее мои догадки
насчет буфетчика. Хоббарт, хотя и хныкал по-прежнему и даже больше, чем
всегда, но к другим не присоединился. Его послушать, так он умирает от
истощения, но, глядя на него, невольно думаешь, что он меньше страдает,
чем остальные. Не припрятан ли у этого лицемера в каком-нибудь тайнике
запасец, которым он до сих пор пользуется? Я слежу за ним, но ничего
особенного не открыл.

Зной по-прежнему нестерпим, в особенности если ветер не умеряет его.
Рацион воды, конечно, недостаточен, но голод, по-видимому, убивает жажду.
И хотя я думал, что от недостатка воды мы будем страдать еще больше, чем
от недостатка пищи, я еще не могу этому поверить или по крайней мере
представить себе это. Да избавит нас господь от новой муки!

К счастью, в бочонке, который наполовину разбился, осталось несколько
пинт воды, а второй еще не тронут. Хотя нас теперь стало меньше, капитан,
вопреки требованию некоторых матросов, уменьшил ежедневный рацион до
полпинты на душу. Я одобряю эту меру.

Что касается водки, ее осталось лишь четверть галлона, спрятанного в
надежном месте, назади плота.

Сегодня, 7 января, около половины восьмого вечера, один из нас
скончался. Теперь нас осталось только четырнадцать! Лейтенант Уолтер умер
у меня на руках. Ни я, ни мисс Херби не могли его спасти... он уже свое
отстрадал!

За несколько минут до смерти Уолтер поблагодарил мисс Херби и меня
голосом, который мы с трудом могли расслышать. Из его дрожащих рук выпало
смятое письмо.

- Сударь, - сказал он. - Это письмо... от моей матери... я не имею
сил... последнее, которое я получил! Она пишет: "Я жду тебя, дитя мое, я
хочу свидеться с тобой!" Нет, мама, ты уже не увидишь меня! Сударь... это
письмо... приложите его к моим губам... я хочу поцеловать его... Мама...
боже!..

Я вложил это письмо в холодеющую руку лейтенанта Уолтера и помог ему
поднести его к губам. Его взгляд на мгновение оживился, я услышал слабый
звук поцелуя...

Лейтенант Уолтер умер! Господи, прими его душу!

41. ВОСЬМОЕ ЯНВАРЯ

Всю ночь я провел возле тела несчастного лейтенанта, а мисс Херби
несколько раз приходила молиться за усопшего.

Когда наступило утро, труп уже совершенно остыл. Я спешил... Да! Спешил
бросить его в море. Я просил Роберта Кертиса помочь мне в этом печальном
деле. Мы завернем покойника в жалкие остатки одежды и предадим погребению
в морской пучине; надеюсь, что из-за крайней худобы лейтенанта тело его не
всплывет на поверхность.

Роберт Кертис и я, приняв меры, чтобы нас не видели, извлекли из
карманов лейтенанта кой-какие предметы, которые будут переданы его матери,
если один из нас выживет.

Заворачивая труп в одежду, которая должна послужить ему саваном, я не
мог не содрогнуться от ужаса.

Правой ноги не было, вместо нее торчал окровавленный обрубок!

Кто виновник этого кощунства? Должно быть, ночью меня одолела усталость
и кто-то воспользовался моим сном, чтобы изувечить труп Уолтера. Кто же
это сделал?

Роберт Кертис бросает вокруг гневные взгляды. Но на плоту мы не
заметили ничего необычного; тишина прерывается время от времени лишь
стонами. Может быть, за нами следят! Поспешим бросить эти останки в море,
чтобы избежать еще больших ужасов!

Прочтя заупокойную молитву, мы бросаем труп в воду. Он тотчас же
исчезает в волнах.

- Черт возьми! Хорошо питаются акулы!

Кто это сказал? Я оборачиваюсь. Это негр Джинкстроп.

Боцман стоит возле меня.

- Эта нога... - спрашиваю я у него. - Вы думаете, что они, эти
несчастные...

- Нога?.. Ах да! - как-то странно отвечает боцман. - Впрочем, это их
право!

- Их право?! - кричу я.

- Сударь, - говорит мне боцман, - лучше съесть мертвого, чем живого.

Я не знаю, что ответить на эти холодно сказанные слова, и ложусь в
конце плота.

Часов в одиннадцать случилось, однако, счастливое событие.

Боцман, который еще с утра закинул свои удочки, на этот раз поймал трех
рыб - крупные экземпляры трески, длиною в восемьдесят сантиметров каждая.
Эта рыба в сушеном виде известна под названием "stokfish".

Едва боцман вытащил свою добычу, как матросы накинулись на нее. Капитан
Кертис, Фолстен и я бросаемся, чтобы их удержать, и вскоре нам удается
установить порядок. Три рыбы на четырнадцать человек - это немного, но,
как бы то ни было, каждый получит свою долю. Одни пожирают рыбу сырой,
можно даже сказать живой, и их большинство. У других - Роберта Кертиса,
Андре Летурнера и мисс Херби - хватает силы воли подождать. Они зажигают
на углу плота несколько кусков дерева и обжаривают свою порцию на вертеле.
У меня для этого слишком мало выдержки, и я глотаю сырое, окровавленное
мясо!

Летурнер-отец проявил такое же нетерпение, как и другие, он набросился
на свою порцию рыбы, точно голодный волк. Не могу понять, как еще может
жить этот несчастный человек, так долго лишенный пищи.

Я сказал, что боцман очень обрадовался, вытащив рыбу. Его радость была
так велика, что походила на бред.

Если такие уловы будут повторяться, то они могут спасти нас от голодной
смерти.

Я вступаю в разговор с боцманом и предлагаю ему повторить попытку.

- Да! - говорит он. - Да... Конечно... я попытаюсь... Попытаюсь!..

- Почему же вы не закидываете удочек? - спрашиваю я.

- Не теперь! - отвечает он уклончиво. - Крупную рыбу удобнее ловить
ночью, да и насадку надо беречь. Дураки мы, ничего не сохранили, чтобы
приманивать рыбу!

Он прав, и возможно, что эта ошибка непоправима.

- Однако, - говорю я, - раз вам удалось без насадки...

- Насадка была.

- И хорошая?

- Отличная, сударь, раз рыба клюнула!

Я смотрю на боцмана, а он на меня.

- И у вас осталось еще что-нибудь для заправки удочек? - спрашиваю я.

- Да, - тихо отвечает боцман и уходит, не прибавив ни слова.

Скудная пища, которую мы проглотили, придала нам силы, а вместе с
силами явился и проблеск надежды. Мы говорим об улове боцмана и не можем
поверить, чтобы нам не удалось наудить еще рыбы. Может быть, судьба,
наконец, устанет преследовать нас?

Мы начинаем вспоминать о прошлом - доказательство того, что на душе
стало спокойнее. Мы живем уже не только мучительным настоящим и тем
ужасным будущим, которое нас ожидает. Отец и сын Летурнеры, Фолстен,
капитан и я вспоминаем обо всем, что случилось с нами после катастрофы.
Погибшие товарищи наши, подробности пожара, кораблекрушение, островок
Хэм-Рок, погружение "Ченслера" в воду, ужасное плавание на марсах,