АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Что вы хотите этим сказать?
- Ничего. Решительно ничего. Он служил в 176 отдельном саперном бата-
лионе.
- Да, это я знаю. Ну и что же?
- Ничего! - Главецкий убедительно взмахнул рукой. - Я его, знаете ли,
встречал на фронте.
- Где вы его встречали?
- Да на фронте... слу... случайно...
Он искоса посмотрел на Галину.
- Изъян в прошлом, - сказал он вдруг торопливо, - сейчас еще ничего
не могу сказать, но... крупнейший недочет в "куррикулюм вите".
- Какой недочет?
- Не знаю... Ничего не знаю. Я, знаете ли, встречал его на фронте.
Очень, очень... - пробормотал он невнятно.
- Я прошу вас рассказать, что вы знаете о Шахове. Когда это было на
фронте? Что он сделал?
Главецкий встал и, уже не заботясь больше о том, чтобы итти прямо,
направился к двери.
- Говорю, вам, что я не знаю, - повторил он грубо, - а если бы и
знал, так... Неужели вы думаете, что я так бы все это вам и выложил?
- Подождите! Так зачем же вы приходили?
Главецкий тотчас же возвратился.
- Исключительно для того, - сказал он, пьяно растягивая слова, - что-
бы предупредить вас и, так сказать, облегчить сердце. Очень возможно,
что я места себе из-за этого не находил! Прапорщик инженерных войск Ша-
хов, ого! А я вам советую посмотреть в его "куррикулюм вите".
- Вы просто хотите очернить человека из каких-то грязных соображений!
- Очернить? Кого очернить? А вы его спросите насчет...
Он прищурил глаз и с пьяным удовольствием посмотрел на Галину.
- Вообще, насчет его жизни. Может, он вам расскажет?
- Вы пьяны! Прошу вас сейчас же уйти и больше не являться ко мне с
подобными разговорами.
- Я уйду, - тотчас же согласился Главецкий, - я к вам не для того
пришел, чтобы, скажем, хапнуть. Исключительно для вашей же пользы...
Очень, очень... - снова пробормотал он и, покачиваясь, вышел в прихожую.
Поздно вечером, получив наконец пропуск до Пулкова и ожидая поезд на
перроне Царскосельского вокзала, Галина вспомнила о своем странном посе-
тителе и еще раз перебрала в памяти весь свой разговор с ним.
"Как он сказал? Девять десятых... девять десятых судьбы... Одна деся-
тая и, быть-может, самая счастливая, потеряна безвозвратно...".
XII
В ночь на первое ноября Гатчинский дворец напоминал тонущий корабль.
Офицеры сбились в одну комнату, спали на полу, не раздеваясь, казаки,
не расставаясь с ружьями, лежали в коридорах. И так же, как команда пу-
щенного ко дну корабля не доверяет больше своим командирам, казаки
третьего конного корпуса больше не верили офицерам. У офицерских комнат
давно уже стоял открытый караул, назначенный казачьими комитетами.
- "Довольно мы ходили на Петроград... довольно мы по своим стреляли".
Корабль тонул и те, кто руководил им, все чаще задумывались о том,
какою ценою они, в случае крушения, могли бы купить свою жизнь.
У них оставалось немного времени, чтобы решить этот сложный вопрос, -
вода проникла в трюм и команда уже перебралась на верхнюю палубу; а
прежде чем самим потонуть, команда этого корабля в любую минуту была го-
това потопить виновников крушения.
Накануне вечером представители казачьих комитетов переехали через ли-
нию фронта и отправились в Царское Село, чтобы предложить революционным
войскам перемирие. Это перемирие было концом первой кампании гражданской
войны.
Корабль тонул, - а крысы бегут с тонущего корабля! Эти крысы бросают-
ся вплавь и тонут и доплывают до берега.
На этот раз берег был недалек, - крысы доплыли. Они бежали с правого
борта на Дон и с левого борта на Волгу и в подвалы своей страны, и в ам-
бары иностранцев.
В ночь на первое ноября только капитан, завернутый во френч, сидел на
капитанском мостике со своими вестовыми. Он молча сидел в кресле у ками-
на и смотрел на огонь своими близорукими глазами.
Он ждал до тех пор, покамест волны стали захлестывать капитанский
мостик.
Тогда бежал и он, - капитан, превращенный в крысу.
Часовой похаживал туда и назад, поправлял сползавший с плеча ремень
винтовки, и пел по-татарски: "двадцать пять шагов туда, двадцать пять
шагов назад, вот я, караульный Бекбулатов, стою на посту".
Он скучал, этот татарин, бог весть как попавший в Красновскую диви-
зию.
По коридору время от времени проходили казаки, в комнате напротив ти-
хо и тревожно разговаривали офицеры; Шахов лежал на полу, расстелив ши-
нель, глядел на сумеречные огни Гатчины, и прислушивался к ночным шоро-
хам, к позвязгиванию оружия и шпор, которое казалось ему чудесной музы-
кой в эту ночь, как-будто повторявшую печальные и знакомые минуты его
жизни.
Он не подводил никаких итогов, ни о чем не жалел. Еще утром ему уда-
лось отправить письмо Галине, и с этим письмом от него отошло все, что
тяготило его, все его заботы и радости, и то, что он сделал уже, и то,
что еще собирался сделать.
Остались только вот эти ночные шорохи и глухой разговор и эта песня,
которую бормочет за его дверью часовой.
- Очень хочу спать, - пел часовой, - я очень, очень хочу спать... Вот
скоро придет смена, и тогда я пойду спать, спать, спать...
И снова, как тогда, в вагоне, Шахов увидел себя и ясно почувствовал,
что он сам, Шахов, откуда-то из-за угла следит за каждым своим движени-
ем.
Ему казалось, что он лежит на полу, раскинув по сторонам руки, и де-
вушка с незнакомым лицом, в зеленом платье играет на гитаре, раскрывает
рот и снова закрывает его, закидывая назад голову, перебирая струны.
Она пела, но Шахов не слышал ни звука.
- Я оглох... глухота, - подумал он неясно.
Девушка уже не пела, а кричала ему все громче, и громче - он видел,
как жилы напружинились на белой, нежной шее, - и он все-таки не слышал
ни звука. Тогда маленькая посиневшая рука потянулась к двери. Он медлен-
но поворотился.
Главецкий в бесконечной кавалерийской шинели, волочившейся за ним по
полу, мелкими шажками, боком входил в комнату.
- Именем государя императора всероссийского, короля польского, князя
финляндского и проч. и проч. и проч., - сказал он торопливо, - Констан-
тин Шахов приговаривается к смертной казни через повешение.
- Какое же повешение? - возразил Шахов, - я прапорщик, я подлежу
расстрелу.
Он услышал поскрипывание и легкий скрежет, - кто-то аккуратно срезал
ему ворот пиджака, холодной сталью ножниц касаясь худощавой, слегка
вспотевшей кожи. Те же руки надевают ему мешок на голову и длинным бан-
том завязывают тесемку, и все пропадает, только во рту остается солоно-
ватый запах пота...
- И вот я вернусь назад, - пел татарин, - я приду назад и буду долго
спать, спать, спать...
Шахов привстал и снова лег, - у него болела голова, было душно.
И снова, сквозь смутные прорезы решетки, он увидел толпу, окружившую
невысокий помост и длинную веревку, качавшуюся от свежего осеннего вет-
ра, и человека с черным, смоляным мешком на голове, который стоял на по-
мосте и, как слепой, кружил вокруг себя легкими сухощавыми руками.
И снова он увидел себя, на этот раз, в парадном мундире офицера, с
высокой грудью, с эполетами на вздернутых плечах. Быстрыми шагами он
идет через узкий тюремный двор, вплотную подходит к помосту и протягива-
ет руки и сдергивает смоляной мешок.
И знакомое лицо друга, с прикушенным посиневшим языком, с закаченными
глазами, качается перед ним и, заикаясь, спеша, силится сказать ему, Ша-
хову, одно слово, только одно слово, которое нельзя не сказать здесь, на
этом помосте, которое нельзя унести с собою..........
...............
- Ему начальство, елки зеленые, распоряжение делает, а он хочь бы
хны! - сердито сказал кто-то за дверью.
- Начальство? А что мне начальство? Было да сгнило. Нас начальство по
всем фронтам третий год гоняет, а большевики хотят сразу на Дон отпус-
тить... Вот тебе и начальство!
- Сволочь ты после этого!
За дверью весело и лениво засмеялся кто-то.
- А сейчас бы славно домой... Матросы вчера говорили, что целыми
маршрутами отправлять будут! А девки там! Эх, дядя! Разве тут есть такие
девки?
- Девки! - хмуро сказал первый голос, - тебе вся суть в девках! А
присягу ты, сукин сын, забыл?
- Тоже, брат, взялся про присягу разговаривать. Довольно мы им прися-
гали! Будет!.. Пускай теперь они нам присягнут!
- Что-то ты, Васька, больно разговорчивый стал, дерьмо такое!
Как бы тебе в ж... ядрицы не вкапали.
Молодой возразил было, - но шум внизу, в первом этаже, заставил обоих
казаков вскочить на ноги.
Глухой и беспорядочный говор катился по лестницам наверх и, как по-
жар, начинался во всех концах дворца сразу.
Он усиливался все больше и больше, - ни шагов, ни звона оружия не бы-
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 [ 24 ] 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
|
|